Кузька у Бабы-Яги, стр. 5

Кузька в люльке с тюрей во рту промямлил:

– Отдавай мой сундук сей же час, чучело зелёное! Ты – вор, и твой дед – разбойник! – И Кузька заснул.

Тюря упала на пол. Яга кинула её в печь, в огонь, поглядела на Лешика:

– Сам сбегаешь за сундучком или мне, старой, свои косточки тревожить?

СУНДУЧОК

Маленький лесовичок печально поплёлся в берлогу. Хорошо бы, дедушка Диадох проснулся.

По дороге Лешик попрощался с последним снегом, поздоровался с первой травой, с Кузькиным любимым пнём, с Красной сосной. Дед Диадох спит, как и спал. Лешие чем старше, тем медленнее пробуждаются от зимней спячки, и, пока не придёт пора, буди не буди, не проснутся.

Из-под вороха сухих листьев Лешик достал Кузькин сундучок, он заблестел в темноте не хуже, чем гнилушка или светляк. А когда вынес его из берлоги, то на сундучке так и засверкали прекрасные цветы и звёзды. Лешик нёс его и любовался. «Как же это Кузя хочет отдать такую красоту нечувственнице, ненавистнице?» – думал Лешик, осторожно обходя лужи по пути к Бабе Яге.

– Охо-хо-хо! – вздохнул он у Мутной речки.

«Охо-хо-о-о-о!» – отозвалось эхо, да так громко, угрожающе, будто не лешонок охнул, а медведь взревел или матёрый волк завыл.

Лешик испуганно вскрикнул, и опять будто стая взбесившихся волков завыла в чаще, филины проснулись в дуплах, заухали, зарыдали.

Это было Злое эхо. Даже дед Диадох не знал, где оно живёт, боялся его встретить. Только могучий Леший, отец лешонка, мог бы прогнать или утихомирить Злое эхо, но он сейчас далеко, в Обгорелом лесу. Наверное, Злое эхо неизвестно откуда позвала Баба Яга, чтоб не убежал бедный Кузенька.

Лешик ступил на мост. Доски брякнули, колокольцы звякнули. Громом и гулом отозвалось Злое эхо и пошло перекатываться, грохотать, греметь и выть.

На крыльцо пряничного дома выскочила Баба Яга:

– Изумрудик мой пожаловал, сундучок принёс! Вижу-вижу. Давай его сюда!

Поглядим-посмотрим, что за чудо невиданное, что в нём такого особенного, в этом сундуке. Дом у меня – полная чаша, а всё чего-то не хватает. Уж и то придумаю, и это, а всё чего-то нету.

Хотела взять сундучок. Но Лешик проскочил в дом, из рук в руки передал сундук хозяину. Кузька даже не обрадовался. Глядит тупо, будто полено держит или чурку. Толстый Кот и то внимательнее посмотрел. Баба Яга выхватила у Кузьки сундук. А домовёнок и бровью не повёл.

Разглядывает Яга сундучок, вертит так и эдак:

– Вот мы и у праздничка! Пусть теперь нам все завидуют. У нас волшебный сундук! Станут просить-молить, не всякому покажем, а тому, кто ниже всех поклонится, да и то подумаем.

Видит Лешик: поблёк сундук в руках у Бабы Яги. Так, невесть что, невзрачная деревяшка. Яга теребит замок, колупает уголки:

– Слыхать о нём слыхала. В глаза первый раз вижу. Говорят, он радость приносит. Нам радость, другим – горе. У нас прибавилось, у других убавилось. А какая от него радость, чадушко моё сахарное?

Кузька в ответ только зевнул. Баба Яга трясёт сундук возле уха, разглядывает, нюхает даже:

– Чего с ним делать, дружочек мой любезный? Кому знать, как не тебе. Давно слыхала, что хранится он в маленькой деревеньке у небольшой речки, в твоей избе. Сама видела, бежал ты как угорелый, а сундук, будто огонь, сверкает.

И не так далеко та деревенька: вверх по Мутной речке, потом по Быстрой речке, полдня пути… Может, ты обманул меня, изумрудик зелёный, – наклонилась Яга к Лешику, – простую деревяшку подсунул?

Так вот откуда прибежал Кузька! Вот куда его надо поскорее вернуть с сундучком вместе! А Кузька то ли дремлет, то ли спит, то ли так сидит.

– Какая от него радость, скажи своей бабушке! Вот чадушко неблагодарное!

Кормишь, поишь и словечка не дождёшься!

Билась Баба Яга, упрашивала. Молчит Кузька.

– И чего нахваливали и домовые, и русалки, у всех этот сундук с языка не шёл, – ворчит Баба Яга. – Вон у меня сундуки богатые – полны добром, златом-серебром. А этот? Думали, ждали от него радости. Где она? А нет радости, есть горе. Это что же? Сундук нам горе принёс? Не надо нам здесь, в этом доме, ни горя, ни беды.

Схватила нож, открывает сундук – нож сломался. Стукнула сундук кочергой – кочерга погнулась. Ударила ухватом – ухват переломился. Рассердилась, хвать сундуком об стол – столешница пополам, сундук целёхонек. Как треснет по нему костяным кулаком, у самой искры из глаз, а сундук невредим.

– Нам не владеть, так не владей никто! – Размахнулась и швырнула сундук в печь. – Не мне, так никому!

Но в печи сразу огонь погас, угли потухли, зола остыла. Сундучок опять целёхонек.

Ахнула Яга, схватила сундучок и к двери:

– В этой печи не сгорел, в том доме вспыхнешь!

Кузька хвать Ягу за сарафан, расписную кайму оторвал:

– Отдавай мой сундук, Баба Яга – костяная нога! Не умеешь с ним обращаться – и не трогай!

– А ты умеешь с ним обращаться, дитятко моё сладенькое? – Баба Яга оставила сундучок у печи, кинулась к домовёнку. – Ежели твой дед Папила в огонь за ним кинулся, значит, и впрямь в этом сундуке какая-то радость. Что за радость, скажи?

Кузька опять молчит.

– Ну, – кричит Баба Яга, – унесу вас всех в ту избу! И с сундуком вместе!

Там у меня заговорите! – Хватает домовёнка, а он тяжёлый, не поднять, руками отпихивается, ногами отбрыкивается.

– Тебе надо, – кричит Кузька, – ты и ступай куда хочешь! Там грязно, от пыли не продохнёшь.

– А ежели вымету, вычищу, пойдёшь со мной, деточка? – спрашивает Яга сладким голосом. – Это уже другой дом будет, чистенький, добренький.

– Пойду, – отвечает Кузька. – Лети, что ли, скорее. Мне тут надоело.

Баба Яга верхом на метлу – и была такова. Только Злое эхо вслед прогудело:

«У-у-у-у!»

ПОБЕГ

Маленький лешонок торопится. Надо бежать! А Кузька сидит за столом, ест ватрушки. Лешик и так и сяк старается увести друга. Нет, сидит сиднем.

– В гостях хорошо, а дома лучше. Гость гости, а погостил, прости! – вдруг сказала печка. Кузька от удивления ватрушкой подавился.

– Пора и честь знать, – говорит печка. Лешик – к печке, схватил сундучок, а сундучок опять сверкает цветами и звёздами. Лешик не стал разбирать, кто говорит такие слова, протягивает сундучок домовёнку:

– На!

– Дай! Дай! – Кузька тянется к сундучку, а встать лень.

Чудеса! Кочерга шагнула от печи, толкает домовёнка к выходу, ухваты подпихивают. Веник выскочил из угла, подхлёстывает сзади. Кузька спасается от веника, кое-как перевалил через порог.

Дом сам выпроводил домовёнка, пожалел его. Куда бежать? Злое эхо и мост и корыто охраняет. Один путь – через чёрное болото. Лешик про это болото слыхать слыхал, а бывать в нём не бывал. Там жили болотные кикиморы, глупые, бестолковые. Дед Диадох про них говорил: свяжись с дураками, сам дураком станешь.

Лешик пятится к болоту, манит сундучком Кузьку:

– На! На!

Домовёнок путается в лаптях, ножки подгибаются:

– Дай! Дай!

Ползёт, как улиточка.

Кое-как доползли до леса. Хоть болотный, а всё-таки лес. Чахлый, дряблый, дряхлый. Все деревья врозь, будто в ссоре, и все кривули. Только ёлки выстроились в ряд, высокие, прямые, как сторожа при болоте. Деревья обрадовались Лешику, ёлки лапами замахали: сюда, сюда!

Лешик спрятал друга поглубже под ёлку, сундучок там оставил, побежал искать тропу через болото. Одни лешие эту тропу и нашли бы. Даже Лешику здесь жутко. Сойдёшь с тропы – засосёт трясина.

А со стороны круглой поляны шум, крик. Это Баба Яга вернулась, а в Доме для хорошего настроения ни Кузьки, ни Лешика, ни сундучка. Накинулась на Кота:

– Куда побежали?

Толстый Кот улёгся на самую мягкую подушку, улыбается в усы, мурлычет потихоньку и показывает в другую сторону. Туда, мол, убежали по розовому ковру, по золочёному мосту, в лесную чащобу, в лешачью берлогу. Куда ещё?

Рад, что нет в доме домовёнка, убежал, и ладно. А то явился гость незваный-непрошеный и стал хозяином. Кому приятно?