Зачарованные, стр. 28

— Ты опять говоришь загадками, Нейаки, — миролюбиво проворчал Серебряный Шип, без всякого энтузиазма поглядывая на предложенное ею подгоревшее печиво.

Он медленно, но верно выздоравливал и жил теперь с Никки в своем вигваме.

— Нечего и мечтать, — усмехнулась она. — Даже если я и перетащила бы сюда свое кухонное оборудование, толку от него здесь все равно никакого. Без электричества все эти современные чудеса будут мертвы. Только не проси меня объяснить тебе, что такое электричество.

— Почему?

— Потому что я сама толком до конца его не понимаю, а уж как объяснить человеку начала девятнадцатого века, и совсем ума не приложу. Это все равно, что объяснить иностранцу, что такое в наши дни рок-н-ролл [25]. Да и вообще, можно я не буду сейчас влезать в дискуссию, тем более по поводу электричества, о'кей?

Серебряный Шип с любопытством взглянул на нее.

— Ты что-то сегодня не в духе.

— Не валяй дурака, Шерлок. Можно подумать, что ты впервые заметил, что женщины иногда бывают немного не в духе! Разве твоя первая жена никогда не испытывала недомоганий во время пэ-эм-пэ?

— Пэ… Во время чего?

Никки закрыла глаза и быстро забормотала молитву, дабы Господь ниспослал ей терпение главное, что понадобится ей в эти дни.

— Предменструальный период, — выпалила она с раздражением. — За неделю или около того перед месячными кровотечениями многие женщины становятся раздражительными.

— Да, но ты не должна теперь страдать от этого, разве не так?

Его настоятельный тон раздражал ее.

— Всем нравится быть здоровыми, никто не хочет страдать и знать о страданиях прочих. Прости, я ведь никогда прежде не беременела, откуда мне знать, может, мое дурное настроение из-за этого, как и болезненность титек.

— Титек?

— Ну, сосалок!

Никки наклонилась и, сжав груди руками, ткнула ими чуть ему не в лицо.

— А-а! Сосалки! — Лицо Серебряного Шипа просветлело. — Наконец-то они получили достойное имя. Сейчас им самое время так называться!

Никки застонала.

— Сдаюсь!

— Значит, я победитель? Прекрасно! Значит, я могу взять эти сосалки в качестве контрибуции?

И, не дожидаясь ответа, он опрокинул Никки на спину рядом с очагом и принялся расстегивать пуговки ее платья.

Когда рот его прикоснулся к одному из набухших, отвердевших сосков, Никки застонала от наслаждения.

— Знаешь, Торн! Хоть ты и ведешь себя порой тупее любого идиота первокурсника, иногда мне кажется, что ты прекрасно понимаешь, о чем я толкую, но придуриваешься, нарочно провоцируя меня на занятия этим видом спорта.

Он приподнял голову и долго присматривался ко второй ее груди.

— Хорошо, но, кажется, и ты не прочь позаниматься этим спортом.

— Практика нас совершенствует… так говорят… — пробормотала она, поскольку речь ее сделалась почти неразборчивой, он в этот момент ласкал языком ее сосок. — Но мы не должны… С твоей стороны… ты не должен…

Он приподнялся, чтобы перевести дыхание, и усмехнулся своей неотразимой усмешкой, явленной будто с рекламы зубной пасты.

— Существует множество способов освежевать кролика. И, любезная моя Нейаки, множество способов приготовить дикую гусыню.

Выздоравливая, большую часть времени Серебряный Шип проводил возле вигвама, делая кое-что по хозяйству — мастерил лошадиную сбрую, чинил свой лук. А в последние дни отделывал и полировал какой-то металлический предмет. Когда Никки спросила его, что это, он быстро спрятал свое изделие, заменив его другим предметом. На другой день он подозвал ее к себе.

— Вытяни левую руку.

— Зачем? — спросила она, но сделала, как он просил.

Он надел на ее руку браслет и сказал:

— Это мой дар жене, чтобы она и все вокруг знали, как высоко я ее почитаю и как она дорога моему сердцу.

Никки взглянула на браслет. Удивление и радость озарили ее лицо.

— Так ты с этим возился последние дни? Торн! Он просто великолепен!

Браслет, изготовленный из светлого металла, был отполирован до зеркального блеска и украшен гравировкой: цветы и крошечные гуси.

— Это… это вроде свадебного подарка? В моей культуре, когда пара сочетается браком, жених и невеста обмениваются обручальными кольцами, их носят на одном из пальцев.

— Если при этом они клянутся друг другу в любви, тогда да, это мой свадебный подарок, — торжественно ответил он.

Она бросилась к нему и пылко обвила руками его шею.

— Я буду носить его всегда, Торн. Плохо только, что у меня самой нет ничего ценного. Мне бы тоже хотелось, чтобы мой дар показал тебе и всему миру, как высоко я ценю твою любовь и как сама обожаю тебя.

— Ты подарила мне свое сердце, а скоро подаришь и сына. Что рядом с этим любой другой подарок, будь он даже серебряный.

— Выходит, браслет и вправду из серебра? — спросила она. — Я было так, и подумала, но не могла представить, где ты мог раздобыть этот драгоценный металл. Насколько я знаю, серебро никогда не добывалось в Огайо. Наверное, ты купил его у племен, живущих западнее?

— Нет, моя любопытная гусыня. Есть здесь одно местечко, до него дня два пути, где шони начали добывать серебро задолго до моего рождения.

— Ну и ну! Кто бы мог подумать! И белые люди ничего об этом месте не знают?

— Секрет племени шони. Никто, кроме шони, не знает, где скрыт рудник. Мы никогда не говорили о нем белым людям, как и о том, из чего изготовляем особый порошок, заглушающий боль.

— Тот, что ты принимал, когда тебя ранили? Который действует примерно как опиум?

— Да, но мы делаем его не из тех полевых цветов, из которых белые люди делают опиум. И к нашему средству не привыкаешь, как к опиуму, хотя и действует оно сильнее.

— Я помню, ты говорил, что вы готовите этот порошок из плодов какого-то дерева. Как получилось, что белые люди до сих пор не обнаружили чудодейственной силы этих плодов?

— Они думают, что эти плоды ядовиты, что они смертоноснее, чем укус змеи, — пояснил он с хитроватой улыбкой. — Впрочем, так оно и есть, пока особым образом не приготовишь из плодов и цветов этого дерева порошок.

— А ты уверен, что люди шони не передадут однажды американцам секрет приготовления этого средства, хотя бы из боязни утратить его?

Серебряный Шип широко улыбнулся.

— Кто знает, как сложится… Ручаться, во всяком случае, я бы не стал, потому что, как и ваш президент, Вашингтон [26], не умею и не хочу лгать.

— Странно, неужели это дерево все еще растет в пространстве моего времени? — задумчиво проговорила она.

— В один прекрасный день, когда я почувствую себя совсем хорошо, поведу тебя в лес и покажу это дерево, — пообещал он. — Мне тоже интересно, обнаружил ли позже белый человек тайну его истинных свойств.

Он притянул Никки к себе и начал нежно покусывать ее ухо, от чего тело ее пронизала приятная дрожь.

— Довольно разговоров, — прошептал он. — Лучше докажи мне, что тебе в самом деле дорог мой подарок.

Тихо рассмеявшись, она ответила:

— Да, я докажу тебе это. И она ему это доказала.

12

Ты пропустила несколько спелых, вон на том кусте.

— Серебряный Шип указал рукой. — Там, левее.

Сегодня они спустились к реке. Он отдыхал на берегу, наблюдая, как Никки собирает летние ягоды. Да, готовить она не умела, но тут-то, в деле сбора ягод, трудно, казалось бы, что-то испортить. Срывая очередную ягоду, Никки озорно улыбнулась:

— Экая, в самом деле, важность! Кстати, интересно бы знать, на кого я сейчас похожа? На Хуана Велдиса? — спросила она и бросила в него ягодой.

Он проявил известную ловкость и с лету схватил ягоду ртом.

— Кто это — Хуан Велдис?

Мелкий колумбийский кофейный фермер, который брал своего ослика в горы и срывал лишь те кофейные зерна, которые покачнулись от ослиного крика, считая только их вполне дозревшими, — посмеиваясь, ответила Никки. — Так вот, если ты не желаешь рвать эти ягоды сам, так снабдил бы меня на худой конец чертовым осликом, чтобы самому не издавать ослиных криков.