Д'Артаньян в Бастилии, стр. 90
И Портос, не удержавшись, замахал рукой.
— Полно, Портос, успокойтесь. Вы же знаете, что даже зорким глазам нашего гасконца нас не разглядеть. Все, что мы видим, мы видим благодаря чудесному изобретению мессира Галилея, — сказал Атос.
— Голубь уже прилетел? — снова спросил Арамис.
— Голубь! Скажите лучше — добрая дюжина голубей!
Да, что я говорю — полсотни! Или сотня! Они так и кружат над башней.
— Ах, Портос! Вы иногда напоминаете мне большое дитя, — с досадой заметил Арамис. — Белый почтовый голубь! Вы же сами прекрасно знаете, о чем я говорю…
— Разумеется, знаю, но там десяток белых… И ни одна из этих глупых птиц не идет к д'Артаньяну. Они норовят ухватить крошки на лету или подбирают то, что упало поодаль.
— А виден ли поблизости тюремщик?
— Да, вон он стоит…
— Проклятие! Он может помешать…
— У меня такое ощущение, что я мог бы снять его мушкетной пулей… проговорил Портос. — Так близко… — Он на мгновение оторвался от окуляра. А теперь — ничего не видно. Потрясающе! Теперь я знаю, что и от ученых есть толк!
Великан снова прильнул к трубе.
— Тюремщик машет рукой и что-то говорит д'Артаньяну. По-моему, он чем-то недоволен.
— Вот досада. Какого дьявола ему надо?!
Само собой, вопрос Арамиса остался без ответа. Между тем на крыше Бертодьеры происходил следующий диалог.
— Не пойму, какое удовольствие вы видите в том, чтобы кормить стаю этих птиц, — досадливо проворчал тюремщик, обращаясь к д'Артаньяну.
— Как? Вы не понимаете?
— Нет!
— Их вольный полет напоминает мне о свободе.
— Ну и смотрели бы на них себе на здоровье. Зачем же сыпать им крошки?
— Я кормлю их, а следовательно, делаю доброе дело, не даю погибнуть с голоду.
— Если бы они только клевали корм, это было бы еще полбеды, но…
— Что такое?
— Они еще и гадят сверху. Вот опять! Проклятые птицы!
— Чего же вы хотите? Над вашей головой кружит полсотни голубей, тут, сами понимаете, надо быть готовым ко всему! — невинно глядя на тюремщика, ответствовал д'Артаньян.
— О, дьявол!
— Опять на вас попало?
Тюремщик злобно взглянул на мушкетера, продолжавшего как ни в чем не бывало бросать хлебные крошки голубям, махнул рукой и отошел к другому краю. Немного погодя он и вовсе ушел с крыши. Заключенные остались одни. Вскоре один из них, дряхлый старик, устал и спустился вниз, а двое других были поглощены беседой и не представляли для д'Артаньяна никакой помехи. Мушкетер уже несколько минут видел знакомого белого голубя, но только теперь он получил возможность обратить все свое внимание на птицу.
Голубь описывал круг за кругом над башней. Видимо, он был озадачен. Человека, постоянного предлагавшего ему корм с теплой ладони, на крыше не было. Голубь был голоден, он уже привык получать тут корм в это время… Но вместо знакомого человека на крыше стоял другой. И на ладони у него тоже был хлеб. Голубь описал еще один круг и, складывая крылья, опустился на парапет.
— Спустился! — вскричал Портос.
— Кто?!
— Голубь спустился и сел рядом!
— А стражник?
— Спустился тоже… Д'Артаньян предлагает ему хлеб на вытянутой руке…
— Что вы такое говорите, Портос! Д'Артаньян предлагает хлеб стражнику?!
— Да нет же! При чем тут стражник? Его уже давно нет на крыше, голуби загадили ему всю шляпу.
— Ну что же вы?
Наступила томительная пауза.
— Ура! Клюет! — торжествующе проревел Портос.
И трое друзей огласили колокольню возгласами ликования.
Пока птица склевывала хлебные крошки с его ладони, мушкетер осторожно нащупал у нее под крылом коротенькое послание и заменил его своим. Голубь встрепенулся, пару раз взмахнул крыльями, повел круглым глазом, но, очевидно, решил, что человек играет по правилам, как и другой, давно знакомый, и успокоился. К тому же оставалось еще много хлебных крошек.
Так у друзей появился почтальон.
Глава пятьдесят восьмая
Горизонт светлеет
Известия из армии оставляли желать лучшего. Маршал де Ла Форс заверял короля в том, что мятежные силы будут разбиты и рассеяны со дня на день.
Но дни складывались в недели, недели шли, а решительной победы не было.
Судя же по донесениям г-на де Тревиля, ее и не могло быть. Адресуясь прямо к его величеству, капитан мушкетеров с солдатской прямотой извещал монарха об отсутствии должного порядка в войсках и сетовал на нехватку достаточного количества опытных и дельных офицеров. При этом, оставаясь искушенным придворным, г-н де Тревиль не называл имен, но умалчивал о них так красноречиво, что королю не составляло большого труда догадаться, кого тот имеет в виду.
Хотя имя д'Артаньяна и не было названо впрямую, но Людовик XIII ясно понял, что капитану его мушкетеров очень не хватает лейтенанта.
Король задумался. Потом взял перо и написал несколько строк. Затем Людовик XIII задумался снова, и на этот раз раздумья короля затянулись.
— Ла Шене! — воскликнул он, наконец придя к решению. — Господина Дезэссара ко мне.
Рота г-на Дезэссара, вернее половина ее, была оставлена в столице для несения караульной службы в Лувре. Другая же половина гвардейцев принимала участие в военном походе против армии мятежников. В силу упомянутого обстоятельства командира роты отыскали в самое короткое время.
— Ваше величество изволили звать меня? — почтительно осведомился г-н Дезэссар, войдя в приемную короля.
— Правильно, господин Дезэссар.
— Приказывайте, ваше величество!
— Скажите мне, господин Дезэссар, знаете ли вы господина д'Артаньяна?
— Да, ваше величество. И с самой лучшей стороны.
Король улыбнулся:
— В вас говорит чувство корпоративной солидарности, господин Дезэссар. Впрочем, мне по душе ваша прямота.
Вам ведь, наверное, известно, что в настоящее время господин д'Артаньян находится в Бастилии?
— Увы, ваше величество. Это мне действительно известно.
— Но все можно уладить. Кстати, господин Дезэссар, напомните мне, пожалуйста, как и когда вы познакомились с д'Артаньяном?
— Он служил у меня в роте, пока ваше величество не изволили перевести его в мушкетеры после дела у бастиона Сен-Жерве.
Король Франции Людовик XIII любил рассказы о битвах и походах. Поэтому он произнес:
— Я что-то не припоминаю… Не могли бы вы рассказать, в чем там было дело, господин Дезэссар?
— Сочту за честь, ваше величество.
— Итак, слушаю вас.
Дезэссар был солдатом, но никак не глупцом. Напротив, этот достойный дворянин был умен почти так же, как и де Тревиль. Он понял, что король принял решение, но хочет услышать слово от него, гвардейского офицера.
— Ваше величество! — воскликнул он.
— Я слушаю вас, господин Дезэссар.
— Позвольте мне обратиться к вам с просьбой?! Я никогда бы не посмел позволить себе… но ведь монарх — высший судья, и только он может восстановить справедливость!
— Говорите же, я вас внимательно слушаю, — милостиво ответил Людовик XIII. — Я знаю вас как храброго и верного воинскому долгу офицера и уверен, что вы не попросите меня о чем-либо недостойном.
— Ваше величество, шевалье д'Артаньян находится в Бастилии по явному недоразумению. Его место около своего короля или на поле боя, но никак не в тюремной камере!
Король внимательно посмотрел на стоящего перед ним офицера.
— Хорошо, — произнес Людовик XIII. — Я подумаю и завтра… нет, послезавтра объявлю свое решение.
Господин Дезэссар низко поклонился королю и собирался испросить разрешения удалиться, но в этот момент король остановил его знаком.
— Хотя… Мне пришла в голову одна мысль, — проговорил король. — Я хочу повидать шевалье д'Артаньяна и задать ему несколько вопросов… Если его ответы удовлетворят меня, то, конечно же, он снова сможет надеть мундир лейтенанта. А пока… Господин Дезэссар, вот вам предписание господину коменданту Бастилии. Вы отвезете его дю Трамбле и предупредите его о том, что я лично повелеваю ему хранить все в строжайшем секрете. Пусть д'Артаньяна постригут, побреют, вообще приведут в порядок и позаботятся о его внешнем виде. Я не хочу, чтобы этот достойный дворянин предстал перед своим королем в жалком обличье бастильского камерника. И завтра, нет, послезавтра вы доставите д'Артаньяна ко мне. Но не в Лувр! Не в Лувр.