Тайна девятки усачей, стр. 22

— А после? — спросил Санька.

— После? Заросло озеро, заплыло. В болото превратилось. Люди породнились, и стал один народ — русский. А от тех времен только камень-следовик остался.

Долго еще дед Евсей рассказывал Саньке всякие легенды. Старик любил родной край и хорошо знал его. Но ничего похожего на дерево с кольцевым наростом он не встречал ни в лесах, ни на болоте. А про непонятное слово «белоус» Санька не спросил — опасался, что дед заподозрит неладное. Старик и так почувствовал что-то и на вопрос, по какой дорожке ходили раньше к болоту, неохотно показал рукой в сторону леса.

— Ты не вздумай, — предупредил он. — Ее и не найдешь — заросла. Никто не ходит в ведьмячье царство. Оттуда по ночам — то визг, то плач, то скрежет зубовный, а то и труба иерихонская! Услышишь — по коже мороз так и дерет!

— В архангела не веришь, а в ведьму веришь! — подзадорил старика Санька, надеясь выпытать еще что-нибудь полезное.

Дед Евсей вздохнул и сказал доверительно:

— Нет, Санюшка! И в ведьму не верю...

— А что ж тогда про визг и скрежет говоришь?

— Что слышал, то и говорю... Медведь кабана задерет — вот и визг. Как шилом в ушах сверлит. А когда затрубит за лесом, — это лось в беду попал. Провалился в окно на болоте — и кричит, зовет, да таким голосом, что все в тебе наизнанку выворачивается. Был бы помоложе, схватил бы веревку — и туда.

— А мины? — не вытерпел Санька.

— На доброе дело пойдешь — на мину не наступишь.

— Мне говорили, что пастух у вас подорвался. А ведь он корову спасал!

— Не так было, — возразил старик. — Он не спасал, а испугался: недоглядел — отвечать за корову придется! И понесла его нелегкая в другую сторону. Вот и нарвался.

— Ну, а на фронте? — не унимался Санька. — Там на минах подрывались часто!

— Подрывались, — согласился дед. — Только на войне счет иной. Там смерти выбирать некогда: косит и правого и виноватого. Слепа она и глуха на войне... А только и там правый да добрый верх берут.

Лес за пасекой посинел. Стволы деревьев точно сдвинулись в сплошную стену. Сгущались сумерки.

Санька слушал немудреные рассуждения старика и смотрел на этот таинственный лес, по которому бежала где-то неприметная заросшая тропинка, ведущая к болоту.

«Были сборы недолги...» — тихонько насвистывал Санька, возвращаясь домой.

В РАЗВЕДКЕ

Принимать силосную траншею пришли Санькин отец и председатель колхоза.

Ребята встретили их так, будто ничего особенного не произошло. Но они только внешне были спокойны и сдержанны, а на самом деле чувствовали небывалый прилив сил. Им казалось, что вместе они могут все! Что-то крепкое, властное и бесконечно дорогое объединяло их сейчас.

Санька испытывал раскаянье. Ему даже стало стыдно перед друзьями. Как обрадовались бы ребята, если бы он вдруг рассказал о рисунках в тетради, о камне-следовике! Собрались бы все в штаб, заперли дверь и долго обсуждали бы, как поступить. Осторожный Мишук сдерживал бы ребят. Гришка — тот голосовал бы за любое самое отчаянное предложение. Кричал бы и Санька, рассчитывая на молчаливое согласие Семы, на привязанность Вовки и даже на единственный голос команды Гени Сокова.

Представив все это, Санька заколебался. Было мгновение, когда он уже решил во всем признаться ребятам.

Пока в Саньке происходила внутренняя борьба, председатель и агроном медленно шли по дну траншеи и придирчиво осматривали ее. Ребятам бояться было нечего. Они честно выполнили работу и знали, что упрекнуть их не в чем, — траншея сделана по всем правилам.

Короткая заминка произошла на месте старой силосной ямы. Председатель многозначительно притопнул ногой, взглянул с каким-то загадочным выражением на Санькиного отца и постучал косточками пальцев по деревянной обшивке.

Мальчишки замерли. Как раз тут был найден футляр с автоматом и патронами.

— Здесь? — спросил Павел Николаевич, приподняв голову, чтобы видеть лица ребят, стоявших наверху.

— Ч-чего здесь? — спросил Вовка — Здесь яма была,— произнес он с притворным безразличием.

— Я про яму и спрашиваю! — сказал председатель и, еще раз переглянувшись с агрономом, пошел дальше.

Все, что было потом, заставило ребят забыть этот подозрительный случай. Председатель и агроном поздравили усачей с окончанием работ и долго считали, сколько вынуто кубометров земли.

Один Санька запомнил двусмысленный вопрос и многозначительное переглядывание. Как раз это и вынудило его отбросить благие намерения — рассказать ребятам о своих открытиях. «Отец и председатель что-то знают! — решил Санька. — Надо торопиться! Некогда обсуждать со всеми! И автомат нужно перепрятать! Баня — разве это место...»

— Придется вас премировать! — сказал Павел Николаевич, закончив подсчет кубометров. — Но за вами есть еще дельце! Помните? Два дня отдохнете и...

— Электропроводка? — вспомнил Мишук и подмигнул Саньке.

Справитесь? — спросил председатель.

— Справимся! — весело закричали ребята.

Кричал и Санька. «Два свободных дня! — подумал он.— Везет! Завтра же махну на болото!»

Спал Санька в ту ночь плохо: в голову лезли мысли одна приятнее другой. Камень-следовик он, конечно, найдет сразу! Ведь на него с берега молились — значит, издали видно. А дальше... Дальше Санька знал, что делать! Он нанесет на бумагу лес, болото, ориентиры, тропу. Придет с картой в штаб, выложит ее перед удивленными ребятами и скажет небрежно: «Я тут наметил, где искать следы Димы Большакова. Мишук, назначай, когда пойдем. Поведу я!» Тут он посмотрит на Катю, на младших усачей и добавит: «Команду Гени Сокова возьмем — я обещал! А девчонок брать не стоит. Места гиблые, зверья полно. Автомат надо прихватить. Мишук, выдай десять патронов! Я за все отвечаю!»

Подумав об автомате, Санька вспомнил, что стоило бы его перепрятать. «Не взять ли автомат с собой? По дороге бы и запрятал в лесу!..» Эта мысль понравилась ему. Смущало одно — договоренность с Гришей. Но тут же нашлось оправдание: «Перепрячу, а как вернусь, — скажу и сведу на то место... Он радоваться должен: в лесу — не то что в бане! Никто не возьмет!»

Заснул Санька под самое утро, да и то часа на два.

Рассвет только подкрадывался к деревне с востока, а Санька уже открыл дверь бани. На цыпочках подошел он к окну, наклонился, просунул пальцы в щель и приподнял третью от стены половицу. Пахнуло сыростью. Санька посветил фонариком, ожидая увидеть волнующий блеск металла. Но автомата не было. Санька сунул руку под пол и пошарил под другими досками. Пальцы нащупали жестяную банку. Он оттолкнул ее в сторону и присел на перевернутую половицу. Было обидно и не хотелось верить, что Гришка мог поступить так нечестно.

Санька еще раз обшарил неглубокое подполье и снова наткнулся на жестянку. Он хотел зашвырнуть ее в самый дальний угол, но что-то заставило его открыть крышку коробки. Внутри лежала записка. «Автомат изъят по решению партбюро, — с удивлением прочитал Санька. — Захотите поохотиться — приходите, дам ружье и патроны». Внизу стояла подпись Ивана Прокофьевича — секретаря колхозной парторганизации.

Санька почувствовал облегчение. Лучше потерять автомат, чем веру в товарища. Но как они узнали? Может, Мишук рассказал?

Так и не ответив на этот вопрос, Санька положил коробку с запиской под пол, подвинул доску на старое место и вышел из штаба в огород.

Весело чирикали ранние птички. Утро несло с собой свежесть и бодрость.

«Плевать!.. Обойдусь без автомата!» — подумал Санька и пошел по задворкам к зеленеющему невдалеке лесу.

Дорога вела мимо пасеки. Линялая рубашка деда Евсея уже виднелась среди пчелиных домиков. Санька свернул в кусты и под их прикрытием миновал пасеку.

Лесную тропу он нашел быстро. Не так уж она и заросла. Уплотненная земля противилась натиску трав и мхов.

В лесу стоял негромкий гомон. Шептались деревья. Дятел отбивал мерную дробь. Пернатые жители верхних этажей зеленого царства устроили утренний концерт.