Троя. Герои Троянской войны Книга 1, стр. 3

Гром грянул, когда на пятом месяце Анюта пошла на УЗИ. Вернувшись, она расплакалась и несколько раз повторила: «Как же мы проживем-то?» «Что с тобой? – недоумевал Миша, – Что у тебя там такое?» Она всхлипнула и выговорила слово, повергшее мужа в шок: «Тройня!»

Да, наследников оказывалось двое, плюс еще и наследница, и при таком раскладе аспирантура и учительские гроши становились чистым самоубийством...

Выход предложил бывший мишин сокурсник Витька Сандлер, отчислившийся некогда с четвертого курса и уже несколько лет успешно работавший «челноком».

– Не ломай голову! – сказал он уверенно, – Ты же не лох. Поработай со мной, почелночничай. Годика за три заработаешь и на более приличную квартиру, и на прокорм своих тройняшек. Ну, а пойдут они хотя бы в садик, Анька на работу устроится, и ты сможешь опять в своей аспирантуре звезды с неба рвать. А, может, тебе понравится наш бизнес. Знаешь, вовсе не так плохо.

Миша, понимая, что иного выхода нет, согласился.

И в самом деле, поездки в ослепительный курорт Анталия на Средиземном море, где у Витьки были налажены все нужные контакты, стали приносить очень неплохой доход.

Кожаные куртки, джинсы, майки, сувениры, значки, белье и косметика, – чего только они ни везли на ненасытный «сэкондхэндовский» рынок, чем только не заполняли подвальчик-магазинчик на Васильевском, палатку на «Звездной» и раскладушки на одном из купчинских перекрестков! Витька знался в этих местах со всеми бандитами и всегда видел, кому и сколько нужно заплатить, чтобы с их товаром или доходом не случилось ничего худого... Очень скоро и Михаил стал отлично разбираться во всех этих тонкостях. С иными бандитами он даже подружился, и это сэкономило и ему, и Витьке не одну сотню баксов, так что Сандлер сильно зауважал своего напарника.

– Да ты же прирожденный бизнесмен, Майкл! – восторгался он, – Ну и на кой хрен тебе возвращаться в твою аспирантуру и продолжать гранитогрызение науки во имя грядущих двух-трех тысяч деревянных в месяц?! Давай раскручиваться дальше и откроем с тобой свою фирму! Такие бабки станем делать, что все академики мира будут перед нами прогибаться!

Но Мишу, как ни внушал он себе, что его занятие не так уж скучно, а напротив увлекательно и познавательно, челночная стезя тяготила все больше. Великие планы Сандлера казались невыносимо смешными, а кличка «Майкл» раздражала куда сильнее, чем некогда в университете.

Стопки книг, сложенных на подоконнике, возле запыленного рабочего стола, звали к себе и безмолвно, грустно упрекали.

Он понимал, что оставить торговлю удастся не скоро. Тройняшки росли, но не «по дням, как по часам», а как им полагалось – степенно и поэтапно. О том, чтобы Аня устроилась работать, пока что не приходилось и мечтать. Правда, квартиру, однокомнатную на трехкомнатную, они поменяли уже на второй год – взяли на первом этаже и в непрестижном районе, зато теперь, приезжая домой, Михаил забирался в свой собственный крохотный, девять квадратных метров, кабинетик, вытаскивал из стопки какой-нибудь том, перелистывал его и мечтал. Он знал: должно что-то произойти – что-то, что прервет его осточертевшее подвижничество и возвратит в тот, уже далекий и желанный мир, где жили тени великого и неразгаданного прошлого, где он мог и должен был сам что-то открыть и отыскать. И только в этом мире он станет достоин любви Анны и всей пока что ничего не смекающей троицы: Сашки, Алешки и Нинки...

* * *

И вот теперь, казалось, это что-то произошло, происходило. Турок в одной сандалии, пыльные газеты, и эти свитки пергамента, лежащие на них, будто какие-то дешевые побрякушки, на которые нет-нет да покупались шатающиеся по душным улочкам туристы...

– Что это? – Михаил ткнул пальцем в пергамент. – Откуда?

Турок заулыбался, видя, что его «товар» явно произвел впечатление.

– Письма какие-то, – он пожал плечами, – Отец в подвале находил. Говорил – еще дед видел, и прадед видел, и еще прапрадед видел... Наш дом старый-старый. Письма какие-то старые, язык непонятный. Отец говорит – кто-то когда-то привез из одной крепости...

Английский язык у него был еще тот. Миша едва разбирал эти сливающиеся друг с другом фразы.

– Лежат-лежат, а мне они зачем? – турок развел коричневые ладони в стороны. – Вот, продаю. А никто не покупает. Ты купишь?

Мише стоило большого труда взять себя в руки. Сработала уже укоренившаяся привычка «челнока» – не показывать, насколько тебе интересен товар.

– Я бы взял, – сказал он, небрежно вертя в руках драгоценный свиток. – Сколько?

– Доллар, – назвал турок цену, от которой Ларионов едва не рухнул на землю (За ЭТО доллар?! За ЭТО?!). – Ты один берешь или сколько?

– Пожалуй, все пять, – стоически сохраняя то же небрежное спокойствие, ответил Михаил.

И тут турок улыбнулся:

– Это здесь пять. А дома у меня их еще много.

– Сколько?

– Целый сундук, – он сунул зажигалку в нагрудный карман и потянулся босой ногой за своей сандалией, – Я считал – пятьсот сорок их там. Было пятьсот сорок пять, я пять продал. Сколько берешь?

– Я все взял бы, – не раздумывая, сказал Ларионов. – За доллар штука, пожалуй, можно... Только мне надо нанять носильщика. Все самому не унести. Где это у тебя?

– Там, – коричневый палец ткнул в глубину улицы. – Близко. Я тут живу. А деньги есть?

Ларионов вытащил бумажник и показал несколько сотенных. Тогда продавец лениво встал и стал заворачивать в грязные газеты свитки и безделушки, едва скрывая за восточной невозмутимостью отчаянную радость – никому не нужный товар вдруг нашел покупателя, да еще такого глупого, что он готов взять эту ерунду всю сразу!

– Только я посмотрю, что там! – спохватился Михаил. – Может они все одинаковые – во всех одно и то же. Тогда мне это ни к чему.

Ужаснувшись этой мысли, он тут же отнял у турка второй свиток и поспешно его развернул. И понял, что какой-то невероятный случай подсунул ему сразу же именно начало повествования. На том свитке, который он читал вначале, было написано в левом верхнем углу: «первая». (Что «первая»? Страница, глава? Никаких наименований над текстом он не нашел...) Следующий свиток тоже пронумерован, на нем было написано «третья».

«Может, они там, в сундуке этом, лежат не совсем по порядку, или совсем не по порядку? Турок говорит, что уже продал пять. Вот жалость!»

Эта мысль не вошла в сознание, а пронеслась сквозь него. Глаза молодого историка вновь скользили по ровным и мелким черным строчкам, и его душа исчезала из душного пахнущего бензином мира и летела в бездонную дыру времени, за которой...

Глава 2

Хаотические груды гигантских камней и выступающие из них мощные монолитные скалы как бы раздвинулись (казалось, что их раздвинули чьи-то чудовищные руки) и образовали неширокий проход, круто идущий вверх. Он тоже представлял собою каменное нагромождение, но здесь камни, плоские, точно специально обтесанные, образовывали подобие титанической лестницы.

Нужно было сделать очень большой шаг, чтобы переступить с одной ступени на другую, и поднимаясь по ней, Ахилл вновь вспомнил, как пять лет назад одолевал этот подъем впервые. Ему приходилось не шагать, а вспрыгивать на каждую ступень, ширины шага не хватало. Шедший впереди отец не оборачивался, и мальчик больше всего боялся, что отстанет от него. Почти на самом верху Пелей остановился и через плечо, наконец, глянул на слегка запыхавшегося сына. Его строгое лицо, обрамленное пепельным венцом седеющих волос и узкой полоской коротко подстриженной бороды, выразило удовлетворение.

– Ты справился с этим подъемом, мальчик! Хорошо...

Теперь Ахилл шагал по гигантским ступеням легче и увереннее, чем тогда его отец, царь мирмидонцев Пелей. В двенадцать лет он был ростом со взрослого мужчину, а его сложению и могучим мускулам завидовали лучшие атлеты Фтии.

Мальчик поднимался, неся на спине тушу огромного кабана. Она свисала до земли, и страшные изогнутые клыки секача царапали камень. Ахилл придерживал свою ношу левой рукой, в правой неся лук и копье. Колчан, в котором оставалось пять-шесть стрел, болтался у него на локте.