Снова три мушкетера, стр. 89
Тут он остановился, словно пораженный какой-то догадкой.
— Но он, он! — прошипел человек, погрозив кулаком неведомому врагу. Это он держит нас здесь. Он хочет сгноить тут и меня, и Камиллу. Но ему не дождаться этого. Нет, палач в пурпурной мантии. Я перехитрю тебя, я не доставлю тебе радости с усмешкой выслушать доклад о моей смерти. Все твои соглядатаи тоже люди из плоти и крови. Они так же смертны, как и все люди. И сдается мне, что чумы они боятся больше, чем тебя. Скоро они все разбегутся из зачумленного города, они уже бегут. И некому будет удержать меня тут.
Снова отворились двери, и вошел Антуан, неся на подносе бокал вина.
— Бутылку! Принеси бутылку! — отрывисто бросил мессир Гитон, так как это, конечно же, был бывший комендант Ла-Рошели.
— Ваша милость, осмелюсь почтительно заметить…
— Ты, кажется, не расслышал, Антуан!
— Но, ваша милость… ваш лекарь, доктор Рудольфи…
— К черту лекаря! К черту Ришелье! Пусть все они катятся к черту! А самое главное — к черту Клермон-Ферран!
— Согласен со всем, кроме первого, — раздался голос, и в дверях появился человек с умными глазами и постоянно изменяющимся выражением лица.
— А, это вы, Рудольфи, — проворчал мессир Гитон. — Антуан, подайте нам еще один бокал. Вы ведь не откажетесь от вина, произведенного на вашей родине, Рудольфи.
— Совершенно верно, мессир. В Венеции умеют делать все, в том числе и вино.
— А если что делать не умеют, то уж точно перепродадут с барышом, так же ворчливо откликнулся г-н Гитон. — Ваше здоровье, Рудольфи.
— Сожалею, что не могу ответить вам тем же, ваша милость, так как сам запретил вам пить вино в количестве, превышающем один бокал в день. Но… принимая во внимание ваше настроение, то, что вы угощаете меня, и обстановку в городе… я закрываю глаза на это злоупотребление.
— У меня что-то болит вот здесь, — мрачно сказал г-н Гитон. — Может быть, меня пора выбросить на повозку, чтобы Камилла не заразилась? Вы не могли бы осмотреть меня?
— Непременно. Для этого я и состою при вашей милости, чтобы рассеивать все ваши подозрения и вылечить, если не дай Бог…
— Оставьте, Рудольфи, — брезгливо поморщился бывший мэр Ла-Рошели. Не надо мне заговаривать зубы. От чумы еще никого не вылечивали.
— Правда, мессир, — легко согласился венецианец. — Благодарю за вино оно превосходно. А теперь соблаговолите раздеться.
Врач долго и обстоятельно осматривал своего пациента, время от времени задавая ему короткие профессиональные вопросы. Закончив осмотр, доктор Рудольфи уселся в кресло и проговорил:
— В вашем возрасте, мессир, многие заплатили бы большие деньги, чтобы поменяться с вами здоровьем.
— Вы уверены, что не обнаружили ничего подозрительного? — не обращая внимания на развязный тон врача, спросил хозяин дома.
— Ах, мессир. Начало заболевания распознается по затвердению и набуханию сальных желез подмышками и в промежности. Набухшие железы растут очень быстро и скоро достигают размеров куриного яйца, а может быть, и яблока средней величины. Уже потом появляются черные пятна — сначала на предплечьях и бедрах, затем по всему телу. И карбункулы, которые не исчезают даже после того…
— Черт побери! Зачем вы все это мне рассказываете, Рудольфи?
— Чтобы успокоить вас, доказав, что у вас ничего нет.
— Ничего себе, успокоить. Нет, к черту! Я принял решение.
— Надеюсь, что оно соответствует тому, что ваша милость говорили, когда я вошел сюда?
— А что я говорил? Ах, да… я послал вас к черту. Извините, Рудольфи, я погорячился.
— Что вы, мессир, какие пустяки! Я имел в виду, что вы послали к черту Ришелье, а затем и Клермон-Ферран.
— А, вы правы. Да, именно это решение я имел в виду.
Часом позже господин Гитон постучал в дверь спальни Камиллы.
— Камилла, — заявил он, когда девушка пригласила его войти. — Пора собираться в дорогу.
Сердце Камиллы учащенно забилось, и она обрадованно всплеснула руками.
— Вы решили это окончательно, сударь?!
— Бесповоротно.
— Но мне показалось, что вы опять много пили сегодня?
— Это лишь подкрепило меня в моем намерении.
— Но как же быть с приказанием кардинала?!
— К черту кардинала и его приказы!
— Куда же мы поедем на этот раз?
— В Париж!
При этих словах своего бывшего опекуна Камилла не удержалась от радостного возгласа, который показался мессиру Гитону громче первого.
— Да-да, мы поедем в Париж. В этот человеческий муравейник, где легче всего скрыться от глаз вездесущего министра. Я ведь не Бэкингем, в конце концов, чтобы уделять мне повышенное внимание. Мы будем под самым его носом, но сначала заметем следы.
— Сударь, за весь этот год я не слышала от вас более разумных и приятных слов.
— А я — более непочтительных, сударыня. Итак, собирайтесь в дорогу.
Они расстались, вполне довольные друг другом.
Камилла никогда не видела Парижа, она только слышала о нем от других. Она читала о нем в модных романах и грезила в своих снах. Однако в основе ее характера лежали совсем другие качества, нежели те, что были присущи большинству провинциалок ее возраста. Неженская энергия и решительность в сочетании с острым умом могли бы составить Камилле репутацию взбалмошной чудачки. Но, поскольку эти черты ее натуры уравновешивались природной добротой и своеобразной игривой нежностью, окружающие почти всегда находили ее привлекательной и милой.
Только отвергнутые поклонники имели на этот счет особое мнение. Они говорили, что Камилла — капризная гордячка и ветреница.
Проще говоря, Камилла де Бриссар без преувеличений была созданием очаровательным.
Мы уже говорили о том, что лейтенант мушкетеров произвел на нее сильное впечатление. В то же время ее интерес к д'Артаньяну во многом был вызван самим решительным поступком девушки. Гасконец, сам того не зная, предоставил ей возможность совершить нечто. Стать организатором и главной исполнительницей романтического побега заключенного — приключения, щекочущего нервы и самолюбие.
Камилла де Бриссар в роли отважной спасительницы красивого и храброго пленника! Девушка не отдавала себе в этом отчета, но в ее чувстве к д'Артаньяну содержалась немалая доля благодарности, которую испытывает ловкий наездник, красующийся на горячем скакуне, к этому самому скакуну именно за то, что он предоставляет ему такую прекрасную возможность покрасоваться и продемонстрировать искусство верховой езды перед многочисленными зрителями.
Камилла была этим всадником, д'Артаньян — конем.
Отъезд в Париж означал не только избавление от угрозы заболеть страшной болезнью. Он означал новую жизнь, новые впечатления и очень вероятную встречу с д'Артаньяном.
Мессир Гитон обставил свой отъезд из Клермон-Феррана с подобающей тщательностью. Доктор Рудольфи обронил в разговоре с двумя-тремя своими коллегами, что его состоятельный работодатель и пациент, к большому сожалению, видимо, долго не протянет, так как у него обнаружены все признаки начинающейся чумы.
Дом покинули глухой ночью, колеса кареты и копыта лошадей были обернуты мягким войлоком. За городом карета остановилась, из нее вышли двое слуг: Антуан и кучер Пьер. Они вернулись в город, забили окна и двери дома досками и намалевали на дверях букву «Р». Затем они возвратились к тому месту, где их поджидала карета. Верный Антуан занял место в карете, кучер Пьер забрался на свое место, взял в руки вожжи… и карета покатила на север. В Париж.
Разгулявшаяся в Клермон-Ферране чума на этот раз оказалась сильнее кардинала. Никому в голову не пришло заниматься расследованием обстоятельств появления зловещей буквы на дверях трехэтажного дома на улице Гран-Гра.
Глава пятьдесят седьмая
В Париже
Камилла впервые совершала этот путь. Поначалу взору ее открывались довольно знакомые картины: длинный ряд холмов, усеянных дикими виноградниками, а вслед за ними потянулись пустые в это время года поля. Мельницы поскрипывали своими крыльями, медленно брели коровы, и монотонность ландшафта убаюкивала девушку. Она задремывала с улыбкой на лице.