Дикарь, стр. 42

Они были в безопасности.

Почувствовав большое облегчение, он чуть было не пустил Крестоносца галопом. Тяжкое бремя забот, хотя бы временно, свалилось с его плеч, он снова стал вольной птицей. Ни жены, ни ребенка, ни ответственности — ничего! Великолепно! Но как-то… странно. Чем дальше отъезжал от дома Гарет, тем сильнее охватывало его смятение, и он уже не знал, то ли ему праздновать вновь обретенную свободу — а Именно таков был его первый порыв, — то ли заглушить бутылкой виски охватившее его острое чувство утраты. Прежний Гарет радовался бы жизни. Но теперь… теперь, когда гнев его утих (возможно, все-таки он сам виноват, что они потеряли деньги, ведь это он положил их в карман), а Крестоносец уносил его все дальше и дальше от жены и дочери, ему почему-то не было радостно. Без них он почувствовал себя опустошенным, сбитым с толку и каким-то растерянным.

Что, черт возьми, с ним происходит?

Он замедлил ход коня и свернул на Ганноверскую площадь. Порыв ветра с дождем ударил ему в лицо. Он натянул поглубже треуголку и наклонил голову. В нос ударил терпкий запах влажной лошадиной шкуры. Что за проклятая, что за мерзкая ночь!

Он продвигался к югу, сам не зная, куда ехать и что делать. Он совсем приуныл, продрог, а его временное облегчение (которое даже и эйфорией-то не назовешь) от того, что ему теперь не о ком заботиться, кроме самого себя, уже испарилось. Он попробовал вернуть его. Не получилось. Он хотел было поехать в свой клуб на Сент-Джеймс, но, поразмыслив, решил не делать этого.

Насквозь промокший, небритый, он выглядел как последний бродяга, которому не место рядом с изысканными джентльменами в «Уайте». К тому же и денег у него не было.

Нет денег.

Ему вдруг стало страшно: он впервые осознал всю сложность создавшегося положения.

У него нет денег!

Что же ему делать?

Он мог бы попросить взаймы у своих приятелей, но тут были свои сложности. Во-первых, он понятия не имел, где сейчас находятся члены компании шалопаев. А во-вторых, финансовое положение большинства его приятелей было не лучше, чем у него, не считая, конечно, Перри, который — в отличие от всех прочих — получил наследство и был при деньгах.

Перри. Да, пожалуй, надо найти его. Старина Перри ему помог бы.

Он повернул к клубу «Уайте». Сквозь завесу дождя гостеприимно поблескивали его теплые огоньки. Хорошо бы сейчас зайти в клуб, сбросить промокшую одежду и отогреться возле камина, но в таком виде он не мог заявиться туда. Ему было неудобно даже подняться по ступеням и спросить, здесь ли его приятель.

Ответ, который он получил, не обнадеживал. Нет, лорда Брукгемптона в клубе нет, он уехал час назад вместе со своими друзьями. Гарет знал, с какими именно друзьями уехал Перри. И он поехал дальше, промокший, окончательно приунывший. Сейчас эти самые друзья были нужны ему, как никогда раньше.

Он отправился прямо в городскую резиденцию Брукгемптонов, где мать Перри заявила ему, что ее сын лег спать, и захлопнула дверь перед его носом. Он побывал в городских домах других своих друзей, где получил такой же прием от их мамаш, которые, наслушавшись рассказов матери Перри о его проделках, ополчились на него, считая, что он дурно влияет на их драгоценных сынков.

К часу ночи он продрог окончательно и проголодался. К двум часам у него разболелось горло. К трем, окончательно измучившись, он медленно ехал, сам не зная куда. Он бесцельно кружил по Ганноверской площади, Пэлл-Мэлл и Пиккадилли, но не встретил ни Кокема, ни Чилкота, ни Одлета — никого. Он снова повернул Крестоносца к северу и поехал вдоль Албемарл-стрит. Стук копыт эхом отдавался от стен темных домов, обрамлявших улицу с обеих сторон. Откуда-то из темноты появился уличный мальчишка и стал просить милостыню. Гарет, который чувствовал себя таким же несчастным, как и этот маленький оборванец, полез было в карман, чтобы достать монетку. Он совсем забыл о том, что в карманах у него пусто. Оборванец сердито обругал его, плюнул под ноги Крестоносцу и скрылся в ночи. Гарет снова остался один.

Делать нечего — он свернул на Братон-стрит, к конюшням. Здание было сырое и холодное, но там по крайней мере можно было укрыться от дождя. Дрожа от холода, Гарет снял мокрое седло с Крестоносца, обтер коня пучком соломы и устало побрел в угол, где и расположился, положив под голову седло, на холодном каменном полу.

От пола пахло конским навозом, и он был холоден как лед. Гарет натянул на плечи промокший насквозь плащ.

Холодные струйки воды стекали с волос на шею. Таких неудобств он еще не испытывал никогда в жизни.

Но усталость наконец одолела его. Глаза закрылись, и лорд Гарет де Монфор заснул неспокойным сном.

Глава 22

На Лембурнских холмах ночь тоже выдалась непогожая и неспокойная. Ветер гулял по долине, в которой приютилась деревня Рэйвенском: то сорвет плохо закрепленную черепицу с крыши, то сломает ветку медно-золотистого бука.

Погуляв среди высоких холмов, ветер проник на территорию Блэкхита, сильно потрепал розы в саду и заставил дребезжать стекла окон. Но замок стоял себе как ни в чем не бывало. Он противостоял врагам и стихиям в течение пяти сотен лет и собирался простоять так же незыблемо еще не меньше времени. Его величественные башни, словно часовые, вырисовывались на фоне черного неба. В окнах ни огонька, только в библиотеке мерцал свет, выдавая присутствие человека, который еще не ложился спать.

В кресле возле остывшего камина сидел герцог. Он хмурился, вскрывая послание, которое только что получил из Лондона от своего человека.

Ваша светлость!

Надеюсь, вы успокоитесь, узнав, что его светлость ваш брат женился на мисс Джульет Пэйдж сегодня утром, получив специальное разрешение (которое, смею доложить, обошлось ему недешево), и все прошло, как и предполагалось. Нынче вечером лорд Гарет привел свою семью к мадам Боттомли.

Я осторожно навел справки и убедился, что они получили там комнату на одну ночь. Убедившись, что они в безопасности, я ушел, чтобы возобновить свое тайное наблюдение утром, о чем сообщу вам в следующем отчете.

Люсьен положил письмо на стол и, нахмурив брови, задумался. Итак, он женился на ней. Хорошо. Однако когда он, прислушиваясь к завываниям ветра за окном, попробовал представить себе, каково им там, в Лондоне, успех его плана показался ему весьма сомнительным: Люсьен не испытывал ни малейшей радости. Как это похоже на Гарета!

Потащил свою семью ночевать в бордель! Одному Богу известно, что ему может взбрести в голову завтра!

Он поднялся на ноги и, сложив за спиной руки, медленно прошелся по библиотеке. Прав ли он был, понадеявшись на брата хотя бы в малой степени? Прав ли он был, понадеявшись, что невеста Чарльза сделает из Гарета человека? И почему она согласилась остановиться в борделе? Люсьен выругался сквозь зубы. Если бы не необузданная гордость Гарета — и не тлеющий в душе самого Люсьена огонек надежды на то, что, пройдя через тяжелые испытания, Гарет в конце концов исправится, — Люсьен приказал бы сейчас оседлать Армагеддона, поехал в Лондон и собственноручно приволок их всех сюда. Нерисса умоляла его сделать это. Эндрю, который с ним не разговаривал, грозился сам поехать за молодоженами в Лондон. А теперь вот он слышит, что Гарет, вместо того чтобы поселить семью в каком-нибудь респектабельном отеле, потащил их в вонючий бордель…

Он покачал головой. Нет. Он не станет вмешиваться, как бы велико ни было искушение и как бы низко ни пал его братец. Он обязан дать Гарету шанс показать, на что он способен. Шанс повзрослеть.

Он взял свечу, сунул в карман записку, медленно вышел из комнаты и, освещая путь слабым пламенем, отправился к себе по длинным коридорам старинного Блэкхитского замка. Заснуть ему, наверное, не удастся. Это часто бывало в те ночи, когда вокруг стен замка завывал ветер и ему вспоминалось, как он обнаружил мертвого отца на нижних ступенях башенной лестницы. Сейчас его успокаивало одно: какие бы выходки ни устраивал Гарет в Лондоне, а он, герцог Блэкхитский, через своего информатора бдительно следит за каждым его шагом.