Д'Артаньян в Бастилии, стр. 3
Дю Трамбле, изо всех сил старался казаться спокойным.
— Как вы думаете, Генрих, кто из нас в наиболее двусмысленном положении? — все с той же недоброй усмешкой спросила королева-мать, снова поворачиваясь к Монморанси.
— Очевидно, ваше величество имеет в виду себя, — почтительно отвечал герцог.
— Отнюдь! Вовсе нет, мой благородный и бесхитростный Монморанси! Разве это у меня есть старший брат, который в монашестве зовется отец Жозеф?! Который вхож к нему днем и ночью?! Подобную привилегию имеют еще только двое: Комбалле и Марион де Лорм, но они ведь не мужчины, — ядовито продолжала Мария Медичи. — И разве это я так упорно отмалчивалась, стоя в углу все это время, пока вы, господа, произносили все эти речи, от которых, я уверена, у господина кардинала сейчас случился приступ подагры?!
Все взгляды обратились на дю Трамбле. Он заметно побледнел.
— Ваше величество, вы несправедливы ко мне!
— Разве сказанное мной не соответствует действительности?
— Нет, все правда.
— Вот видите!
— Но ведь это никак не подтверждает мою нелояльность.
— Но к не доказывает обратного.
— Вы лишаете меня своего доверия! Только оттого, что Франсуа близок к кардиналу?! В таком случае, ваше величество, я прошу вас принять во внимание, что я не виделся с ним вот уже полгода и отношения у нас далеко не родственные.
— Откуда же это знать де Гизу! Вот он и принимает меры предосторожности, при этом искоса посматривая на вас, любезный дю Трамбле. Однако вы меня недооцениваете, господа! Я предвидела сегодняшнюю ситуацию. С сожалением сознавая, что здоровье Людовика всегда оставляло желать лучшего, я предчувствовала, что король не оставит наследника, уходя в мир иной. Поэтому я написала Филиппу Испанскому, с тем чтобы узнать его мнение о возможном браке бывшей супруги моего старшего сына, если она овдовеет, с младшим моим сыном — герцогом Орлеанским. Испанский кабинет не скрывает своего удовлетворения таким поворотом событий. Разумеется, при условии, что Ришелье будет тотчас удален. Я пообещала, что он исчезнет из политики. Как видите, господа, кардиналу недолго осталось тиранить Францию.
— Хвала провидению! — горячо воскликнул Генрих Монморанси. — Только одно не устраивает меня в словах вашего величества.
— Что именно, герцог?
— Вы сказали — «исчезнет из политики». Он должен исчезнуть, не только из политики. Он должен исчезнуть вовсе!
— Благодарю за напоминание, герцог, — улыбнулась Мария Медичи. — Королю Испании незачем знать подробности.
Наступило молчание.
— Вы видите, дорогой де Гиз, что вам не следует опасаться господина дю Трамбле. Хоть он и имеет такого брата, все же чутье придворного его никогда не подводило. Франция не позднее завтрашнего дня получит нового монарха.
И тогда песенка кардинала спета!
В это мгновение в коридоре послышались шаги.
Не успела королева-мать нахмурить брови, как ей доложили о лионском губернаторе господине д'Аленкуре, прибывшем по делу чрезвычайной важности.
— Сейчас ничего нет важнее известий о здоровье короля, — отрывисто произнесла Мария Медичи.
— Я только что от его величества! — задыхаясь, проговорил д'Аленкур, было ясно, что большую часть пути от кареты до апартаментов королевы он бежал.
Королева торжествующе посмотрела на затаивших дыхание заговорщиков. Однако она быстро овладела собой и приняла скорбный вид.
— Итак, вы прибыли сообщить нам, что король…
-..уже вне опасности, ваше величество, — сообщил ничего не подозревающий д'Аленкур. — Благодарение Богу, доктор Бувэр уверил меня, что его величество уже завтра сможет откушать куриного бульона.
Глава третья
Почему дю Трамбле впоследствии получил место коменданта Бастилии, а Бассомпьер — ее постояльца
После слов губернатора сделалось очень тихо. По. том — шумно. В жизни человека случаются мгновения, когда он явственно ощущает свою причастность к Истории. Кое-кому из присутствующих показалось в этот момент, что на них пала черная тень Бастилии. Одним из них был господин Леклер дю Трамбле. Взгляд, которым они снова украдкой обменялись с де Гизом, лишь укрепил дю Трамбле во мнении, что у собравшихся, а значит, и у него лично, крупные неприятности.
Мария Медичи закусила губу.
Однако королева-мать была не из тех, кто позволяет обстоятельствам управлять собой. Напротив, она всегда стремилась управлять обстоятельствами. Короче говоря, королева-мать являла собой натуру незаурядную.
— Господь внял молитвам матери, — твердо проговорила бледная Мария Медичи. — Извещена ли королева?
— Нет еще, ваше величество, — почтительно склонился д'Аленкур. Получив радостное известие из первых рук доктора Бувэра, я счел своим долгом прежде всего уведомить вас.
— Я не забуду вашего усердия, господин д'Аленкур, — произнесла королева-мать. — Однако необходимо немедленно уведомить королеву, ее прекрасные глаза, верно, уже покраснели от слез.
«Надо скорее предупредить Гастона! — подумала она. — Еще одно разочарование для бедного мальчика!»
С милостивой улыбкой она отпустила лионского губернатора.
— Знаете, герцог, — обратилась Мария Медичи к Генриху Монморанси, теперь я понимаю, почему древние предавали казни гонца, приносящего недобрые вести… Я должна немедленно переговорить с королевой Анной, — продолжала она через мгновение.
— Ваше величество, думаю, мне следует справиться у доктора Бувэра о том, когда его величество сможет принять меня. Я хочу засвидетельствовать ему свое почтение, — быстро проговорил дю Трамбле, направляясь к дверям.
— Полагаю, король еще слишком слаб и сегодня принять вас не сможет! властно произнесла королева-мать. В голосе ее звучал приказ.
Но дю Трамбле ему не подчинился. Он быстро вышел из залы.
— Господин маршал, — подозвала Мария Медичи Бассомпьера. — Проследите, чтобы господин дю Трамбле не скрылся. Кардинал должен узнать о выздоровлении короля уже после…
— Вы приказываете арестовать дю Трамбле, ваше величество?
Королева заколебалась.
— Нет, — решила она наконец. — Арестовывать не надо.
Прикажите своим офицерам, чтобы они не выпускали господина дю Трамбле из замка, только и всего.
Вслед за Бассомпьером разошлись и остальные заговорщики.
Мария Медичи осталась одна.
— Теперь — Анна, — промолвила она и позвала мадам де Бретей. — Срочно уведомьте королеву о том, что я жду ее здесь! На карту поставлено все!
— Но как это сделать, ваше величество?!
— Через маркизу де Вернейль. Она — надежный человек!
— Статс-дама из свиты ее величества?
— Именно! Не теряйте ни секунды, герцогиня!
Доблестный Бассомпьер вызвал капитана дю Гайлье.
— Кто охраняет замок?
— Полсотни швейцарцев.
— Швейцарцы?! Отлично — это то, что надо! Слушайте мой приказ: ни под каким видом не выпускать из замка шевалье дю Трамбле!
— Будет выполнено!
— В таком случае — чего же вы ждете?
— Я бы хотел уяснить одну деталь, сударь.
— Какую же, черт побери?!
— Должны ли они арестовать шевалье дю Трамбле, если он все-таки захочет выйти из замка?
«Королева запретила арестовывать дю Трамбле», — вспомнил маршал и принял соломоново решение:
— Послушайте, дю Гайлье, разве я недостаточно ясно выразился? Не арестовывать, а воспрепятствовать тому, чтобы он покинул замок. Затолкайте его обратно — пусть сидит тут!
— И еще одно.
— Что там еще?
— Боюсь, не все швейцарцы имеют ясное представление о том, как выглядит господин дю Трамбле…
— А, тысяча чертей! Впрочем, тем лучше.
— Лучше, сударь?
— Ну да! Как мне это сразу не пришло в голову! Пусть швейцарцы не выпускают никого.
— Никого?
— Кроме тех, кто в состоянии объяснить, кто он такой, на понятном им языке.
— Отлично!
Наконец-то получив четкий приказ, заметно повеселевший капитан удалился.
«Никто, кроме меня, в замке не говорит по-немецки, а уж мне-то не придет в голову донести кардиналу на самого себя!» — рассудил маршал.