Шелк и сталь, стр. 62

— Я приложу к твоей ране лекарство и забинтую горло, — ласковым голосом сказала Кэтрин, затем смочила тряпицу настойкой из смеси барбариса и молочая и наложила повязку на горло, — Завтра утром тебе будет гораздо легче.

По крайней мере она надеялась на это. А если все-таки произойдет загноение… Внутри у Кэтрин все сжалось, и она тряхнула головой, не желая думать о худшем. Майкл уже спал. Кэтрин подняла голову и увидела Люсьена, стоящего в двери. Лицо его ничего не выражало.

— Сейчас он спит, — тихо произнесла Кэтрин, — но перед этим очнулся, так что об этом можно не беспокоиться.

— Слава Богу! — тоже тихо проговорил Люсьен и подошел к кровати. — Я посижу с ним немного.

Кэтрин кивнула. Глядя на свою окровавленную одежду, она подобрала полы юбки. Вспомнив, как Люсьен смотрел на нее в подвальной лаборатории Сайласа, она подумала, какое, должно быть, отвращение он испытывает к ней сейчас. Ни один джентльмен — и особенно Люсьен — не хотел бы, чтобы его жена выглядела так, словно она побывала на скотобойне. А на ней к тому же была кровь ребенка! Кэтрин поспешила из комнаты, чтобы переодеться.

Следующие два дня они с Люсьеном поочередно дежурили у постели мальчика. В конце второго дня Майкл проснулся. У него началась лихорадка, и Кэтрин приготовилась к худшему.

О Дунстане не было никаких известий, но сейчас это не имело значения. И Люсьен, и Кэтрин очень беспокоились за Майкла, а все остальное ушло на задний план.

К концу третьего дня лихорадка спала, и рана начала понемногу затягиваться. Как ни странно, но, как только стало ясно, что жизнь ребенка вне опасности, Люсьен покинул дом.

Прошедшие два дня были для нее невероятно тяжелыми. Каждый раз, закрывая глаза, она мысленно видела напряженное выражение лица мужа, видела кровь на своих руках и понимала, о чем он думал. В его глазах читалось отвращение к женщине, которая была способна резать ребенка, будто бы это кусок мяса.

Она слышала нечто подобное в свой адрес до того, как ее отправили в Сент-Барт. И Люсьен чувствовал то же самое — это было видно по выражению его лица. Боже, как же ей теперь смотреть ему в глаза?

К вечеру пришло сообщение от констеблей Перкинса и Нивенса. Они должны прибыть утром следующего дня для разговора с леди Личфилд.

Сердце Кэтрин тревожно забилось. Должно быть, Дунстан скончался, и эти люди собирались арестовать ее. Они вернут ее в сумасшедший дом или… повесят. У Кэтрин мелко задрожали руки. Даже Люсьен не верил в ее невиновность. Ее охватил ужас. Будущее рисовалось в черных красках. Кэтрин опустилась в кресло и горько заплакала.

Глава 23

Она должна срочно уехать куда-нибудь. Невозможно смириться с тем, что ее могут арестовать. Она была главной подозреваемой, и даже Люсьен считал ее виновной.

Люсьен. По правде говоря, именно из-за него Кэтрин и хотелось уехать. Она никогда не забудет выражения его лица, когда он наблюдал за тем, как она оперирует Майкла.

Оно было ужаснее, чем в тот момент, когда он застал ее в лаборатории Сайласа. Теперь он, глядя на нее, всегда будет вспоминать окровавленное платье и думать о том, какой женщиной она была на самом деле. Конечно, Эллисон Хартман совсем другая. Она образец женственности, и именно такая женщина была нужна Люсьену.

Кэтрин стала укладывать в саквояж платье, расческу, две белые ночные сорочки, еще одну пару туфель. Да, она непременно должна уехать, пока за ней не явились констебли.

Кэтрин посмотрела в окно. Было уже поздно, и слуги спали. Темнота окутала замок, но время от времени сквозь облака пробивался серебристый свет луны. Кэтрин тяжело вздохнула и окинула взглядом комнату, к которой успела привыкнуть. Она знала, что будет очень тосковать по этим прекрасным бархатным шторам, создававшим атмосферу тепла и уюта, по кровати, которую часто делила с Люсьеном, наслаждаясь в его объятиях.

Кэтрин обхватила себя руками, стараясь унять дрожь отчаяния. Она больше не будет думать о Люсьене, иначе никогда не уедет отсюда. На секунду она задержала взгляд на записке, которую оставила на небольшом письменном столе в углу комнаты. Кэтрин написала Люсьену, что предоставляет ему полную свободу: он может жить так, как захочет. По крайней мере он заслужил это после всех тех неприятностей, которые она причинила ему.

Кэтрин смахнула невольно выступившие слезы, закрыла саквояж и вышла из спальни.

Ей пришлось призвать на помощь всю силу воли, чтобы не остановиться возле комнаты Майкла и не заглянуть к нему. Но она знала, что там спит нянька, и опасалась ее разбудить. Майкл быстро поправлялся и скоро окончательно выздоровеет, а когда вернется Люсьен, мальчик будет в его надежных руках.

Кэтрин больше не тревожилась за здоровье Майкла. Теперь в опасности была она сама. У нее был единственный выход — покинуть замок Раннинг раньше, чем сюда заявятся констебли. Более того, она бежала от Люсьена. Он не любил ее такой, какая она есть, и хотел сломать, превратив в покорную жену, отвечающую его представлениям. Надо уехать отсюда, прежде чем он вернется, чтобы не видеть снова выражения отвращения на его красивом лице.

Кэтрин знакомо такое выражение лица. Она видела нечто подобное в лице своего дяди, епископа Толлмана и врачей в сумасшедшем доме. Она должна уехать сегодня же ночью, чтобы выжить.

Сначала Кэтрин хотела взять лошадь, но потом отказалась от этой мысли. Добравшись до гостиницы, она воспользуется почтовой каретой, что будет гораздо быстрее и легче. На этот раз у нее есть деньги на дорожные издержки. Люсьен был достаточно щедр, выделяя ей средства на мелкие расходы, а она тратила очень мало. Теперь она не будет страдать от холода и грязи, как когда-то. У нее есть теплая одежда и вполне определенный план дальнейшего существования.

К утру, после ночного перехода, Кэтрин достигла гостиницы под названием «Ночлег пилигрима». Почтовая карета прибыла к полудню, и Кэтрин, заплатив за проезд, села в нее. В течение нескольких следующих дней она, опасаясь преследования, четыре раза меняла кареты, пока не достигла Сент-Ивза на отдаленном корнуоллском побережье. Она надеялась, что здесь ее никто не найдет.

Кэтрин была в этом рыбацком городке с родителями много лет назад. Ей очень понравилось тогда это место, и сейчас, глядя в окошко почтовой кареты и слыша шум прибоя у подножия скал, она убедилась, что этот красивый уголок не изменился.

Кэтрин подумала, что вполне сможет устроить здесь свою жизнь. Но тоска не отпускала ее. Мыслями Кэтрин вернулась к Люсьену, вспомнив его черные с серебристым блеском глаза, его мягкую улыбку и всегдашнюю готовность защищать ее. От этих мучительных воспоминаний она невольно застонала.

Люсьену крайне тяжело было признать, что он ошибался. Так невозможно тяжело, что он три дня набирался храбрости сделать это. Он не знал, что сказать и как начать разговор с Кэтрин о таких важных вещах, как ее интересы, и о его отношении к ней. Он покинул замок, чтобы обдумать все, что произошло за последнее время, осмыслить события, которые круто изменили его убеждения и всю его жизнь. Ему хотелось определить свое дальнейшее поведение.

Однако, когда он вернулся, было слишком поздно.

Сидя за письменным столом в своем кабинете, Люсьен разгладил смятые края записки, оставленной Кэтрин. Он так часто перечитывал ее, что бумага уже вся обтрепалась. Он знал текст записки наизусть. Но этот клочок бумаги содержал последние слова Кэтрин, обращенные к нему, и он будет хранить его до ее возвращения.