Дикарь, стр. 28
— Да.
Она снова взглянула на Гарета и поняла, что невольно обидела его. Радостное возбуждение ушло из его глаз, а когда священник соединил их руки и он почувствовал, как дрожат ее повлажневшие холодные пальцы, его светлые брови в недоумении сошлись на переносице.
— Повторяйте за мной, — сказал священник. — Я, Гарет, беру в жены тебя, Джульет…
Она слышала, как он повторяет слова, но теперь чего-то не хватало, и она поняла, что сама убила то, что пело в его сердце. Пэйн переменил их руки, и она, в свою очередь, послушно повторила за ним те же самые слова.
— Обменяйтесь кольцами.
Она видела, как Гарет наклонил голову и с трудом снял с пальца массивный золотой перстень-печатку. Она уже знала, как выглядит этот перстень с гербом де Монфоров и девизом: «Доблесть, мужество и победа». Она знала это, потому что носила на пальце точно такое же кольцо…
Господи! Она забыла снять его перед церемонией!
Слишком поздно. Гарет взял ее руку и замер на месте, почувствовав, что на пальце, на который он должен был надеть свое кольцо, уже имеется другое, надетое кем-то раньше. Кольцо было точно такое же, как у него, с тем же девизом и фамильным гербом де Монфоров.
Кольцо Чарльза.
Все присутствующие тоже видели это. Она слышала, как шумно втянул в себя воздух стоявший рядом Перри, как чертыхнулся удивленный Чилкот, слышала, как тихо перешептывались остальные присутствующие. Гарет поднял глаза, не зная, как поступить, чтобы не поставить ее в неловкое положение, но, ничего не придумав, надел свое кольцо вслед за кольцом Чарльза и стал повторять за священником слова, которые соединят их навеки во имя Отца, и Сына, и Святого Духа…
В церкви воцарилась гнетущая тишина. Джульет хотелось умереть на месте. Молодому мужу, наверное, хотелось того же. Однако он нашел силы улыбнуться и, наклонившись к ней, сказал:
— Тебе, моя дорогая, придется сначала снять другое кольцо, чтобы я смог надеть свое.
Она послушно кивнула и протянула ему руку, потому что ни за что не смогла бы сама снять кольцо Чарльза.
«Прости меня», — хотелось ей сказать ему, хотя она понимала, что никакие слова не смогли бы загладить обиду, которую она только что нанесла Гарету. Его глаза были опущены, но она знала, что он наконец понял правду.
Правда заключалась в том, что она все еще любит Чарльза.
Не говоря ни слова, он снял кольцо погибшего брата с ее пальца. На какое-то мгновение Джульет показалось, что он в ярости отшвырнет кольцо Чарльза. Но нет. Он с благородной самоотверженностью снял это кольцо и надел его на указательный палец ее правой руки, а свое надел ей на левую руку — туда, где ему и надлежало находиться, По щеке Джульет скатилась слеза.
Увидев это, ее муж поднял руку к ее лицу, чтобы скрыть от взглядов посторонних эту слезинку, и, заглянув ему в глаза, она прочитала в них: «Я понимаю, что я не Чарльз, но приложу все силы, чтобы ты была счастлива, Джульет. Обещаю тебе».
Она с благодарностью пожала его руку, потрясенная деликатностью, самоотверженностью и душевной щедростью. Я тоже приложу все силы, чтобы ты был счастлив.
Ведь теперь мы с тобой — единое целое.
— Объявляю вас мужем и женой во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь, — услышала она слова священника.
Гарет наклонил к ней голову, смахнул пальцем слезинку с ее щеки и нежно поцеловал в губы.
Свершилось.
Глава 14
Чилкот издал радостный возглас, и все поспешно бросились к ним с поздравлениями, как будто стремились веселой суетой изгладить впечатление от возникшей неловкости из-за заминки с кольцом. Шарлотта тоже внесла свою лепту и отвлекла на себя всеобщее внимание.
Все еще находясь на руках у сэра Хью, она, сморщив личико, издала громкий пронзительный вопль, заставивший сэра Хью побледнеть. Он растерянно обернулся к Джульет, которая, торопливо утерев слезы, бросилась к ним.
— Откровенно говоря, я не умею обращаться с детьми, — пробормотал покрасневший как рак Хью, с радостью передавая малышку матери. — Надеюсь, я ее не расстроил…
— Ее нельзя винить. Глядя на такую физиономию, как у тебя, любой расстроился бы, — рассмеялся Чилкот.
— Да уж, он умеет заставить леди плакать!
Вся компания громко расхохоталась, а бедный Хью покраснел еще больше.
— Вы справились превосходно, сэр Хью, — пробормотала Джульет, прижимая к себе дочь. — Ей просто пора сменить пеленки.
— Гм-м, да… — Он скорчил гримасу. — Я это знаю.
Все снова расхохотались, в том числе и Гарет, которого каждый поздравлял, от души хлопая по спине. Но его веселая непринужденность была лишь маской. Из-под густых золотисто-каштановых ресниц он поглядывал на свою молодую жену.
Нет, не на свою жену.
На жену Чарльза.
У него защемило сердце. Значит, и теперь, после смерти брата, все будет так же, как было при его жизни. Пока они росли, люди постоянно сравнивали его и Чарльза.
Они были близки по возрасту и очень похожи внешне.
Однако по мнению взрослых, которые почему-то, видимо, считали, что у детей нет ушей, Чарльз был золотым мальчиком, любимцем. Безответственный, беспечный Гарет не выдерживал сравнения с серьезным, честолюбивым Чарльзом, стремившимся достичь совершенства во всем, за что бы ни брался. Чарльз был сообразительнее, умнее и серьезнее. Именно Чарльз мог бы стать уважаемым членом парламента или блестящим послом в каком-нибудь иноземном государстве. Чарльз был гордостью семьи. Тогда как он, Гарет… трудно сказать, что получится из бедного Гарета.
Чарльз никогда не злорадствовал и не подчеркивал свои достоинства, он не меньше, чем Гарет, не любил, когда их сравнивали. А Гарет со смехом соглашался со всем, что ему говорили, и потом прилагал все усилия, чтобы вести себя так, как от него ожидали. Почему бы и нет? Ему было нечего доказывать и незачем оправдывать чьи-либо ожидания. К тому же он не завидовал Чарльзу. Было бы чему завидовать! Чарльза приучали к мысли, что он унаследует герцогский титул, если Люсьен умрет, не оставив наследника, а Гарет, на которого не возлагали никаких надежд, мог сколько душе угодно развлекаться, носясь по Беркширу, Итону и Оксфорду. И за двадцать три года он не позволил себе позавидовать Чарльзу.
До того момента, когда он понял, что хочет единственную вещь, которую имел Чарльз и которой не было у него; любовь Джульет Пэйдж.
Он взглянул на нее. Она стояла в сторонке, пытаясь успокоить плачущую Шарлотту. Прижимая к себе малышку, она похлопывала ее по спинке. Гарет почувствовал себя посторонним в их жизни.
Жена Чарльза.
Дочь Чарльза.
О Господи!
Он понимал, что смотрит на них с отчаянием человека, обреченного на пребывание в аду и с тоской глядящего на небо. Он вспомнил выражение лица своей жены, когда снял кольцо Чарльза и надел его ей на правую руку. Гарет увидел в ее взгляде смесь чувства вины и благодарности за его благородный поступок, который стоил ему так мало, а для нее, очевидно, значил так много.
Что он может сделать, чтобы вновь заслужить такой взгляд, преисполненный обожания? Черт возьми, ведь она смотрела на него, пожалуй, так же, как смотрела бы на Чарльза!
Она все еще любит его брата. Брата любили все. Интересно, что могло бы заставить ее полюбить его, Гарета?
«Ей нужен не я, а он. Ох, пропади все пропадом, я не мог соперничать с Чарльзом, когда он был жив. Как же я смогу делать это теперь?»
В его ушах еще звучали беспощадные слова Люсьена:
«Ты ленивый, безответственный, распущенный бездельник».
Он глубоко вздохнул и поднял глаза к витражным церковным окнам.
«Ты позоришь семью, особенно меня».
Он был неудачник.
К Гарету подошел Перри, похлопал по спине.
— Прими мои поздравления, старина, — громко сказал он и, обняв друга за плечи, отвел в сторону. Потом, указав кивком головы на Джульет, спросил вполголоса:
— С ней все в порядке?
Гарет сразу же пришел в себя и, улыбнувшись Перри. пожалуй, слишком лучезарной улыбкой, попытался убедить его, что все идет как надо: