Семнадцатилетние, стр. 117

Кузнецов взглянул на Лену и, встретив ее сосредоточенный взгляд, продолжал:

— Вот вы столкнули пятерочнице двоечницами… Это правильно! Они ведь не только уроки учить будут, а иной раз между уроками чем-нибудь и другим займутся… Пускай друг на друга поближе посмотрят, познакомятся. А если и поцарапаются, тоже не страшно. Кроме пользы ничего не будет. Как бы это тебе сказать по-пе-да-го-гич-ней… — раздельно произнес он. — Воспитывая других, они и сами будут воспитываться… Связаться с комсомольскими организациями на производстве — это вы совсем что-то новое придумали. Из этого может получиться толк. Ты меня держи в курсе. В случае чего, райком поможет… Ну, скажем, так. Дочка инженера или мастера… Папаша не желает на нее воздействовать или она ему очки втирает. Ну, а он любит свою дочку и верит. Все неправы, одна дочка права. Это бывает! Ну, а что может сделать с родителем комсомол на производстве?.. Да он с ребятами не пожелает и разговаривать. Это надо умненько, с хитрецой. Через печать, через директора или парторганизацию… Ты мне обязательно скажи, когда такой случай будет… Между прочим, хороших родителей тоже надо как-то отмечать. Пускай другие на их примере учатся.

Последнее предложение, видимо, очень заинтересовало Кузнецова. Связь школы с производством, живая, конкретная, обещала много интересного и ценного. Кузнецов был творческим человеком и не мог удовлетворяться спокойными, готовыми и часто устаревшими формами работы.

Секретарь говорил с Леной, как со взрослой, как с равной, сознающей свою ответственность, и от этого она выросла на целую голову в своих собственных глазах. Возвращаясь домой, она вдруг вспомнила о Зуевой и рассмеялась: «Ну как это я могла подумать, что Кузнецов послушает ее!»

ВЕРА ГАВРИЛОВНА

Суббота — единственный свободный вечер недели. И не только у школьников, но и у преподавателей. В субботу можно сходить в театр, прочитать отложенную книгу, произвести генеральную уборку в комнате, встретиться со знакомыми. Субботой дорожили все, и, несмотря на это, Наталья Захаровна назначила очередной педсовет в субботу. Слишком большое значение придавала она этому совещанию и хотела, чтобы никто с тревогой не поглядывал на часы и не думал о завтрашних уроках.

Ровно без одной минуты до назначенного часа она пришла в учительскую, встала за председательским местом в конце стола, подождала, пока все рассядутся, успокоятся, и, окинув взглядом недовольные лица собравшихся учителей, начала:

— Товарищи, сегодня нам предстоит принять важные решения, имеющие большое значение для дальнейшей работы, и поэтому пришлось пожертвовать субботой. Я не думаю, что среди нас найдется человек, который был бы вполне доволен постановкой воспитательной работы в нашей школе. Это была бы ложь, самообольщение. Вопрос о воспитательной работе мы обсуждали на партийном собрании, и выяснилось, что учительский коллектив не имеет единой педагогической точки зрения. Нельзя с этим больше мириться, товарищи. Сергей Миронович Киров говорил, что «вопрос о школе — это вопрос о нашем дальнейшем движении вперед». Устами Кирова говорила партия, и мы должны понять, глубоко почувствовать нашу ответственность перед народом и сделать все возможное, чтобы поднять школу на тот уровень, который от нас требуют. Я предвижу ваши возражения… Три беды мешают нам работать. Первая беда — это две смены. Да. Сейчас положение создалось такое, что школа комплектуется не по принципу педагогической целесообразности, а по принципу «сколько втиснем». Вторая беда — перегруженность учителей. Да, я знаю, что вам трудно. Не всегда есть время даже на чтение специальной литературы, не говоря уж о новинках художественной литературы. И, наконец, третья беда — плохие жилищно-бытовые условия некоторых учеников. Да, многие дети не могут нормально заниматься; есть безнадзорные, и нам при школе нужен интернат. Все это верно, но это не значит, что мы должны сидеть сложа руки и ждать, когда нам создадут условия для работы. Все мы понимаем, что правительство знает о наших нуждах и принимает меры. Учебные программы будут разгружены, школам дадут новые здания, а жилищное строительство разворачивается… Вы это и сами видите. Но есть у нас и другие трудности, которые мы даже не всегда осознаем. И чем скорее некоторые из наших педагогов пересмотрят свои теоретические воззрения на воспитательную работу, чем скорее отрешатся от методов буржуазной педагогики, тем быстрее мы будем двигаться вперед.

Последняя фраза заставила многих с недоумением переглянуться, и это не ускользнуло от внимания директора.

— Не бойтесь, пожалуйста, слов и не пугайтесь резких формулировок, если за ними стоит правда. Достижений школы никто не отнимет, а с недостатками мы обязаны бороться решительно и непримиримо. Один из наших педагогов как-то сказал, что есть люди, которые строят коммунизм, но есть и такие, которые делают только вид, что его строят. Все, кто замазывает и скрывает ошибки и недостатки, безразлично под какими предлогами, те как раз и делают вид, что строят коммунизм… Возвращаюсь к прерванной мысли. Вам не нужно доказывать, что только правильное сочетание вопросов воспитания и обучения может дать желательные результаты. А правильно ли мы их сочетаем? Нет, товарищи! Все наше внимание обращено на обучение, на процент успеваемости, а в методах воспитания у нас разброд, разноголосица. Вполне справедливо упрекали нас на комсомольском собрании ученицы. Они делали это деликатно, не называя фамилий, говорили о недостатках своей работы, но критика их была направлена в наш адрес. И это происходит потому, что у нас нет педагогической ясности в вопросах воспитания, а значит, нет и единства требований, методов… Методкабинет превратился в склад учебных пособий и никакой, в сущности, работы не ведет, а мы смотрим на это сквозь пальцы. Все вы понимаете, что от правильной постановки воспитательской работы зависит и успеваемость. Я призываю вас поговорить сегодня так же, как мы говорили па партийном собрании. Без всякой оглядки, прямо, невзирая на лица, по-большевистски принципиально. В течение этого года мы наметили несколько докладов, чтобы договориться и найти единую линию. Сейчас мы послушаем доклад Марии Михайловны на тему: «Опыт работы с первичным коллективом». Пожалуйста, Мария Михайловна!

Не успела докладчик сказать и двух слов, как дверь скрипнула и в учительскую тихо вошла преподавательница физкультуры.

— Одну минуту… — прервала Наталья Захаровна докладчика. — Валентина Викентьевна, почему вы опоздали?

Физкультурница с удивлением посмотрела на директора, тряхнула головой и, сильно покраснев, встала.

— Я опоздала из-за трамвая… Долго не было трамвая, Наталья Захаровна, — пробормотала она. — Прошу меня извинить…

— Я здесь ни при чем! Ваше опоздание — это неуважение ко всем собравшимся. Ставлю вопрос на голосование. Считают ли товарищи причину опоздания уважительной и разрешают ли Валентине Викентьевне присутствовать на собрании? — сказала она, обращаясь к учителям.

Нечего и говорить, что педсовет единогласно разрешил опоздавшей присутствовать, но эти две-три минуты она запомнила на всю жизнь.

— Валя, имейте в виду, это штучки Горюнова, — шепнула ей Лидия Андреевна, когда пунцовая от стыда девушка села рядом с ней. — Он помешан на коллективном воспитании и хочет нас перевоспитывать. А она у него на поводу.

От волнения Валя плохо понимала, о чем шепчет Орешкина и почему на лицах других дрожит снисходительная улыбка. Все они представили себя на месте смущенной физкультурницы и были рады, что не опоздали сами.

Не успела Валя прийти в себя от смущения, как в дверях появилась Вера Гавриловна, уважаемая, с многолетним стажем преподавательница географии, а следом за ней Софья Борисовна. Обе вошли как можно тише и хотели незаметно сесть на ближайшие свободные стулья. Все с любопытством смотрели на директора и ждали, как она поступит в этом случае. Неужели она не посчитается с авторитетом и самолюбием таких учительниц?