Фатерланд, стр. 71

Кребс начал:

– Итак, я считаю. Раз, два, три…

Поколебавшись, Марш двинулся шагом, потом, прихрамывая, побежал. Дверца машины раскрылась. Он оглянулся. Небе уже исчез в темноте. Кребс, сложив ладони у рта, начал кричать.

Марш повернулся и с трудом двинулся к ожидающему автомобилю, откуда звал его знакомый голос: «Зави! Зави!»

Часть седьмая. День Фюрера

1

Полуночный звон колоколов приветствовал новый день. Мимо, сверкая фарами и настойчиво сигналя, с шумом проносились машины. Над Берлином, как поезда на станции, перекликались заводские гудки.

– Дружище, что же они с тобой сделали?

Макс Йегер старался сосредоточиться на езде, но каждые несколько секунд невольно с ужасом оглядывался направо, в сторону сидящего рядом пассажира.

– Что они сделали? – без конца повторял он.

Марш впал в состояние оцепенения, не совсем сознавая, снится все это ему или происходит в действительности. Повернувшись боком, он не отрывал глаз от заднего стекла.

– Куда мы едем, Макс?

– Одному Богу известно. Куда ты хочешь?

Позади них было пусто. Марш осторожно повернулся и взглянул на Йегера.

– Разве Небе тебе не сказал?

– Небе сказал, что ты мне скажешь.

Марш смотрел в сторону, на проплывающие мимо здания, но не видел их. Он думал о Шарли в номере гостиницы в Вальдсхуте. Не спит, в одиночестве ожидая его… Оставалось ещё больше восьми часов. На автобанах в это время не было ни души. Они, может быть, и нагнали бы ее…

– Я был у нас на Вердершермаркт, – объяснял Йегер. – Было около девяти. И вдруг звонок. Дядюшка Артур. «Штурмбаннфюрер! Вы надежный друг Ксавьера Марша?» «Готов ради него на все», – ответил я (к тому времени уже поговаривали, куда ты попал). Он сказал очень тихо: «Хорошо, штурмбаннфюрер, посмотрим, какой ты ему друг. Кройцберг. Угол Аксманнвег, к северу от заброшенной церкви. Жди от без четверти двенадцать до четверти первого. И никому ни слова, иначе к утру будешь в концлагере». И все. Повесил трубку. – На лбу Йегера заблестели капли пота. Он поочередно глядел то на дорогу, то на Марша. – Пропади все пропадом, Зави. Я не знаю, к чему все это. Я боюсь. Сейчас едем к югу? Так, что ли?

– У тебя все как надо.

– Ты что, не рад меня видеть? – удивился Йегер.

– Очень рад.

Маршу снова стало дурно. Повернувшись всем телом, он левой рукой опустил стекло. Шум ветра и шуршание шин перекрывал другой звук. Что это могло быть? Он высунул голову в окно. Источника звука не было видно, но он слышал его над головой. Грохот винтов вертолета. Он закрыл окно.

Вспомнилась запись подслушанного телефонного разговора: «Что мне нужно? Как вы думаете – что? Убежище в вашей стране…»

В темноте мягко светились зеленые циферблаты и индикаторы. От сидений пахло новенькой кожей.

– Макс, где ты достал эту машину? – спросил он. Это был «мерседес» самой последней модели.

– Из гаража на Вердершермаркт. Правда, красавица? Полный бак бензина. Езжай куда душе угодно.

Тут Марша разобрал смех. Правда, смеялся он негромко и недолго: болели ребра.

– Эх, Макс, – сказал, он, – Небе с Кребсом такие пройдохи, что мне их даже немножко жалко – пришлось взять в свою команду такого безголового подонка, как ты.

Йегер смотрел прямо перед собой.

– Зави, тебя накачали наркотиками. Ты не в себе. Поверь мне, ты что-то путаешь.

– Если бы они подсунули любого другого водителя, только не тебя, я бы, может быть, и попался. Но ты… Скажи мне, Макс, почему позади ни одной машины? Думаю, что для того, чтобы следить за новой, с иголочки, машиной, напичканной электроникой и подающей сигнал, нет нужды держаться ближе, чем в километре. Особенно если есть возможность воспользоваться вертолетом.

– Я рискую жизнью, – скулил Йегер, – и вот награда за это.

Марш держал в руке «люгер» Кребса, в левой руке – очень неудобно. И все же ему удалось довольно убедительно ткнуть стволом в толстые складки на шее Йегера.

– Этот пистолет дал мне Кребс. Для большей правдоподобности. Уверен, он не заряжен. Хочешь рискнуть? Думаю, что нет. Оставь левую руку на баранке, Макс, смотри на дорогу, а правой рукой передай мне свой «люгер». Не торопись.

– Ты сошел с ума.

Марш прижал пистолет поплотнее. Ствол, скользнув по потной коже, оказался как раз за ухом Йегера.

– Хорошо, хорошо…

Йегер отдал пистолет.

– Отлично. А теперь я направлю его на твое жирное брюхо, и, если ты попробуешь что-нибудь сделать, Макс – что-нибудь, – я всажу в него пулю. Думаю, ты понимаешь, что мне терять нечего.

– Зави…

– Заткнись. Продолжай ехать по этой дороге, пока не попадем на внешний автобан.

Он надеялся, что Макс не заметит, как у него дрожит рука. Положил её на ногу. Все хорошо, успокаивал он себя. Действительно, хорошо. Значит, они её не поймали. И не знают, где она. Если бы было иначе, то они ни за что не прибегли бы к этому трюку.

В двадцати пяти километрах от города в темноте, словно ожерелье, светились огни автобана. На вырастающих из земли больших желтых щитах черными буквами по часовой стрелке обозначались названия имперских городов: Штеттин, Данциг, Кенигсберг, Минск, Позен, Кракау, Киев, Ростов, Одесса, Вена, потом Мюнхен, Нюрнберг, Штутгарт, Страсбург, Франкфурт, Ганновер и Гамбург.

По приказанию Марша они развернулись и поехали в противоположную сторону. Через двадцать километров, у Фридерсдорфа, свернули направо.

Новый указатель: Легниц, Бреслау, Каттовиц…

Небосвод был усеян звездами. Поверх деревьев светились пятнышки облаков.

«Мерседес» съехал на залитый лунным светом автобан. Дорога сияла, словно широкая река. Он представил, что позади них, словно хвост дракона, мчалась, блистая огнями, кавалькада машин с вооруженными людьми.

Он был головой дракона, увлекающей их всех за собой по пустому шоссе, ведущему на восток, – прочь от нее.

2

Он страдал от боли и нечеловеческой усталости. Чтобы не уснуть, он говорил.

– Полагаю, – начал он, – за все это нам надо благодарить Краузе.

Они ехали молча почти целый час. Только урчал мотор, да колеса шуршали по бетону. При звуках голоса Марша Йегер вздрогнул.

– Краузе?

– Краузе перепутал очередность и послал меня на Шваненвердер вместо тебя.

– Краузе! – хмуро повторил Йегер. В зеленом свете приборов на щитке он был похож на дьявола, каких показывают на сцене. Все беды в его жизни начались с Краузе!

– Ведь гестаповцы устроили, чтобы ты дежурил в ночь на вторник, верно? Что они тебе сказали? «В Хафеле будет труп, штурмбаннфюрер. Не торопись его опознавать. Потеряй на несколько дней дело…» Так?

– Что-то вроде этого, – пробормотал Йегер.

– А ты проспал, и, когда во вторник явился на работу, я уже занялся этим делом. Бедный Макс. Любишь поспать по утрам. А в гестапо, должно быть, любили тебя. С кем имел дело?

– С Глобоцником.

– С самим Глобусом! – присвистнул Марш. – Спорю, тебе подумалось, что настал твой праздник. Что он пообещал, Макс? Продвижение по службе? Перевод в зипо?

– Иди ты…

– Итак, ты стучал им обо всем, что я делал. Когда я сказал тебе, что Йост видел Глобуса у тела на берегу озера, ты передал куда надо, – и Йоста не стало. Когда я позвонил тебе из квартиры Штукарта, ты сообщил им, где мы, – и нас арестовали. Утром они обыскали квартиру той женщины, потому что ты сказал им, что у неё есть что-то из сейфа Штукарта. Они оставили нас вдвоем на Принц-Альбрехтштрассе, чтобы ты допросил меня вместо них…