Помпеи, стр. 60

Плиний перестал диктовать и с помощью Аттилия поднялся на ноги. Слышалось потрескивание — это корпус корабля раздвигал пемзу. Акварий почувствовал, как обмяк Плиний; видимо, адмирал лишь теперь признал, что они потерпели поражение. Плиний протянул руку к берегу и пробормотал:

— Ректина!

Флот начало расшвыривать в разные стороны. Клинообразный строй распался. Теперь каждый корабль сражался за жизнь в одиночку. А потом снова сгустился сумрак, и все звуки потонули в уже знакомом грохоте падающей пемзы.

— Мы потеряли контроль над судном! — крикнул Торкват. — Все на нижнюю палубу! Акварий, помоги мне спустить его!

— Мои записи! — протестующе вскрикнул Плиний.

— Записи взял Алексион.

Аттилий подхватил Плиния под одну руку, капитан под другую. Префект оказался чудовищно тяжелым. На последней ступеньке он споткнулся и едва не растянулся во весь рост, но спутники каким-то чудом удержали его и дотащили до открытого люка, ведущего на гребную палубу. И тут с неба хлынул каменный град.

— Дорогу главнокомандующему! — задыхаясь, крикнул Торкват, и они с Аттилием почти что скинули Плиния с трапа. За ним последовал Алексион с драгоценными записями, потом вниз прыгнул Аттилий, спасаясь от ливня пемзы. Последним спустился Торкват и захлопнул крышку люка.

Vespera

[20.02]

Во время первой фазы выходное отверстие составляло, вероятно, около ста метров в диаметре. По ходу извержения неизбежное расширение выходного отверстия позволило увеличить скорость выброса. К вечеру 24 августа высота колонны увеличилась. Постепенно дело дошло до более глубоких слоев и, после семи часов, до более плотной серой пемзы. Она извергалась во скоростью 1,5 миллиона тонн в секунду и посредством конвекции поднялась на высоту около 33 километров.

«Вулканы: планетарная перспектива»

Люди скорчились в трюме «Минервы», среди духоты, жары и почти непроглядной тьмы, и слушали, как по верхней палубе барабанят камни. Воздух был спертым от запаха пота и дыхания двух сотен матросов. Изредка раздавались возгласы на неведомом Аттилию языке — и тут же смолкали, после окрика кого-нибудь из офицеров. Матрос, лежащий неподалеку от Аттилия, стонал и приговаривал на латыни, что настал конец света, — и акварий был склонен согласиться с ним. Мир вывернулся наизнанку. Они тонули среди моря под тяжестью камней, бродили во тьме в разгар дня. Корабль раскачивало, хотя весла застыли неподвижно. Предпринимать хоть что-либо не имело смысла, поскольку они понятия не имели, в какую сторону направляться. Оставалось лишь терпеть и ждать, и люди погрузились в собственные мысли.

Аттилий не мог сказать, сколько все это длилось. Может, час, может, два. Он даже толком не понимал, где именно находится. Он цеплялся за узкий деревянный мостик, который, кажется, тянулся вдоль всего корабля — а по обе стороны от него располагались двухъярусные скамьи для гребцов. Где-то рядом слышалось тяжелое дыхание Плиния. Алексион сопел, словно ребенок. Торкват не издавал ни звука. Непрерывный грохот камнепада — поначалу, пока пемза падала на деревянную палубу, стук был резким и отрывистым — постепенно сделался более приглушенным; теперь пемза падала на слой пемзы, скрывая их от мира. И это Аттилию было труднее всего вынести: ощущение каменной массы, медленно наваливающейся на них и хоронящей их заживо. Постепенно Аттилий начал беспокоиться, долго ли еще продержатся балки. Или, может, камень просто утянет их на дно? Аттилий пытался успокоить себя, твердя, что пемза легкая; римские строители иногда, если нужно было возвести большой свод, вместо щебенки и битого кирпича использовали пемзу. Но постепенно он почувствовал, что корабль начинает крениться. А потом раздался крик ужаса: кто-то из матросов заметил, что в отверстия для весел льетсявода.

Торкват наорал на матросов и велел им заткнуться, а потом крикнул Плинию, что ему нужно послать на палубу отряд, чтобы попытаться расчистить ее.

— Поступай, как считаешь нужным, капитан, — отозвался префект. Голос его был спокоен. Потом он внезапно крикнул, перекрывая шум бури: — Это говорю я, Плиний! Я жду от вас, что каждый из вас будет вести себя, как подобает римскому солдату! И обещаю, что, когда мы вернемся в Мизены, каждый из вас будет награжден!

Из темноты понеслись язвительные возгласы:

— Точнее сказать — если вернемся!

— Это ты втянул нас в эту передрягу!

— Молчать! — рявкнул Торкват. — Акварий, помоги!

Он приставил к люку короткую лестницу и теперь пытался поднять крышку — нелегкая задача, если учесть вес насыпавшейся сверху пемзы. Аттилий пробрался вдоль мостика и присоединился к капитану. Одной рукой он ухватился за лестницу, а другой налег на деревянную крышку над головой. Соединенными усилиями им удалось приподнять крышку. Вниз тут же хлынули камни — посыпались им на голову и застучали по палубе.

— Мне нужно двадцать человек! Первые пять скамей — ко мне! — скомандовал Торкват.

Аттилий выбрался на палубу следом за капитаном и очутился в вихре пемзы. Освещение было странным, каким-то коричневым, словно во время песчаной бури. Когда инженер выпрямился, Торкват схватил его за руку и указал куда-то вперед. Аттилию потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, на что он показывает, но потом он, присмотревшись, увидел цепочку мигающих желтых огоньков. Помпеи, подумал он. Корелия!

— Самую худшую часть пути мы проплыли, и нас принесло к берегу! — крикнул капитан. — Но куда — одним богам ведомо! Надо попытаться причалить! Поможешь мне справиться с рулем!

Капитан развернулся и подтолкнул ближайшего матроса обратно к люку.

— Спускайся обратно! Скажи остальным, чтобы они гребли — и гребли как следует, если хотят жить!

Он побежал вдоль борта к корме. Аттилий, опустив голову, последовал за ним. Ноги его вязли в тяжелом слое белой пемзы, покрывающей палубу, словно снег. Либурна сидела так низко, что Аттилию на миг почудилось, будто можно ступить вниз, на каменный ковер на поверхности воды, и дойти по нему до берега. Он поднялся на ют и вместе с Торкватом отыскал огромное весло, исполняющее на либурне роль руля. Но даже им, двум крепким мужчинам, не удалось сдвинуть его с места: лопасть руля увязла в плавающих камнях.

Аттилий разглядел неясный силуэт поднимающегося паруса. Парус захлопал, наполнился ветром, и в тот же самый миг ряды весел дрогнули. Внезапно руль слегка подался. Торкват налегал на него, Аттилий тянул, пытаясь упереться ногами в слой камня — а тот скользил. Постепенно он почувствовал, что деревянная рукоять начала двигаться. Некоторое время казалось, будто либурна стоит все так же недвижно, но затем порыв ветра швырнул их вперед.

На нижней палубе вновь забил барабан, весла принялись размеренно подниматься и опускаться, и из полумрака стал выступать берег — волнолом, песчаный пляж, ряд вилл, горящие на террасах факелы, люди, бродящие у края воды. Волны бились о берег, подхватывали лодки на мелководье и пытались вышвырнуть их на землю. И Аттилий, к своему разочарованию, понял, что это — что угодно, но только не Помпеи.

Внезапно руль дернулся и принялся ходить так свободно, что Аттилий подумал, будто тот сломался. Но Торкват с силой повернул руль, направляя либурну к берегу. Они вырвались из вязкой пемзы и оказались в полосе прибоя. Соединенная сила волн и ветра швырнула их на берег. Аттилий увидел, как толпящиеся на берегу люди — они пытались погрузить свои пожитки в лодки — изумленно уставились на корабль, а потом опрометью кинулись в разные стороны. Либурна обрушилась на них сверху.

— Держись! — крикнул Торкват, и мгновение спустя днище корабля заскрежетало по берегу, а Аттилий полетел вниз, на главную палубу. К счастью, слой пемзы смягчил удар при приземлении.

Несколько секунд Аттилий лежал неподвижно, переводя дух, прижавшись щекой к теплой, сухой пемзе — а корабль под ним кружился. Снизу, из-под палубы, донеслись крики матросов; потом послышались всплески — матросы прыгали прямо в прибой. Акварий поднялся и увидел, что моряки уже успели спустить парус и бросить якорь за борт. Несколько матросов с канатами в руках бежали вдоль берега, пытаясь найти что-нибудь подходящее, к чему можно было бы пришвартовать либурну. Стояли сумерки — не те сумерки, порожденные извержением, сквозь которые либурна, похоже, проплыла насквозь, а совершенно нормальные вечерние сумерки. Камни падали и здесь, но куда более редко, и их стук и плеск совершенно терялся в рокоте прибоя и реве ветра. Плиний, поддерживаемый Алексионом, выбрался из люка и осторожно ступил на слой пемзы — величавая фигура, сохраняющая достоинство даже посреди царящей вокруг паники. Если он и испытывал страх, то никак этого не выказывал. Увидев приближающегося Аттилия, адмирал поприветствовал его почти что весело.