Ганнибал: Восхождение, стр. 11

– Пора за это расплачиваться.

Казалось, Ганнибал съежился от страха. Он стал кружить по кладовой, стремясь уйти из круга света. Он не мог бы определить, что он чувствует. Воспитатель решил, что прочел в его глазах страх, и принялся кружить за ним следом, невольно уходя из круга света. Ему удалось нанести Ганнибалу мощный удар в бедро. Но мальчик был уже около фонаря. Он схватил серп и тут же задул фонарь. Потом, в полной темноте, лег на пол и, крепко держа серп обеими руками, поднял его над головой. Услышав осторожные шаги, крадущиеся мимо, он изо всех сил швырнул серп, ничего не задел, и тут захлопнулась дверь и загремела цепь запора.

– Очень удобно бить немого, он ведь никому на тебя пожаловаться не может, – сказал старший воспитатель.

Вместе с младшим воспитателем он разглядывал роскошный лимузин, стоявший на усыпанном гравием дворе замка. Это был замечательный образец искусства французских кузовостроителей, небесно-голубого цвета, с дипломатическими флажками – советским и ГДР – на передних крыльях. Автомобиль выглядел весьма экзотично, как и другие довоенные французские автомашины; людям, привыкшим к угловатым формам танков и джипов, он казался роскошно-чувственным. Старшему воспитателю очень хотелось выцарапать ножом слово из трех букв на боку машины, но водитель был мощного телосложения и весьма бдителен.

Ганнибал из конюшни видел, как автомобиль въезжал во двор, но не бросился ему навстречу. Он наблюдал, как его дядя в сопровождении советского офицера прошел в замок.

Ганнибал прижал раскрытую ладонь к щеке Цезаря. Длинная морда повернулась к мальчику. Конь, похрустывая, жевал овес. Советский конюх хорошо о нем заботился. Ганнибал погладил шею коня и почти прижался ртом к повернувшемуся к нему уху Цезаря, но не смог произнести ни звука. Поцеловал коня в лоб. За сеновалом, между панелями двойной перегородки, висел бинокль отца. Ганнибал повесил бинокль на шею и пересек утоптанный учебный плац.

Младший воспитатель искал его, не сходя со ступеней крыльца. Скудные пожитки Ганнибала были засунуты в мешок.

13

Глядя из окна директорского кабинета, Роберт Лектер увидел, как его водитель купил у повара сосиску и кусок хлеба за пачку сигарет. На самом деле Роберт Лектер был теперь граф Лектер, ведь брат его считался погибшим. Впрочем, Роберт успел привыкнуть к графскому титулу: он уже много лет пользовался им, хотя и незаконно.

Директор детдома не стал пересчитывать деньги, просто сунул их в нагрудный карман, бросив взгляд на полковника Тимко.

– Граф... э-э-э, товарищ Лектер, я хочу сказать вам, что я видел ваши картины в Екатерининском дворце, перед войной. А газета "Горн" опубликовала несколько фотографий. Мне ужасно нравятся ваши работы.

Граф Лектер кивнул:

– Благодарю вас, директор. А что с сестрой Ганнибала? Вам что-нибудь известно?

– Детская фотография нам не очень помогает, – ответил директор.

– Мы рассылаем снимок в детские дома, – сказал полковник Тимко. На полковнике была форма советских пограничных войск; его очки в стальной оправе мерцали в унисон со стальными вставными зубами. – Это требует времени. Детдомов так много...

– И я должен сказать вам, товарищ Лектер, наши леса... полны неопознанных останков, – добавил директор.

– Ганнибал так ни слова и не говорит? – спросил граф Лектер.

– Во всяком случае – мне. Физически он вполне способен разговаривать: по ночам, во сне, он выкрикивает имя своей сестры. "Мика, Мика". – Директор замолчал, задумавшись, как бы получше выразить то, что он хочет сказать. – Товарищ Лектер, вам, вероятно, следует... быть поосторожнее с Ганнибалом, пока вы не узнаете его получше. Может быть, не нужно позволять ему играть с другими мальчиками, пока он не придет в себя. Кто-то всегда оказывается травмирован.

– Он что же, задирает других?

– Как раз те, кто его задирает, и получают травмы. Ганнибал не соблюдает сложившейся в коллективе иерархии. Задиры всегда крупнее его, а он наносит им травмы очень быстро и порой весьма серьезные. Ганнибал может быть опасен для людей значительно больше и сильнее его. Но он очень хорош с малышами. Порой позволяет им себя дразнить. Некоторые из них думают, что он не только немой, но и глухой, и прямо при нем говорят, что он сумасшедший. Он отдает им свои сладости в тех случаях, когда здесь бывают сладости.

Полковник Тимко взглянул на часы:

– Нам надо отправляться. Встретимся в машине, товарищ Лектер?

Полковник Тимко подождал, пока граф Лектер выйдет из кабинета. Он протянул руку к директору. Тот вздохнул и отдал ему полученные деньги.

Блеснув очками и сверкнув зубами, полковник послюнил большой палец и принялся считать купюры.

14

Проливной дождь прибил пыль на дорогах, да и ехать до замка оставалось всего несколько миль. Мокрый гравий позвякивал о грязное подбрюшье лимузина, а пропитанный запахами трав и свежевспаханной земли ветерок то и дело залетал в салон машины. Вскоре дождь прекратился и вечерний свет окрасился в оранжевые тона.

Замок – шато – в этом оранжевом свете выглядел скорее изящным, чем величественным. Средники в его окнах были изогнутые и напоминали паутину, увешанную каплями росы. Для Ганнибала, во всем искавшего предзнаменований, плавно изгибающаяся крытая галерея замка закручивалась от входа, словно спираль Гюйгенса.

Четыре битюга, от чьих намокших под дождем спин поднимался парок, были впряжены в ныне почивший танк, его тупая морда высовывалась из вестибюля. Огромные битюги – как Цезарь. Ганнибал обрадовался, увидев их, понадеявшись, что они – его тотем. Танк был уже поднят на катки. Мало-помалу лошади вытягивали его из вестибюля, будто вытаскивали зуб; кучер направлял их, битюги настораживали уши и поворачивали их к нему, когда он что-то им говорил.

– Немцы разрушили вход в замок выстрелом из пушки и задом завели танк в дом, чтобы укрыть от самолетов, – объяснил граф Ганнибалу, когда автомобиль остановился. Роберт Лектер уже привык разговаривать с мальчиком, не ожидая ответа. – Отступая, они его так и оставили. Мы не могли его сдвинуть, так что украсили чертову махину цветами в горшках и целых пять лет его обходили. А теперь, когда я снова могу продолжать свою "подрывную деятельность" и продавать свои картины, мы можем заплатить за то, чтобы танк вытащили и увезли отсюда. Входи, Ганнибал.

Слуга ожидал прибытия "Деляэ" и вместе с экономкой вышел встретить прибывших, неся в руках зонты – вдруг понадобятся. За ним следовал английский дог.

Ганнибалу понравилось, что его дядя познакомил всех здесь же, на подъездной аллее, вместо того чтобы поспешить в дом и разговаривать с остальными через плечо.

– Это мой племянник – Ганнибал. Он теперь будет жить у нас, и мы этому очень рады. Мадам Бриджит – наша экономка. И Паскаль – он отвечает за то, чтобы все здесь работало.

Мадам Бриджит была когда-то миловидной господской горничной. Она была приметлива и составила свое суждение о Ганнибале по тому, как он держался.

Собака бурно приветствовала графа, но решила повременить с собственным суждением о Ганнибале. Она громко выдохнула воздух, словно подула на мальчика, а он протянул ей раскрытую ладонь; обнюхивая ладонь, она смотрела на него исподлобья.

– Нам надо будет подыскать ему какую-нибудь одежду, – сказал граф экономке. – Посмотрите в моих старых школьных чемоданах, что на чердаке стоят. Это для начала, со временем мы подберем ему что-нибудь получше.

– А младшая девочка, господин граф?

– Пока рано, Бриджит, – ответил он и прекратил разговор на эту тему, предупреждающе покачав головой.

В голове Ганнибала, пока он шел к дому, теснились образы: мерцание света на булыжнике двора, блеск намокших от дождя лошадиных спин, блестящие перья красивой вороны, пьющей воду у водосточного желоба на углу крыши, дрогнувшая высоко в окне занавеска, блеск волос леди Мурасаки, потом – ее силуэт.