Помпеи, стр. 67

— Ты хочешь спрятаться от жара в парилке? Не слушайте его! Если раскаленное облако дойдет сюда, вы изжаритесь, словно в печи! Корелия...

Он протянул руки к девушке. Та быстро метнула взгляд на Массаво. Аттилий понял, что они здесь сидят под охраной. Лакониум стал для них тюремной камерой.

— Никто никуда не пойдет, — повторил Амплиат. — Массаво!

Аттилий схватил Корелию за руку и попытался вытащить ее из комнаты, прежде чем Массаво успеет их остановить, но великан-привратник оказался слишком проворен. Он прыгнул им наперерез, и когда Аттилий попытался оттолкнуть его в сторону, нубиец ухватил его шею в борцовский захват и втащил Аттилия обратно в парилку. Аттилий выпустил руку девушки и попытался избавиться от захвата. Вообще-то акварий способен был постоять за себя, но сейчас противник намного превосходил его габаритами, а сам Аттилий и без того был измотан донельзя. Он услышал, как Амплиат кричит Массаво: «Сверни шею этому куренку!» — а потом над ухом у него со свистом пронеслось пламя. Массаво завопил от боли и выпустил инженера. Высвободившись, Аттилий увидел, что Корелия сжимает в руках факел, а Массаво упал на колени.

— Корелия! — почти умоляюще воскликнул Аттилий, протягивая руки к девушке.

Корелия развернулась — только пламя мелькнуло — и швырнула факелом в отца, а потом бросилась за дверь, в калдариум, крикнув Аттилию:

— За мной!

Аттилий кинулся за ней — на ощупь, натыкаясь на стены. Они выбежали в ярко освещенный терпидариум, проскочили мимо рабов и выбрались через окно в темный двор. Когда они уже одолели половину двора, Аттилий оглянулся и, не заметив сперва никаких признаков погони, подумал: может, отец махнул рукой на Корелию? Но нет. Конечно же, тронувшийся рассудком Амплиат не мог примириться с таким неповиновением, и никогда бы не примирился. В окне возник безошибочно узнаваемый силуэт Массаво; за привратником последовал его хозяин. Свет, падающий из окон, быстро рассыпался на отдельные пятна: рабы вооружались факелами. Из калдариума выскочили около дюжины человек с метлами и лопатами в руках и рассыпались по двору.

Аттилию почудилось, будто у них ушла целая вечность на то, чтобы взобраться, оскальзываясь и съезжая с груд пемзы, на крышу и скатиться с нее на улицу. Должно быть, когда они перебирались через крышу, их силуэты на мгновение вырисовались на фоне неба. Этого хватило, чтобы кто-то из рабов заметил их и завопил. Аттилий спрыгнул с крыши, но приземлился неудачно: лодыжку пронзила острая боль. Он схватил Корелию за руку и, прихрамывая, побежал вверх по склону. К тому мгновению, как на дороге появились вооруженные факелами люди Амплиата, Аттилий с Корелией уже успели спрятаться в тени. Но путь к Стабиевым вратам оказался перекрыт.

Аттилию показалось, что все пропало. Они были зажаты между двумя огнями — пламенем факелов и пламенем Везувия. И акварий, лихорадочно переводя взгляд с одного врага на другого, заметил слабое свечение на вершине горы — в том же самом месте, где в прошлые разы образовывалась огненная волна. И в этот отчаянный момент на него снизошло озарение. Он попытался отмахнуться от него, за явной нелепостью идеи, но та не желала уходить. И внезапно Аттилию показалось, что она все это время таилась в каком-то уголке его сознания. В конце концов, он же двигался к Везувию, пока остальные бежали от него, — сперва по прибрежной дороге, соединяющей Стабии и Помпеи, а затем вверх по склону. Быть может, это и есть его судьба. Быть может, она поджидала его с самого начала.

Акварий взглянул на гору. Сомнений быть не могло: свечение усиливалось.

— Ты можешь бежать? — шепотом спросил он у Корелии.

— Да.

— Тогда беги изо всех сил.

Они осторожно добрались до угла. Люди Амплиата стояли спиной к ним; они смотрели в сторону Стабиевых врат, пытаясь хоть что-то разглядеть во мраке. Аттилий услышал, как Амплиат отдает приказы:

— Вы двое — проверьте переулки! А вы трое — отправляйтесь вниз!

А потом он ничего уже не слышал, потому что они с Корелией снова принялись пробираться сквозь напластования пемзы. Инженер скрипел зубами от боли в ноге, а Корелия, опередив его, неслась впереди — в точности как тогда, в Мизенах. Она подобрала подол одежды, и ее длинные белые ноги словно светились в темноте. Аттилий, хромая, следовал за ней. Раздался новый крик Амплиата.

— Они уходят! За мной!

Но когда беглецы добрались до конца квартала и Аттилий оглянулся, он увидел, что следом за ними двинулся всего один факел.

— Трусы! — пронзительно завизжал Амплиат. — Чего вы испугались?

Но на самом деле причина неповиновения была совершенно ясна. С вершины Везувия соскользнула огненная волна и понеслась вниз, разрастаясь с каждым мгновением — но не в высоту, а в ширину, — бурлящая, раскаленная добела. Надо было свихнуться, чтобы бежать ей навстречу. На этот раз даже Массаво не последовал за своим хозяином. Горожане оставили тщетные попытки отыскать хоть что-нибудь из своего имущества и помчались вниз по склону, прочь от этой волны. Аттилий почувствовал дыхание жара. Испепеляющий ветер взметнул вихри золы и обломков камня. Корелия оглянулась на аквария, но он снова велел ей бежать вперед — вопреки всем инстинктам, вопреки всякому здравому смыслу. Бежать в сторону горы. Они миновали еще один квартал. Они остались одни. Впереди, на фоне пламенеющего неба, встали Везувиевы врата.

— Стойте! — крикнул им вслед Амплиат. — Корелия!

Но голос его ослабел. Амплиат едва не падал.

Аттилий добрался до угла здания резервуара; он опустил голову, пряча лицо от жгучего ветра, и, задыхаясь от пыли, волоча Корелию за собой, свернул в узкий переулок. Дверь была почти доверху завалена пемзой. Виден был лишь узкий деревянный треугольник. Аттилий пнул его изо всех сил — раз, другой, и с третьей попытки замок не выдержал. Дверь распахнулась, и пемза хлынула внутрь. Аттилий втолкнул девушку в здание резервуара и сам скользнул следом, в непроглядную тьму. Он слышал где-то впереди шум падающей воды. Инженер нащупал край резервуара, перебрался через него и оказался по пояс в воде. Затем он все так же, на ощупь, отыскал решетку, преграждающую вход в туннель, и поднял ее. А потом втолкнул Корелию в туннель.

— Вперед! Держись, сколько сможешь.

Рев, напоминающий грохот лавины. Корелия не могла его услышать. Он сам себя не слышал. Но она инстинктивно двинулась вперед. Акварий протиснулся следом. Он обхватил девушку за талию и надавил, заставляя присесть — так, чтобы она как можно глубже погрузилась в воду. А затем и сам погрузился рядом. Они вцепились друг в дружку. А потом остался лишь жгучий жар и вонь серы. Они скорчились во тьме акведука, прямо под крепостной стеной.

Ноrа Altera

[07.57]

Раскаленная песчаная буря мчалась вниз по склону, навстречу Амплиату. Оставшиеся на поверхности стены срезало, словно серпом; крыши взрывались. Черепица и кирпичи, балки, камни и человеческие тела разлетались в разные стороны. Это происходило настолько медленно, что за миг до смерти Амплиату показалось, будто он видит, как все это превращается в сияние. А потом волна обрушилась на него, ударив по барабанным перепонкам. Волосы и одежда Амплиата вспыхнули. Его проволокло вниз по склону и впечатало в стену дома.

Он умер в тот самый миг, когда волна докатилась до терм и ворвалась в открытые окна, удушив жену Амплиата — она, до последнего подчиняясь приказам мужа, так и осталась сидеть в парилке. Волна настигла сына Амплиата, который вырвался на волю и попытался добраться до храма Исиды. Она захлестнула управителя и привратника, Массаво, бежавших вниз по улице, к Стабиевым вратам. Она прокатилась по публичному дому, убив его хозяина, Африкана, вернувшегося, чтобы забрать припрятанные деньги, и Змирину, забившуюся под кровать Экзомния. Она убила Бребикса, который с началом извержения ушел в гладиаторскую школу, вернувшись к своим прежним товарищам. Она убила Мусу и Корвиния, которые решили остаться с Бребиксом, понадеявшись, что он, как местный житель, лучше знает, где можно найти укрытие. Она убила даже верного Полития, который до этого момента прятался в порту, а сейчас вернулся в город, посмотреть, не сможет ли он чем-нибудь помочь Корелии. Она убила две с лишним тысячи человек менее чем за полминуты и оставила их тела лежать, образуя чудовищно причудливые выразительные сценки, — для потомков, которые будут глазеть на это все множество поколений спустя.