На самолете в Восточной Арктике, стр. 13
После того, как мы переходим через эту опасную преграду, облака редеют, и открываются красивые долины восточного берега мыса. В этих глубоких долинах недавно лежали ледники и выползали к морю, вырезая в скалах гладкие ложа. В конце этих долин или маленькие фьорды, или лагуны, отделенные от моря узкой косою.
Дальше, — красивейшие места побережья, бухты Глубокая и Наталья. Это тоже ледниковые фьорды, извилистыми ущельями заходящие между остроконечных гор. Узкие бухты, падающие с утесов водопады, мрачные пики, бороздящие небо — и так на десятки километров.
Но нельзя сейчас увлекаться красотой побережья — наше положение временами очень неприятно. Мы идем между двух слоев облаков — нижних, стелющихся по воде, и верхних обволакивающих горы. Это так называемый „слоенный пирог“, и горе нам, если два слоя этого пирога соединятся.
Пока все благополучно — впереди виден просвет, облака еще цепляются за хребты побережья, но над морем чисто, и далеко, на сотни километров, виден берег, огромной дугой изгибающийся на восток. И вдоль него — высокие цепи, слагающие хребет, еще не имеющий имени и не изображенный на картах. Его мы будем называть Коряцким, по имени народа, населяющего всю эту страну. Раньше на картах это побережье называлось Коряцкой Землей.
Вдоль этой дуги мы летим — как будто медленно, а на самом деле со скоростью урагана: ведь полет самолета быстрее самого сильного ветра, и сравним только с ураганом.
Перед нами проходят долины рек, лагуны на их устьях, озера в горах. Озеро Майна-пильгын — громадный водоем, больше 30 км длины, одним концом жмущееся к морю — (здесь на косе рыбалки), а щупальцами заливов уходящее в горы, не уступая по красоте прославленным озерам Швейцарии.
Новое пересечение третьего полуострова, идущего к мысу Наварин. Снова бесчисленные горы, долины, речки, — безлесные, голые сопки, открытые холодным ветрам севера.
Горы срезаны с севера как будто ножом, их граница, идет с запада на восток, а на севере — безбрежная равнина, вся блестящая от множества озер. Это—открытие первостепенной важности, сразу выясняющее структуру Камчатско-Коряцкой дуги.
Мы вышли из опасных гор, теперь под нами везде посадочные площадки. Направо море, и вдоль него громадные лагуны, а внизу и на запад, и впереди озера, болота, лужи, извилистые речки, ручьи, всюду вода, тундра, мох… Даже сверху — хотя у нас и очень холодно, ниже нуля, — чувствуешь всю влажность этой утомительной равнины.
Длинной стрелой выдвигается на север мыс Гека, — узкая коса, загораживающая вход в Анадырский лиман. Мы идем вдоль южного берега лимана; это недоступные болота, которые прямо сходят в море.
Гора Дионисия — изолированный купол, высящийся над, равниной: значит уже близко Анадырь. Вот и две громадные мачты, и само селение, забавно теснящееся на косе., отделенной от материка речкой Казачкой.
Наша база должна быть в рыбоконсервном заводе Акционерного Камчатского общества (АКО), стоящем в 6 км севернее, за мысом Обсервации, на берегу более укрытой от ветров бухты, но мы не уверены, что базовые сотрудники экспедиции уже там. И самолет черным, мрачным чудовищем, с ревом кружит сначала над Анадырем, потом над комбинатом — и снова к Анадырю. Какие то люди машут с берега, с катеров, — но как разобрать, где наши? Садимся у Анадыря. На берегу толпа любопытных. Оказывается база уже перевезена в комбинат. Забираем несколько человек местных жителей и мчимся, взрывая пену, к заводу, почти вылезая из воды, но не взлетая: здесь близко.
Рыбоконсервный завод называется по старой памяти комбинатом, так как по грандиозной первоначальной наметке он должен был заключать и мясоконсервный завод, (для обработки мяса) и кожевенный. Но оленей надо было пригонять за тысячи километров и действительность сократила наметку. От комбината осталось только название. Завод стоит на тундре — кругом болото, и все улицы полны грязью и размолотым торфом. На берегу от деревянной
пристани поднимается конвейер, подающий рыбу в завод, где она попадает в ножи „железного китайца“ (потрошильная машина), и потом в линию консервных машин, кончающихся автоклавом, громадным цилиндром, который наполняется банками и паром.
За заводом здания квартир служащих, бараки для рабочих, баня, столовая, пекарня. Бродят собаки и свиньи — в равном почти количестве.
Все прохожие в резиновых сапогах: по здешнему болоту даже в русских сапогах вымокнешь за день.
Самолет встречают с большой радостью; особенно рады наши базовые сотрудники, переставшие уже верить в наш прилет.
8 ВОКРУГ ЧУКОТСКОГО ПОЛУОСТРОВА
Анадырь — только начальный пункт наших рабочих полетов и теперь предстоит решить, как рациональнее планировать работу, чтобы успеть использовать остающиеся немногочисленные осенние дни.
Наши моторы наработали очень много — 70 ч. Через 30 ч. их надо сменить, новые привезены в Анадырь вместе с запасными винтами. Я решил эти остающиеся 30 ч. посвятить изучению северной части округа — побережью Ледовитого океана. Там скоро начнут замерзать лагуны, единственные посадочные площадки и надо торопиться.
Поэтому, после нескольких дней, посвященных просмотру моторов, исправлению разных мелких дефектов, испытанию фотокамер, мы вылетаем на север — на этот раз с уменьшенным экипажем: аэросъемщик остается в Анадыре, так как аэросъемка предполагалась только во время круговых полетов с базы, а на опасный перелет надо по возможности облегчить машину.
Но не сразу можно попасть на север. Сначала плохая погода, низкие тучи и лишь 26-го они как будто бы расходятся, остаются отдельные кучевые облака, и мы решаем лететь. Маршрут проложен по материку, к западу от Золотого хребта, с тем, чтобы выйти затем к заливу Креста, заснять величайшую вершину северовосточной Азии, гору Матачингай, высотой 2799 м и далее пересечь Чукотский полуостров к Берингову проливу.
С надеждой на интересные открытия мы начинаем наш полет. Вам знакомо, наверно, чувство охотника, крадущегося за дичью — почти таково же возбуждение исследователя, идущего к крупным открытиям. Гора Матачингай — загадочная гора: она высоко возвышается над страной, которая не может иметь в среднем более 1000 м высоты.
Одни ученые считают, что здесь узел хребтов Чукотки и даже Камчатки, другие, что эта гора — потухший вулкан. Что же вернее?
Мы летим над долиной р. Волчьей на северо-восток, забирая высоту. Все те же болота и бесчисленные озера внизу — озерная равнина Анадыря. Направо узкий Золотой хребет, где в начале столетия американцы и русские добывали золото. Кучевые облака под нами, сначала в виде маленьких клубков, изящных и легких, потом все гуще, подушками, целыми перинам, грядами.
Только местами мелькает между ними озеро, изгиб реки, кусок тундры. Наконец облака сливаются в сплошную пелену. Тучи, которые снизу серы и мрачны, сверху представляют веселое, ярко-белое, волнистое скопище непроницаемое и бесконечное. Но для авиатора — неприятное: кто знает, где оно кончится?
Мы идем час —150 километров — и внезапно под нами разрыв. Видим округленные горы, горные речки в плоских долинах. Надо попробовать спускаться и пройти под тучами. Два круга, все ниже и ниже в окно, вот и гребни на севере, какая то пирамидальная вершина. Может быть — Матачингай? Но нет, тучи не выше тысячи метров, а вершина под тучами. Пройти под тучами нельзя, высота перевала к заливу Креста наверно не маленькая, к востоку также высокие гребни подпирают тучи, и нельзя рисковать забиваться под них.