Помпеи, стр. 11

Аттилий опередил ток воды, и, когда он прошел под триумфальной аркой, служившей входом в порт, в большом общественном фонтане у перекрестка она все еще текла. Вокруг фонтана толпился народ, как и обычно по вечерам: моряки, хватившие лишку, окунали головы в воду, маленькие оборвыши с визгом плескали друг в дружку, женщины и рабы с глиняными кувшинами — одни держали их на плече, другие опирали о бедро — ждали своей очереди, чтобы набрать воды на ночь. Мраморное изваяние божественного Августа, предусмотрительно установленное рядом с людным перекрестком, дабы напоминать гражданам, кому они обязаны этим благом, холодно взирало на прохожих, застыв в своей вечной юности.

Перегруженное судно подошло к причалу. С носа и с кормы опустили сходни, и доски прогнулись под ногами пассажиров, которые, толкаясь и суетясь, ринулись на берег. Багаж передавали из рук в руки. Владелец наемных повозок, захваченный врасплох скоростью этого исхода, заметался из стороны в сторону, пинками поднимая на ноги своих носильщиков. Аттилий громко поинтересовался, откуда пришел корабль, и извозчик крикнул в ответ:

— Из Помпей через Неаполь, приятель! Помпеи!

Аттилий, уже двинувшийся прочь, притормозил. «Как странно!» — подумал он. Действительно, странно, что они не получили никаких известий из Помпей, первого города, подсоединенного к главному водоводу. Поколебавшись, инженер развернулся и шагнул навстречу приближающейся толпе.

— Эй, есть тут кто-нибудь из Помпей?

Он замахал свернутыми в трубку чертежами Августы, пытаясь привлечь к себе внимание.

— Был ли кто-нибудь этим утром в Помпеях? Но никто не отозвался. Пассажиры хотели пить с дороги — и неудивительно! Они же плыли через Неаполь, а там вода иссякла еще в полдень, — и они, огибая Аттилия, устремлялись к фонтану. И лишь какой-то пожилой жрец в колпаке авгура, с посохом в руках, шел медленно, вглядываясь в небо.

— Да, сегодня днем я был в Неаполе, а утром — в Помпеях, — сказал жрец остановившему его Аттилию. — А что? Чем я могу тебе помочь, сын мой?

Он бросил на Аттилия хитрый взгляд слезящихся глаз и понизил голос.

— Не стесняйся. Я умею толковать все, от молний до сверхъестественных явлений, и гадать по внутренностям и по полету птиц, — за умеренную плату.

— Скажи мне, святой человек, — спросил инженер, — когда ты покинул Помпеи?

— С первыми лучами рассвета.

— А работали ли в это время фонтаны? Была ли вода?

От этого ответа зависело столь много, что Аттилий почти боялся услышать его.

— Да, вода была. — Авгур нахмурился и вознес свой посох навстречу меркнущему свету. — Но когда я прибыл в Неаполь, фонтаны на улицах пересохли, а в термах воняло серой.

Он прищурился и стал вглядываться в небо, выискивая в нем птиц.

— Сера — это ужасное знамение.

— Воистину, — согласился Аттилий. — Но ты точно уверен, что вода была?

— Да, сын мой. Я уверен.

Вокруг фонтана возникла какая-то суета, и собеседники разом обернулись в ту сторону. Все началось с малого — кого-то толкнули. Но вскоре в ход пошли кулаки. Толпа словно сжалась, ринулась сама на себя, и из гущи свалки в воздух взмыл большой глиняный горшок — взмыл, медленно перевернулся и грохнулся на пристань, разлетевшись на множество осколков. Раздался пронзительный женский крик. Из толпы, энергично растолкав людей, выскочил какой-то человек в греческой тунике, крепко прижимая к груди бурдюк с водой. Из раны на виске у него струилась кровь. Он споткнулся, грохнулся, кое-как встал и заковылял прочь, исчезнув в переулке.

«Вот так оно и начинается, — подумал инженер. — Сперва — этот фонтан, потом остальные, окружающие порт, затем большой пруд на форуме. А затем — общественные термы и краны в военной школе и на больших виллах: опустевшие трубы будут исторгать лишь лязг содрогающегося свинца и свист выходящего воздуха...»

Где-то вдали водяной орган застрял вдруг на одной ноте, а потом издал протяжный стон и смолк.

Кто-то завопил, что «этот ублюдок из Неаполя» протолкался вперед и украл последнюю воду — и толпа, словно зверь, наделенный общим разумом, развернулась и в едином порыве ринулась по узкой улочке в погоню. А потом бесчинства вдруг прекратились, так же внезапно, как и начались, оставив после себя площадь, усеянную осколками и брошенными горшками. Да еще рядом со смолкшим фонтаном в пыли скорчились две женщины, прикрывая руками голову.

Vespera

[20.07]

Официальная резиденция Гая Плиния располагалась высоко на холме над портом, и к тому времени, как Аттилий добрался туда и его провели на террасу, уже сгустились сумерки. Вокруг всего залива на прибрежных виллах зажглись факелы, масляные лампы и светильники, так что вдоль берега возникла прерывистая мерцающая нить огоньков, что тянулась миля за милей, повторяя изгиб берега, и уходила куда-то к Капри, теряясь в фиолетовой дымке.

Моряк-центурион в полной форме, в нагруднике и шлеме с высоким гребнем, с мечом на поясе, при появлении аквария поспешно удалился, а с каменного стола, стоявшего в решетчатой перголе, быстро убрали остатки обильной трапезы. Аттилий сперва не заметил Плиния, но в тот самый миг, как раб объявил об его прибытии: «Марк Аттилий Прим, акварий Аквы Августы!», — коренастый мужчина лет пятидесяти с небольшим резко развернулся и направился с дальнего конца террасы к Аттилию, а по пятам за ним шли, как предположил Аттилий, гости, которым он помешал наслаждаться ужином — четверо мужчин, изнывающих от жары в своих тогах. По крайней мере мере один из них, судя по пурпурной кайме его официального одеяния, был сенатором. А за ними тенью следовал Коракс, подобострастный, злорадный и неотвратимый.

Аттилий почему-то представлял себе знаменитого ученого худощавым, а Плиний оказался толстым, и его живот выдавался вперед, словно таран одного из его кораблей. Он вытирал лоб салфеткой.

— Акварий, мне арестовать тебя прямо сейчас? Ты знаешь, что я могу, — это уже ясно.

И голос у него оказался таким, какой положен толстяку: высокий и одышливый. Префект принялся перечислять причины, загибая пухлые пальцы, и с каждым загнутым пальцем голос его становился все неприятнее.

— Для начала — некомпетентность. В этом никто не сомневается? Нерадивость — где ты был, когда сера попала в воду? Нарушение субординации — по какому праву ты закрыл нашу заслонку? Измена — да, я могу возбудить судебное дело об измене. А как насчет провоцирования беспорядков на имперских верфях? Мне пришлось отправить туда центурию моряков — пятьдесят в город, чтобы оторвать кой-кому голову и попытаться восстановить порядок, и еще пятьдесят к резервуару, охранять оставшуюся воду. Измена...

Плиний умолк, поскольку ему не хватило воздуха. Со своими пухлыми щеками, поджатыми губами и редкими седыми кудрями, слипшимися от пота, он походил на разъяренного пожилого Амура, сошедшего с какого-то расписанного, но уже облезающего потолка. Младший из гостей — прыщавый парень лет двадцати — шагнул к командующему и попытался взять его под руку, но Плиний отмахнулся от него. Коракс ухмыльнулся, оскалив потемневшие зубы. Он куда более преуспел в злословии, чем того ожидал Аттилий. Экий, однако, политик! Пожалуй, этому сенатору было бы чему у него поучиться.

Аттилий заметил взошедшую над Везувием звезду. Он как-то до сих пор никогда особо не приглядывался к этой горе — и уж точно не смотрел на нее с этого ракурса. Небо уже стемнело, но гора была еще темнее: ее черный массивный силуэт нависал над заливом. И где-то там таился и источник всех их проблем, подумал Аттилий. Где-то там, на этой горе. Не на той стороне, которая обращена к морю, а на пологом северо-восточном склоне, обращенном к суше.