Во власти бури, стр. 49
Штурвал уже устроился на поляне, вытянувшись вдоль правого бока Ариадны. Бодрствовал только Шареб-эр-рех, и Колин мимолетно задался вопросом: из одной вредности он опустошил бутылочку или и впрямь обожает спиртные напитки?
Потом все мысли о жеребце исчезли, оттесненные усталостью. Он присел рядом с безмолвной девушкой, поразмыслил, передвинул песика в ноги и улегся так, чтобы голова ее покоилась в выемке его плеча. Ощутив настойчивый взгляд, он поднял голову и встретился с темными глазами жеребца. Тот фыркнул и отошел под дерево, где сначала уселся, а потом улегся на бок. Послышался глубокий удовлетворенный вздох, потом он притих и ровно задышал.
Ночь была в самом разгаре, тихая и наконец мирная.
Умолкли цикады, луна готовилась укрыться за холмами, бездонное небо в искрах звезд смотрело сверху, и не было ничего, кроме этого, — ни жадных до денег негодяев с мушкетами, ни охотничьих собак.
Колин обнял Ариадну за талию и осторожно притянул ближе, чтобы согреть. Она потеряла немало крови и могла мерзнуть даже в такую теплую ночь. Еще долго он бодрствовал, уныло глядя во тьму и отчаянно, безнадежно желая женщину, которую держал в объятиях. Потом сон сжалился над ним, и, так же как остальные, он уснул.
Глава 17
По мере того как просыпались чувства, Ариадна осознавала происходящее. В предплечье в унисон с биением сердца пульсировала несильная, но упорная боль. К телу неприятно липла одежда, так и не просохшая до конца.
Пахло догоревшей стеариновой свечой. Голова лежала на чем-то теплом, твердом и дышащем, а над ухом что-то постукивало — ритмичный, уютный, удивительно успокаивающий звук.
Она была как будто заключена в кокон — спине и плечам было хорошо и удобно.
Насладившись этим ощущением, девушка открыла глаза. Перед ней была расстегнутая у горла рубашка, а под ней грудь в золотистых завитках волос, насколько то позволял видеть блеклый свет нарождающегося дня.
Только после этого вспомнился день прошедший. От него остались бессвязные обрывки, которые отказывались складываться в полную картину. Отвратительные мерзавцы с мушкетами и выстрел, болью отозвавшийся в предплечье — там, где сейчас пульсировало; Шареб, уносящий ее от погони с быстротой ветра…
Девушка не могла поверить, что каким-то чудом и в беспамятстве удержалась у него на спине, но, очевидно, это было именно так.
Из дальнейшего она помнила только, что очнулась на руках у Колина, а потом на земле и он склонялся над ней с чем-то блестящим в руке и просил потерпеть. Он лишь изредка обращал к ней встревоженный взгляд и при этом старался улыбаться, но улыбка плохо удавалась ему. А потом он снова возвращался к своему занятию, с той же целеустремленностью и мастерством, как в тот день, когда она его впервые увидела.
Колин.
Ариадна повела глазами, и ей удалось увидеть впадинку между ключицами, в которой бился пульс. Золотистые колечки волос заканчивались прямо под этой впадинкой. Девушка потянулась и прижалась там губами. Кожа была горячая и пахла травами — клевером, медуницей, ромашкой. Нет, так пахла ночь вокруг них, а кожа просто пахла чистотой. Мужчиной.
Ариадна поцеловала впадинку еще и еще раз. Колин не шевельнулся, продолжая крепко спать. Она попыталась высвободиться из его объятий, но, как только шевельнулась, руки его сжались теснее. Увы, это было необходимо, потому что существовали естественные потребности. Дюйм за дюймом девушка сползла вниз и таким образом оказалась свободна. Рука Колина тяжело упала на попону.
Ариадна замерла, но он только пробормотал что-то невнятное.
С минуту она стояла над спящим ветеринаром, не в силах оторвать взгляда от его лица. Он так и не снял очки, и они забавно сползли на нос. Он устал, доктор для животных, потому что этой ночью врачевал человека. Ее, Ариадну. Бог знает когда он успел вымыть голову, потому что волосы были чистыми и снова белокурыми, восхитительно-льняными.
— Ты красив как бог, — прошептала девушка. — Ты самый, самый красивый!
Она осторожно сняла очки, сложила и положила на сиденье коляски. Для этого пришлось потянуться, и боль в руке усилилась. Морщась, Ариадна ощутила бинт. Он был наложен мастерски — не слишком, но достаточно туго, и на нем не было даже пятнышка крови. Значит, рана закрылась, предположила Ариадна и с обожанием посмотрела на своего спасителя, спящего заслуженным сном. Что-то могучее, властное нахлынуло — и вошло в плоть и кровь, словно там было всегда.
Ариадна была потрясена мощью того, что с ней случилось. Она даже не пыталась себя обманывать.
Она полюбила Колина Лорда.
Может быть, это случилось раньше, с первого взгляда, но с тех пор ширилось и крепло, чтобы из романтической влюбленности превратиться в истинную любовь.
— Милый, милый Колин… — прошептала она и засмеялась беззвучно, чтобы не потревожить его сон. — Будь что будет, но я люблю тебя…
А потом это самое «будь что будет» темной, зловещей тенью опустилось на нее. Максвелл, помолвка, судьба Шареба и всей породы. Смех умер на губах.
Странное, почти болезненное оцепенение сковало девушку. Скованной походкой она прошла в глубь леса, потом вернулась к роднику и плеснула полную пригоршню ледяной воды на лицо и шею. Там, где бурлили ключи, образовалось круглое углубление. Белый песок, а над ним, на поверхности воды, искрилось несколько ярких звезд. Ариадна долго сидела, подогнув ноги и не отрывая взгляда от блесток на воде. В сердце гнездилась тупая боль.
Она перебирала в памяти эпизоды — их, оказывается, накопилось множество. Поцелуи, которые обещали много больше и были полны желания. Рука на груди, на бедре — и горячий след, который долго оставался после.
Долгие взгляды, случайные прикосновения и нескончаемое, хоть и невысказанное, тяготение друг к другу. Если когда-то и существовал шанс изменить ход событий, он был безвозвратно утерян. Она погибла, пропала! Звук его голоса, вкус губ, улыбка и смущенный смех в ответ на ее слишком смелые замечания… это теперь часть жизни, как же быть без всего этого?!
Она погибла уже в тот миг, когда впервые взглянула в его глаза, такие ясные, такие бесконечно добрые!
Стоило только подумать об этих руках, которые умели и успокоить, и взволновать, как приходило желание, чтобы они прикоснулись и тут и там, и желание это казалось естественным, как дыхание.
Леди Ариадна Сент-Обин поднялась и посмотрела на бесконечную череду холмов, тянувшихся к восходящему солнцу. Лицо ее было решительным, сосредоточенным.
Ничего не оставалось, как предстать лицом к лицу с истиной, какой бы грубой и приземленной та ни казалась.
Она всей душой любила Колина Лорда, простого ветеринара, полюбила прекрасной, возвышенной любовью. Она желала его животной страстью, так отчаянно, что хотелось умереть. Она не стыдилась ни того ни другого.
С высоко поднятой головой девушка направилась назад.
Он по-прежнему спал, ее герой, ее золотовласый ангел, которому недоставало только крыльев и нимба. В утреннем полусвете его волосы отливали шелком, и с минуту Ариадна не решалась ничего предпринять.
Потом присела на корточки. Она где-то читала или слышала, что человек обязательно проснется, если смотреть на него достаточно долго. Она уставилась на прикрытые веки Колина и не сводила с них глаз до тех пор, пока от напряжения не выступили слезы. Прошло минут пять, не меньше, но он и не думал просыпаться. Более того, дыхание его стало размереннее.
Потеряв терпение, девушка легонько погладила его по светлым волосам. Колин пошевелил бровями, но упорно не просыпался.
Ариадна опустилась на колени и наклонилась к самому его лицу. Ничего. Положила ладонь на щеку, колючую от щетины. Колин со вздохом довольства сменил позу и прилег на нее, как на подушку.
И вдруг глаза его открылись. Открылись и посмотрели прямо в лицо Ариадне. В них не было ни дремоты, ни короткой растерянности, когда человек вспоминает, где он и что с ним, — ничего из того, что сопровождает переход от глубокого сна к бодрствованию. Колин слегка приподнялся, и Ариадна решила, что за этим последует поцелуй, но он лишь убрал ее руку, осторожно взяв за запястье.