Благородный дом. Роман о Гонконге., стр. 342

75

14:30

«Морская ведьма» стояла на приколе недалеко от берега рядом с лодочной гаванью в Шатине. Сразу по прибытии кок, Кейси и Питер Марлоу под началом Горнта отправились на берег выбирать ещё плавающих в чанах с морской водой креветок и рыбу, а потом на деревенский рынок — за привезенными утром овощами. На ланч были приготовлены быстро прожаренные креветки с хрустящей брокколи, затем натертая чесноком и зажаренная на сковородке рыба, поданная со смесью китайской зелени, и все это al dente.

Во время ланча было много смеха; девицы-китаянки старались развлекать гостей и забавлялись сами: все они в разной степени владели набором соленых английских словечек. Дунстан Барр был невероятно смешон, остальные подыгрывали ему. «Насколько другими стали все эти мужчины, — с грустью думала Кейси, — насколько они раскрепостились и озорничают как мальчишки». Разговор зашел о бизнесе, и за несколько быстро пролетевших часов она узнала о том, как делаются дела в Гонконге, больше, чем из всех прочитанных ею книг и газет. И ещё больше уверилась в том, что если ты не один из своих, ни реальной власти, ни реального богатства тебе здесь не видать.

— О, у вас с Бартлеттом здесь все получится, Кейси, — уверял Барр. — Если вы будете играть по гонконгским правилам, установлениям Гонконгских, а не американских налоговых структур, верно, Квиллан?

— До некоторой степени. Если будете иметь дело с Данроссом — при условии, что компания «Струанз» не прекратит свое существование к будущей пятнице, — вы получите немного молока, но останетесь без сливок

— А с вами у нас получится лучше? — спросила она.

— Гораздо лучше, Кейси, — рассмеялся Барр, — но все же это будет молоко и капелька сливок!

— Скажем так, Кейси, с нами молоко будет снятое, — дружелюбно заметил Горнт.

Из камбуза поднимался чудесный запах только что обжаренных и свежемолотых кофейных зерен. Разговор за столом шёл общий, все обменивались шутками и, чтобы Кейси было интересно, говорили в основном о торговле в Азии, о спросе и предложении и об отношении азиатов к контрабанде. Девицы-китаянки болтали между собой.

Неожиданно сквозь этот благодушный фон прорезался полный язвительного раздражения голос Грея:

— Об этом лучше спросите Марлоу, мистер Горнт. Он ещё со времен нашего пребывания в Чанги все знает о контрабанде и вымогательстве.

— Будет тебе, Грей, — сказал Марлоу в неожиданно наступившей тишине. — Брось!

— Я думал, вы гордились этим, ты и твой американский друг-вымогатель. Разве не так?

— Давай не будем, Грей. — Лицо Марлоу напряглось.

— Как скажешь, старина. — Грей повернулся к Кейси: — Спросите у него.

— Сейчас не самый подходящий момент, чтобы пережевывать старые ссоры, мистер Грей, — вставил Горнт. Он старался говорить спокойно и не показывать, какое удовольствие ему доставляет стычка, внешне он смотрелся как идеальный хозяин.

— О, я и не пережевываю, мистер Горнт. Вы говорили о контрабанде и черном рынке. Марлоу спец в этом деле, вот и все.

— Кофе будем пить на палубе? — Горнт поднялся.

— Отличная мысль. Всегда славно пропустить чашечку кофе после жратвы. — Грей нарочно употребил это слово, зная, что покоробит компанию, но ему уже было наплевать. Он вдруг устал от пустой болтовни, ему были противны и эти люди, и то, что они собой олицетворяют, противно было чувствовать, что он здесь лишний, и ему хотелось одну из девиц, любую. — Марлоу со своим американским другом, бывало, жарили кофейные зерна прямо в лагере, в то время как остальные умирали с голоду, — с застывшим выражением лица произнес он. — Доводили нас до исступления. — Он посмотрел на Питера, уже не скрывая ненависти. — Разве не так?

Помолчав, Питер Марлоу произнес:

— Кофе время от времени был у всех. Все жарили кофейные зерна.

— Но не так часто, как вы двое. — Грей повернулся к Кейси: — Они пили кофе каждый день, он и его американский приятель. Я был начальником лагерной полиции и то пил кофе раз в месяц, если повезет. — Он обернулся к Марлоу: — Откуда вы брали кофе и продукты, когда остальные голодали?

Кейси заметила, как на лбу Питера Марлоу вздулась жилка, и в ужасе поняла, что молчание — это тоже ответ.

— Робин... — начала она, но Грей перебил её, продолжая подначивать:

— Что же ты молчишь, Марлоу?

В повисшей тишине все смотрели то на Грея, то на Питера Марлоу, переглядываясь. Даже девицы напряглись и насторожились, почувствовав, что в каюте вдруг разыгрались страсти.

— Вот что, уважаемый приятель, — вмешался Горнт. Он произнес это, специально чуть подчеркнув выговор, который, несомненно, должен был разозлить Грея. — Все это было в далеком прошлом и теперь уже неважно. Сегодня воскресенье, черт побери, и здесь собрались друзья.

— А я думаю, это да-а-вольно важно, воскресный сегодня день или нет. Мы с Марлоу не друзья и никогда ими не были! Он — весь из себя джентльмен, а я — нет. — Грей нарочно протянул «а», передразнивая аристократическое произношение, которое терпеть не мог, и перешел на простонародный выговор: — Вот. Но с войной все переменилось, и у нас, у трудового народа, память долгая!

— Значит, себя ты считаешь трудягой, а меня — нет? — спросил Питер Марлоу, и в его голосе зазвенел металл.

— Мы — эксплуатируемые, а вы — эксплуататоры. Как и в Чанги.

— Смени эту старую, заезженную пластинку, Грей! То был другой мир, другое место и другое время, и...

— Там было так же, как и везде. Были хозяева и те, кем они помыкают, трудовой люд и те, кто кормится за их счет. Такие, как ты и Кинг.

— Чушь собачья!

Стоявшая рядом с Греем Кейси взяла его за руку.

— Пойдемте пить кофе, хорошо?

— Да, конечно, — ответил Грей. — Но сначала спросите его, Кейси. — Грей с угрюмым видом стоял на своем, прекрасно понимая, что наконец-то припер врага к стенке перед людьми его собственного круга. — Мистер Горнт, спросите у него, а? Любой из вас...

Все стояли молча, потрясенные прозвучавшими обвинениями, испытывая неловкость за Питера Марлоу, а Горнт с Пламмом втайне забавлялись, находя это занятным. Потом одна из девиц повернулась к трапу и тихонько ушла. За ней потянулись остальные. Кейси тоже хотелось уйти, но она осталась.

— Сейчас не время, мистер Грей, — услышала она спокойный голос Горнта и обрадовалась: сейчас он прекратит перепалку. — Будьте так любезны, оставьте эту тему. Пожалуйста.

Грей окинул всех взглядом и остановил его на своем противнике.

— Видите, Кейси, ни у кого духу не хватает спросить. Они все из его класса, так называемого высшего класса, и защищают своих.

Барр покраснел.

— Послушайте, старина, не ду...

— Всей этой бессмыслице легко положить конец, — ровным голосом произнес Питер Марлоу. — Нельзя сравнивать Чанги — или Дахау, или Бухенвальд — с нормальной жизнью. Просто нельзя. Там действовали другие правила, шла другая жизнь. Мы были солдатами, большинству не исполнилось и двадцати. Чанги был как рождение заново: все новое, все не так...

— Ты спекулировал на «черном рынке»?

— Нет. Я переводил с малайского для приятеля, коммерсанта, а коммерция и «черный рынок» — совершенно разные вещи, и...

— Но вы занимались этим в нарушение правил, лагерного закона, и получается, что это был «черный рынок», верно?

— Сделки с охранниками противоречили правилам врага, правилам японцев.

— А ты расскажи им, как Кинг покупал у какого-нибудь бедолаги за жалкие гроши часы, кольцо, авторучку — последнее, черт возьми, что у того оставалось, — и продавал втридорога, и никогда не говорил, за сколько сплавил, всегда обманывал, всегда обманывал. А?

Питер Марлоу смотрел на него не отрываясь.

— Почитай мою книгу. В ней...

— Книгу? — Грей снова вызывающе усмехнулся. — А вот поклянись честью джентльмена, честью своего отца и своей семьи, которой ты так, черт возьми, гордишься, что Кинг никого не обманывал! Поклянись честью, а?