Д'Артаньян в Бастилии, стр. 86

— Где он?! — закричал Рошфор, первым прискакавший на улицу Шап, осадив тяжело дышащего коня.

— В доме. Вернулся около часа тому назад.

— Взломайте двери и арестуйте всех, кто окажется в доме, — приказал Рошфор.

— Где третий?! — раздался крик графа Рошфора, спустя еще некоторое время, которое потребовалось для того, чтобы исполнить его приказание и убедиться в том, что в доме находятся только двое спящих мертвецким сном людей — врач Ришелье и его горбатый слуга-сообщник. — Где третий?

— Но именно этот горбун недавно покинул дом, — озадаченно проговорил один из людей. — И я готов поклясться, что он не возвращался обратно.

— Если вы упустили его, болваны, — страшным голосом произнес Рошфор, вы пожалеете, что появились на свет.

— За ним последовали Майоль и Юмбер, ваша светлость! — вскричал начальник.

— Это ваш единственный шанс! — процедил Рошфор сквозь зубы. — Куда он поскакал?

— Трудно сказать наверное, сударь, но, возможно, к воротам Сен-Дени.

— За мной! — крикнул Рошфор прискакавшим с ним всадникам, давая шпоры коню. — Разошлите людей ко всем ближайшим заставам с приказом кардинала запереть ворота.

Бежар успел миновать заставу и не сходил с лошади, пока усталость окончательно не одолела его. Он заночевал в Виль-д'Эвек, в единственной приличной придорожной гостинице. Отсюда Майоль, озадаченный таким странным поведением горбуна, послал в Париж Юмбера за подкреплением, сам же, убедившись, что порученный ему объект наблюдения действительно заночевал, остался стеречь его, расположившись в общем зале того же заведения. Часом позже в Виль-д'Эвек Бежар был арестован.

Глава пятьдесят пятая

Что видно в телескоп

Друзья осторожно вывели ослабевшего великана, удрученного научным диспутом до глубины души.

— Я уже предлагал Портосу подняться наверх, — сказал Атос. — И повторяю свое предложение. Оттуда, должно быть, открывается великолепный вид на город.

Правда, Арамис?

— Вы не ошиблись, любезный Атос. Портос, там всегда царит свежий ветер, и вам сразу же станет лучше, — живо откликнулся Арамис.

— Мне уже полегчало. С той поры как мы выбрались оттуда, я слышу только ваши голоса, друзья мои.

— Тогда идем?

— Ведите нас, Арамис. Только вы способны разобраться в этих винтовых лестницах!

Атос с Портосом отважно доверились Арамису и вскоре были вознаграждены за это. Они оказались на колокольне монастырской церкви, небольшой, остроконечной готической колокольне, опиравшейся на точку пересечения свода и возносившейся так высоко, что человеку, стоявшему тут, открывался Париж как на ладони. Привычный к этой великолепной перспективе, угрюмый звонарь, поднимавшийся сюда каждый день, не мог оценить ее и насладиться возможностью ощутить себя парящим над Парижем, но трое друзей не могли не любоваться прекрасным видом. Густая сеть причудливо извивающихся улиц, прорезаемая двумя длинными параллелями главных сухопутных артерий Парижа — улицами Сен-Мартен и Сен-Дени, которые пересекали город с юга на север, раскинулась под ними. Крыши, печные трубы, фасады дворцов и особняков, озерца площадей, расплескавшиеся посреди столпотворения домов, домиков и домишек, остроконечные кровли, церковные шпили…

— Осторожнее, Портос! Не упадите вниз, — рассмеялся Арамис, уже не раз имевший возможность полюбоваться видом Парижа с монастырской колокольни и потому реагировавшим более сдержанно.

— Правда! Черт побери, было бы обидно, избегнув опасности посерьезнее, сломать себе шею в такой безобидной ситуации. Вдохнув полной грудью этот свежий воздух, я окончательно пришел к выводу, что науки губительны для здоровья, — посетовал Портос, ухватившись для прочности за какой-то шест или стержень.

— Эй, что это вы делаете, друг мой?! — вскричал Арамис, всплеснув руками.

— Разве вы не видите, держусь за эту штуку. Так легче сохранить равновесие, перегнувшись вниз.

— Заклинаю вас, Портос, отпустите ее скорее!

— Да что случилось?! Вы только что просили меня соблюдать осторожность, вот я и ухватился. Да успокойтесь же, Арамис, вы видите — я ее отпустил. Могу даже отойти в сторону от этой трубы на палке. Что это за штука? Насест для голубей?

— Это подзорная труба, которую прислал из Пизы в подарок отцу Мерсенну астроном Галилей.

Портос бросил на Арамиса умоляющий взгляд:

— Прошу вас, Арамис, не продолжайте, а то мне опять сделается худо.

Атос же, напротив, проявил интерес к теме и, подойдя к зрительной трубе, укрепленной на штативе, спросил:

— Если я правильно понял — это устройство позволяет патеру наблюдать в ясную ночь звездное небо?

— Совершенно верно.

— Значит, она увеличивает силу зрения? Приближает предметы?

— Да. Хотите взглянуть? Отец Мерсенн показывал мне Луну, это очень интересно. Сейчас, к сожалению, день, но если дождаться наступления темноты…

— Вы говорите — «к сожалению», Арамис! — воскликнул Атос, подойдя к телескопу и приникнув к окуляру. — А я скажу — «к счастью». Поистине великое изобретение!

Вот передо мной каменные химеры Собора Богоматери, так близко, что их, кажется, можно потрогать рукой!

— Преподобный Мерсенн объяснил мне, что труба увеличивает изображение почти в тридцать раз и за один экземпляр ее, посланный в подарок дожам, венецианский сенат тут же удвоил мессиру Галилею жалованье, — заметил Арамис.

Последние слова аббата, как и неподдельный интерес, проявленный к диковинному оптическому приспособлению Атосом, возымели действие и на Портоса. Он прислушался и подошел ближе.

— Послушайте, — выпалил он. — Да ведь Собор так далеко! Неужели так хорошо видно, Атос?

— Посмотрите сами. — И Атос уступил место у телескопа господину дю Баллону.

— Ax! — вскричал пораженный Портос.

Атос и Арамис не могли удержаться — оба расхохотались.

— О! — проговорил Портос, прильнув к окуляру. — Я не поверил вам, Арамис, но теперь сам вижу. О, вот и Лувр! Кареты на площади, всадники словно игрушечные!

Поразительно. Знаете, что я вам скажу, венецианский сенат поскупился. Они сущие скряги — эти венецианские дожи!

Тысяча чертей! Да за такую вещь следовало бы не удвоить, а увеличить вчетверо жалованье этому господину Галилею.

— Узнаю вашу обычную щедрость, любезный Портос, — смеясь, ответил Арамис. — Не вы ли недавно ругательски ругали всех ученых, называя их книжными червями, и еще похуже. Я, право же, запамятовал, как именно…

— А теперь я вижу башню Сен-Жак, — продолжал Портос увлеченно. Удивительно близко…

В этот момент на звонницу поднялся монах-звонарь. Он сначала с некоторым удивлением посмотрел на господ, рассматривающих город в зрительную трубу преподобного Мерсенна, но, видимо, вспомнив, что сегодня у этого достойного патера собирается научный кружок, лишь кивнул и потерял к ним интерес.

— Дело к полудню, брат д'Эрбле, — пояснил он Арамису, хотя тот и не нуждался в пояснениях. — Пора звонить и читать «Angelus». [23]

Атос, рассеянно слушавший слова молитвы, лишь иногда морщась, если монах проглатывал латинское окончание или путал падеж, перевел взгляд на восток. Монах ухватился за канат, деревянный ворот скрипнул, и медный колокол медленно, словно нехотя, начал раскачиваться в ответ на усилия человека. Монастырский колокол был невелик, а монах — здоровый малый. Он привык справляться один, без помощников. Медный котел колокола раскачивался все сильнее и сильнее. И вот наконец — первый удар медного языка о внутренние стенки. Звук его разнесся на полтора лье по всей округе. Атос вздрогнул и схватил Портоса за руку:

— Портос, смотрите на восток. Направьте трубу к востоку!

— Но я и так туда смотрю.

— В таком случае — что вы сейчас видите?

— Королевскую площадь.

— А дальше? Дальше?

— Дальше? Что же, извольте — дальше я вижу Бастилию.

— Вот именно, Портос, Арамис, Бастилию! Дальше видно Бастилию!!