Семнадцатилетние, стр. 40
— Посмотри, что она тут написала…
На чистом месте стояло: «Согласна с критикой. Учту! Н. Ерофеева».
— А что? По-моему, это хорошо! — громко одобрила подошедшая в этот момент Женя Смирнова. — Молодец, Надя!
Таня немедленно взяла из рук Нади карандаш и немного ниже написала своим размашистым почерком: «Виновата, но заслуживаю снисхождения. Книги сдала. Т. Аксенова».
— Теперь посмотрим, что напишут Крылова и Холопова, — сказала Женя.
— Крылова не будет ничего писать, — сказала Светлана. — Ты не слышала, какой она тут спор затеяла…
В это время послышался звонок. Катя взяла тетрадку и прошла за учительский стол, поджидая, когда в класс соберутся все ученицы. С первого дня принятия «Обещания» она начала записывать каждые десять отметок и складывать их. Из пятидесяти возможных прочно держались две средние цифры: сорок и сорок один. И только четвертый день дал рекордный скачок — сорок шесть. Это получилось, как ей казалось, за счет контрольной работы по химии и снисходительности Василия Васильевича. Бесспорно, успеваемость поднялась, и до сих пор еще не было получено ни одной двойки. Но они будут. Стоит только распуститься, успокоиться. «Нет! Надо требовать, требовать и требовать, — думала она. — Результат может быть выше. Вначале почти никто не перил, что они так быстро выправят положение. Сейчас увидели и поверили все. Даже Лариса тянется. Но до победы еще далеко».
— Внимание, девочки! — начала она, когда все уселись на свои места. — Два слова. На той неделе последние десять отметок опять дали сорок один…
— Откуда? — возразила Нина Шарина. — У меня поручилось сорок три.
— Не может быть… Ах, да! Ты и Белову считаешь. Нет, Белову считать нельзя.
— Пожалуйста, считайте, — великодушно разрешила Валя. — Я не возражаю. Я вам и раньше говорила…
— С какой стати! — резко перебила ее Катя. — Тебе до нас никакого дела нет, и нам до тебя дела нет!
— Она у нас кустарь-одиночка, — насмешливо крикнула Женя Смирнова.
— Тише, девочки! Я предлагаю сегодня остаться на полчасика и поговорить о последних тройках… Решили?
— Решили! — за всех ответила Светлана, поднимаясь. — Катя, у меня предложение… Знаете что, девочки? Вот мы боремся за красоту, а в классе у нас как-то не очень красиво… уютно. Давайте что-нибудь придумаем…
— А что?
— Украсим! Вот, например, цветы. Окна у нас большие, светлые. Самим же приятно!
— Правильно! — поддержала Таня. — Я даже фикус могу принести.
— Вот и поговорим на собрании, — сказала Катя, возвращаясь на свое место.
ПСИХОЛОГИЯ
Недоразумение произошло еще на первом уроке.
Психология была новым предметом в школе, затрагивала много волнующих вопросов, и, по слухам, преподавать ее должна была новая учительница. Первый урок ждали с интересом. Когда Варвара Тимофеевна вошла в класс и, как это всегда делалось, представила новую учительницу, многие из девушек не могли сдержать улыбок. Учительница была так молода, что с первого взгляда отличалась от своих учениц только прической и костюмом.
— Девочки, в этом году вы будете изучать психологию, — сказала завуч и, заметив неуместные улыбки, нахмурилась. — Психологию будет преподавать Наталья Николаевна. Ваше положение обязывает вас… как старших в нашей школе, помочь Наталье Николаевне освоиться. Она человек новый… Надеюсь, вы меня понимаете? — закончила Варвара Тимофеевна и, пропустив к столу молодую учительницу, вышла из класса.
— Садитесь, пожалуйста! — глухо сказала Наталья Николаевна и опустила голову.
Девушки сели. Наступила напряженная тишина.
Наталья Николаевна готовилась к своему первому уроку всю ночь. Она продумала и выучила наизусть вступительное слово, но сейчас от волнения все забыла. На лице ее появилось выражение такой растерянности, что Женя Смирнова поспешила прийти ей на помощь.
— Что вы хотите сказать? — спросила учительница, заметив поднятую руку.
— Скажите, пожалуйста, какую школу вы окончили? — спросила староста первое, что ей пришло в голову. И, видя, что учительница густо покраснела, пояснила: — В Ленинграде или в каком-нибудь другом городе?
Вопрос Жени действительно помог Наталье Николаевне справиться с волнением, но поняла она этот вопрос по-своему.
— Я окончила не школу, а институт! — резко сказала она. — И прошу нелепых вопросов мне больше не задавать.
От удивления Женя вытаращила глаза.
— Извините, но я думала, что до института вы учились в школе… — обиженно сказала она и села.
— Значит, вам вообще нельзя задавать вопросов? — спросила Белова.
— Вопросы задавать можно, если они имеют отношение к нашему предмету, — официальным тоном ответила Наталья Николаевна.
Так началось недоразумение. Десятиклассницы решили, что новая учительница слишком высокого мнения о своей особе, или, как они выражались, «задается», и каждом уроке искали всяческих предлогов для спора, чтобы «вывести ее на чистую воду». Наталья Николаевна это понимала, чувствовала недоброжелательное отношение и держалась с ученицами строго, холодно и отчужденно. Из боязни потерять авторитет, из-за отсутствия опыта, она никогда не отклонялась от программы: коротко и сухо пересказывала главы учебника и требовала точных ответов по нему. С каждым уроком отношения ухудшались, и учительница переступала порог десятого класса с тяжелым чувством, почти со страхом.
Войдя сегодня в класс, она, не глядя на поднявшихся девушек, проследовала к столу.
— Садитесь!
— Наталья Николаевна, разрешите задать вопрос? — сказала Клара Холопова, поднимаясь.
— Если он имеет отношение к уроку.
— Да.
— Пожалуйста.
— Сегодня мы учили третью главу — «Чувства». И двадцать пятом параграфе говорится о настроениях. Вы тоже об этом говорили. «На настроение некоторых людей большое влияние оказывает природа, время года, погода», — прочитала Клара в учебнике и сейчас же спросила: — Так?
— Так.
— Какое же влияние оказывает на настроение весна?
— По-моему, это само собой понятно. Бодрое, приподнятое, радостное.
— Так. А осень?
— А как вы думаете?
— Я думаю, что обратное. Когда за окнами дождь, слякоть, пасмурно, то настроение создается угнетенное, унылое, вялое.
— Совершенно верно. Что же вы хотите?
Класс насторожился, чувствуя, что Клара приготовила какой-то подвох.
— Если вы говорите верно, то я не понимаю, почему же… — сказала девушка с деланным недоумением и подняла учебник. — Вот, пожалуйста, я прочитаю: «Пушкин, как известно, из всех времен года больше всего любил осень, когда у него особенно легко создавалось приподнятое, бодрое настроение, вызывающее прилив творческих сил». Как же так получается?
Густая краска залила лицо учительницы.
— Что получается? — переспросила она.
— Получается нелепость! Противоречие. Я, например, не знаю, как понимать. Вы говорите одно…
— Это не я говорю, а наука.
— Какая же это наука, когда в одной и той же главе говорятся совершенно различные вещи?
— Хорошо, мы поговорим об этом на следующем уроке. Садитесь! — отрывисто сказала Наталья Николаевна.
— Ведь мы же учили к сегодняшнему дню…
— Садитесь! — резко приказала учительница. Клара села, но на смену ей поднялась рука Вали Беловой.
— У вас что? Тоже вопрос?
— Да. Вы говорили, что глубина чувств не связана с бурными переживаниями, ни тем более с бурными проявлениями. Лермонтов пишет: «Полнота и глубина чувств и мыслей не допускает бешеных порывов». Это верно?
— Ну и что же?
— Я хотела знать, верно это или неверно? — настойчиво спросила Валя.
— А что дальше? — уклонилась от прямого ответа учительница, предвидя опять какую-то каверзу.
— Пока все. Я только хотела знать, верно это или нет.
— Верно.
— А как вы считаете, Кутузов был глубокий человек?
Наталья Николаевна молчала. Она поняла замысел Беловой. В главе «Аффекты» приводился пример из «Войны и мира»: вспышка Кутузова при докладе ему немцем Вольцогеном о ходе Бородинского боя. И это, в какой-то степени, противоречило понятию о глубине чувств. Ничего страшного в этих противоречиях не было, и при других обстоятельствах она смогла бы все это объяснить, но, находясь в состоянии сильнейшего нервного напряжения, она боялась запутаться сейчас в неписанных законах человеческой психологии.