Д'Артаньян в Бастилии, стр. 55

— Трудно сказать, но с виду она — юная девушка. И не совсем нормальная.

Брови королевы-матери взметнулись вверх.

— Вот как? Сумасшедшая?

— Нет, скорее — одержимая.

— Какого же рода одержимость?

— Девушка способна впадать в транс. И в таком состоянии изрекать так называемые пророчества.

— Но это же очень интересно. И что она… видит в будущем?

— Я видел ее лишь издали, и мне не приходилось прибегать к услугам этого юного оракула. Вам ведь известно, ваше величество, как наша Святая Церковь относится к подобным вещам. Человеку не дано прорицать будущее.

— Хорошо, но ведь жена маршала д'Анкра могла порой видеть грядущее…

— Что и привело ее на костер. Которого, кстати, ей не помогли избежать ее способности.

Королева-мать вздохнула снова.

— Я полагаю, настало время Бежара.

— Вы хотите сказать, что мессир Бежар…

— Послужит тем самым орудием небес, о котором мы только что говорили.

— Что ж, он — искусный алхимик и хороший врач, ваше величество.

— Первое послужит делу избавления от тирана, а второе — тому, чтобы поступить к нему на службу.

— Но ведь Бежар состоит на службе у вашего величества.

— Вот именно. Кардинал прекрасно знает, что я понимаю толк в аптекарях-врачах. Это создаст ему репутацию.

— Относительно этого, ваше величество, можете быть спокойны. Половина Парижа уже только и говорит, что о талантах вашего медика. Нашими стараниями «он вылечил» госпожу де Гемене от колик, а графа д'Аркура — от почечной болезни.

— Вашими стараниями?

— Я имел в виду членов нашего Ордена, — скромно потупился Сюффрен.

— Но как это возможно?

— Просто. Среди нас тоже есть весьма сведущие люди, а они сообщили рецепты страждущим от имени мессира Бе. жара. Таким образом, он, ничего не сделав, уже получил многих благодарных пациентов и почитателей его врачебного искусства. Впрочем, он и вправду умелый лекарь.

— Отлично. Теперь следует сделать так, чтобы кардинал захотел избавиться от своего врача, а вместо него взять Бежара.

— Кардинал последнее время болеет и недоволен своим врачом. — Помолчав, иезуит добавил:

— Осталось только скомпрометировать лекаря в глазах своего господина, и он прогонит его долой.

— Как это сделать?

— Об атом позабочусь я.

Мария Медичи испытующе посмотрела на своего духовника и поняла, что он знает, о чем говорит.

— После этого я откажу Бежару от места. Не так ли?

Сюффрен задумался.

— Нет, — сказал он немного погодя. — Это может вызвать подозрения у кардинала. Я постараюсь, чтобы кардинал сам захотел переманить искусного медика от вас, ваше величество, к себе.

— Разумеется, так будет лучше. Я знаю кардинала — ему доставит большое удовольствие сделать мне какую-нибудь гадость.

— Таков уж характер нынешнего властелина. Он всемогущ, но злопамятен и обожает сводить счеты.

Мария Медичи принялась теребить веер.

— Но надежен ли этот Бежар? Если эти ищейки пронюхают что-то, они сейчас же схватят его. Под пытками он во всем сознается.

— Ему не в чем будет сознаваться, ваше величество.

— Но ведь он догадывается о характере своей миссии.

— Этого было не избежать. Во-первых, он идет на это вполне сознательно, полагая, что оказывает услугу французскому народу, который кардинал уморил податями. Во-вторых, мы крепко держим его в своих руках. Вспомните, ваше величество, я говорил вам, что провидение редко указует нам достойных или безгрешных в качестве орудия возмездия. Если бы против тирании выступила чистая безгрешная душа, она погубила бы себя своим поступком, хотя бы совершенным и для блага народов. Мы же полагаем, что все целесообразно, что ведет к уменьшению зла в этом мире, и без того погрязшем во грехе. Таким образом, тиран гибнет от рук грешника, возможно злодея, и тот и другой получают лишь то, что они заслужили. Тиран — смерть физического тела, злодей, избавивший народы от тирании, — гибель души, так как он все же совершил человекоубийство.

Мария Медичи с некоторым страхом посмотрела на иезуита, видимо, пораженная этими построениями.

— Гибель души, но… не тела? — нерешительно спросила она.

— Возможно, и тела. Это зависит от многих обстоятельств.

— Каких? — быстро спросила королева-мать.

Вместо ответа иезуит пожал плечами. Мария Медичи содрогнулась. Она поняла, что участь Бежара предрешена. Орден не любит оставлять следов. Королева-мать вспомнила о том, что у алхимика есть дочь.

— Бедная девочка, — со вздохом промолвила она. Затем ей пришла в голову еще одна мысль. — Так, значит, Бежар — злодей? — наивно спросила она.

— Лучше будет сказать так: у него темное прошлое, ваше величество, поклонился иезуит.

— Но если оно темно — значит, нельзя судить о нем!

— Оно темно для любого, но только не для Ордена, — был ответ.

И снова королева-мать ощутила неприятный холодок, пробежавший по спине. Она видела, что ее духовник почтителен, открыт ей настолько, насколько это не затрагивает интересов его тайного общества. Было и еще одно обстоятельство, которое успокаивало ее: они имели перед собой общего врага и цели у них совпадали. По крайне мере пока.

— А чем вам мешает кардинал? — неожиданно для самой себя спросила она. И испугалась. — Ведь он получил свою шапку из рук Его Святейшества Папы! добавила королева-мать, чтобы этими словами сгладить впечатление от своего вопроса.

Но духовник, оставаясь спокойным, охотно объяснил:

— Ваше величество, Ришелье вреден для Ордена, так как он поддерживает еретические государства за пределами Франции и всеми силами борется против его католического величества короля испанского.

Королева обдумала слова Сюффрена, затем она спросила еще:

— В таком случае, что же следует делать, если… мы достигнем цели. Что следует тогда посоветовать королю?

— Лишить французской поддержки короля шведского Густава-Адольфа, вернуть Казале и прислушаться к опытному графу Мирабелю, испанскому посланнику, — тихо проговорил иезуит.

— Так мало?

— Этого вполне достаточно, ваше величество.

— Хорошо, — улыбнулась королева-мать. — Я запомню эти имена и постараюсь ничего не перепутать, когда буду называть их сыну.

Духовник королевы-матери низко поклонился, так, что совсем не стало видно его лица.

— Которого из двух своих сыновей имеет в виду ваше величество? прошелестел его голос.

Лицо Марии Медичи покрылось смертельной бледностью.

— Разумеется, я говорю о короле Франции Людовике Тринадцатом, своем старшем сыне.

— Конечно, ваше величество, — еще глубже склонился в поклоне иезуит. Разрешите только напомнить вам, что Казале — не имя, а название города. Кроме того, позвольте выразить надежду, что при этом вашем будущем разговоре с королем будет присутствовать и ваш младший сын, герцог Орлеанский.

Глава тридцать девятая

Обход г-на дю Трамбле

Раз в месяц в тюрьме положен комендантский обход.

Новый комендант главной тюрьмы Парижа и всей Франции не мог пренебрегать этой традицией, словно в его ведении находилась какая-нибудь второстепенная Фор-Левек или Консьержери, куда отправляли уличных воров и неудачливых грабителей с Нового Моста. Г-н дю Трамбле был человеком не только предусмотрительным, но и обстоятельным. Он потребовал себе списки заключенных и весьма тщательно ознакомился с ними. А ознакомившись, пришел к выводу, что его постояльцы, за редким исключением, составляют вполне достойное общество и требуют к себе такого же достойного отношения. Поздравив себя с этим выводом, г-н дю Трамбле тотчас же написал прошение о выделении дополнительных сумм из казначейства на содержание бастильских узников.

Покончив с этим полезным делом, новый комендант, вызвал караульного офицера и приступил к обходу.

Первого узника пришлось долго будить. В камере царил полумрак, было сыро и тоскливо, и г-н дю Трамбле испытал мимолетное чувство жалости к узнику, который, как следовало из бумаг, провел здесь уже без малого семь лет. Впрочем, это несвойственное натуре г-на дю Трамбле смутное ощущение быстро покинуло его.