Пепел и экстаз, стр. 55

— Touche.

Изумленное выражение на лице Жана сменилось улыбкой.

— Cherie, за многие годы ты первая, кто победил меня в игре, в которой мне не было равных. Поздравляю тебя. Твое мастерство может сравниться только с твоей красотой.

Кэтлин улыбнулась в ответ:

— Спасибо, Жан. Если бы я тебя не знала, то подумала бы, что ты нарочно мне поддался. Не отвлекись ты на мгновение, победа была бы за тобой. уже начала уставать.

Жан криво усмехнулся:

— Превратности сражения с таким соблазнительным противником, как ты, моя дорогая. Я просто ничего не мог с собой поделать.

— Прости, Жан, — в голосе ее звучала искренность, — у меня такое чувство, будто я сблефовала, воспользовавшись тем, что я женщина, чтобы победить в поединке.

Пожав плечами, Жан философски заметил:

— C'est la vie [15], Кэтлин. Le bon dieu [16], в его безграничной мудрости, дал нам разную силу и разные слабости. Уделом мужчины стали мускулистая спина, крепкие руки… и слабость к прекрасному полу. Женщину же он одарил соблазнительными изгибами и хитростью, чтобы завлекать мужчин и заставлять их делать то, что ей хочется. Мужчины и женщины должны сами решать, где и когда применять полученные от него дары, и быть настороже в том, что касается их слабостей. В тот же момент, как глаза мои скользнули к твоей груди, я понял свою ошибку. Это была моя вина, только моя. Ты честно выиграла сражение. Я признаю свое поражение без всякой обиды и с полным уважением к твоему мастерству. Ты оказалась одним из серьезнейших противников, с какими мне когда-либо приходилось сталкиваться. Нам стоит сразиться как-нибудь еще, хотя бы только для того, чтобы научить меня не терять головы и быть всегда начеку.

— У меня, похоже, тоже не было никогда таких противников, как ты, — сказала Кэтлин. — Я с радостью сражусь с тобой еще раз, но только после того, как немного восстановлю свои силы.

— Берегись, ma petite piratesse, — предупредил Жан, и в его карих глазах заплясали веселые искорки. — Я не попадусь снова на ту же самую удочку!

— Тогда тебе лучше держать свою шпагу подальше от шнуровки на моем корсаже, — кокетливо проговорила Кэтлин, — а все внимание направить на то, чем занимаешься, а не на мое тело.

Она звонко рассмеялась, и Жан, не удержавшись, тоже расхохотался.

— Я попытаюсь, — пообещал он, — но это должен признаться, будет нелегко.

Кэтлин блаженно вздохнула, испытывая откровенное наслаждение от прикосновений щетки в руке Жана к своим свежевымытым волосам. Согласно условиям заключенного ими перед поединком пари, он вымыл ее с головы до ног. Когда его руки в мыльной пене касались ее тела, застывая на мгновение там, где желание было совершенно нестерпимым, мытье превращалось в истинную муку. Сейчас он расчесывал ей волосы, и эта, казалось, самая обычная процедура, странным образом возбуждая ее, еще более усиливала в ней желание.

Их взгляды встретились в зеркале, и мгновение они, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза, его — блестящие, полные обещанием ожидавших ее восторгов, ее — расширенные и необычайно прекрасные от чувств, которые он в ней пробудил. Наклонившись, он поцеловал ее в шею и плечо, слегка куснув в чувствительной точке. Сладострастная дрожь прошла по телу Кэтлин, и губы его растянулись в медленной улыбке.

Нежно он поднял ее на ноги.

— Идем, ma chatte, моя прекрасная маленькая кошечка. Ложись в постель, и я разомну твои утомленные мышцы и заставлю тебя замурлыкать под моими пальцами.

— Звучит божественно.

Это были ад и небеса, слитые воедино. Масло придавало его прикосновениям особую чувственность. Ее кожа в этот вечер казалась особенно чувствительной, и руки Жана одновременно и успокаивали, и необычайно возбуждали ее. Вскоре не осталось ни одной клеточки на ее теле, к которой не прикоснулись бы его пальцы, ни одного местечка, которое не требовало бы от него все новых и новых ласк.

Под конец она уже беспомощно извивалась под ним, выгибаясь к нему всем телом и умоляя взять ее. Когда он, наконец, удовлетворил ее просьбу, она уже ничего не понимала от желания — дикое создание, которое могло усмирить только его огненное прикосновение.

ГЛАВА 16

И вновь Кэтлин с Жаном на своих судах бороздили воды Карибского моря в поисках британских военных кораблей. Они гонялись за ними, как гончие, и, захватив, приканчивали всех на борту, не оставляя в живых ни одного человека, который мог бы сообщить об этом их врагам. Они были совершенно безжалостны и не давали пощады никому. Кэтлин руководила жажда мести, о которой она не забывала ни на мгновение.

Если Жан надеялся, что, став его возлюбленной, Кэтлин перестанет так безрассудно рисковать своей жизнью, то его ждало жестокое разочарование. Она, можно сказать, стала еще более дерзкой и бесшабашной, чем прежде. Казалось, она пытается искупить какой-то тайный грех, вымещая недовольство собой на беспомощных жертвах. В нее словно вселился дьявол, она могла изгнать его, лишь уничтожая все новых и новых врагов. Посланница смерти свирепствовала, пожиная обильную жатву, и имя ее было у всех на устах. Настоящий сгусток энергии и изобретательности, она, похоже, поставила себе целью топить каждый британский корабль, оказывающийся, на свое несчастье, у нее на пути, ничуть не заботясь при этом о том, что может, и сама погибнуть, в попытке добиться этого.

Днем Кэтлин была властной и решительной, умело, руководя своими людьми и безжалостно разя врагов. Ночью же, снимая свою шпагу, она становилась ангелом, о котором Жан мог только мечтать. Она отказывала ему лишь в одном — своем сердце. Прошло несколько недель, и, не видя в Кэтлин никаких признаков той любви, которой он так жаждал, Жан начал отчаиваться. И постепенно в нем загорался гнев. Как могла она так легко относиться к его чувствам? Действительно, он согласился принять ее условия, но с каждым днем ему становилось все труднее и труднее их соблюдать. Сколько еще он мог выдерживать эту пытку, жить с сознанием, что она его не любит? Не в силах найти выход, Жан чувствовал себя словно в западне. И хотя надежда еще не окончательно его покинула, ему было ясно, что если он сейчас поднимет этот вопрос, Кэтлин тут же сбежит от него, как вспугнутая охотником лань.

Постоянное раздражение вызывал у него и попугай Кэтлин — Пег-Лег. Дурацкая птица столь привыкла к этому времени жить с Кэтлин, что выселить ее из каюты молодой женщины, когда Жан туда перебрался, оказалось совершенно невозможно. В первый же вечер, когда они готовились лечь, из угла каюты вдруг послышался скрипучий голос:

— Чтоб мне провалиться!

Жан едва не подпрыгнул от изумления.

— Mon dieu [17]! — вырвалось у него. — Эта глупая птица отняла у меня, как пить дать, десять лет жизни.

Когда Кэтлин наконец перестала смеяться, она и винилась:

— Я забыла предупредить тебя о Пег-Леге. Похоже, он считает себя хозяином в моем будуаре. Мы с ним провели здесь вместе не одну ночь.

Жан не отрывал от птицы яростного взгляда.

— Больше ты не будешь проводить свои ночи в одиночестве, так что, думаю, он прекрасно может устроиться где-нибудь в другом месте, n'est-ce pas [18]?

— О, позволь ему остаться, Жан. Он совершенно безвреден и к тому же привык жить здесь. Ты скоро привыкнешь к нему и не будешь замечать его присутствия.

— Я что-то в этом сильно сомневаюсь, — протянул Жан. — Ну, да ладно, поживем — увидим.

Кэтлин разделась и собиралась уже юркнуть в постель, как вдруг Пег-Лег испустил долгий, протяжный свист.

Бровь Жана поползла вверх.

— Так что ты там говорила?

Кэтлин пожала плечами и ухмыльнулась:

— Спроси Доминика, откуда у Пег-Лега такие дурные манеры. Обычно эта безнравственная птица говорит одни только непристойности.