Благородный дом. Роман о Гонконге., стр. 322

Когда женщины снова остались одни, старуха помоложе стала просеивать мусор.

— Что ты делаешь? — спросила Однозубая Ян.

— Да вот хочу проверить билеты, Старшая Сестра. Зрение-то у тебя не очень.

— Ну давай, — пожала плечами Однозубая Ян. — Здесь я уже убрала, пойду вон туда. — Своим грубым пальцем она указала на груду мусора под рядом сидений.

Другая старуха поколебалась, а потом потащилась за ней, и теперь Однозубая Ян чуть не фыркала от радости, понимая, что она в безопасности.

«Завтра снова зайду туда. Скажу, что с желудком нехорошо. Заберу свое богатство и домой. Ну и что же мне делать с такой кучей денег?

Первым делом надо заплатить аванс за два платья как у гуйлао для Третьей Внучки взамен на половину её доходов за первый год. Она станет прекрасной шлюхой в дансинге „Гуд лак".

Второй Сын больше не будет горбатиться чернорабочим на стройке на Коутуолл-роуд. Он, Пятый Племянник и Второй Внук станут строителями. В течение недели мы внесем аванс за участок земли и начнем строить дом...»

— Ты, похоже, очень довольна, Старшая Сестра.

— Ох, Младшая Сестра, конечно. Кости болят, мигрень, как всегда, мучает, желудок расстроен, но я жива, а тот старик мертв. Это урок богов. Беру всех богов в свидетели: когда я сначала увидела его, в самый первый раз, решила, что это мой муж. Он умер, когда мы бежали из Шанхая пятнадцать лет назад. Ну, думаю, привидение! Чуть богу душу не отдала: ведь они с этим стариком ну просто близнецы!

— Айийя, какой ужас! Какой ужас! Привидения! Все боги обороните нас от привидений!

«О да, — думала Однозубая Ян, — привидения — вещь ужасная. Так о чем это я? О да... Тысячу оставлю на кинеллу на следующую субботу. А из того, что выиграю, куплю... Зубы себе вставлю! И-и-и, вот будет здорово», — хотелось ей крикнуть вслух, и от сдерживаемого удовольствия она чуть не грохнулась в обморок.

Всю жизнь, всю её жизнь, с четырнадцатилетнего возраста, когда приклад маньчжурской винтовки вышиб ей зубы во время восстания против иноземной династии Цин, её называли Однозубой. Ян всегда терпеть не могла эту кличку.

«Но теперь... о боги, будьте свидетелями! С того, что выиграю в следующую субботу, вставлю зубы, а ещё куплю две свечи и зажгу в ближайшем храме в благодарность за такой хороший джосс».

— Я сейчас упаду, Младшая Сестра, — простонала она, действительно чуть не теряя сознание от восторга. — Не могла бы ты принести мне воды?

Та, ворча, пошла за водой. Однозубая Ян на минуту присела и позволила себе расплыться в довольной улыбке, ощупывая языком десны.

«И-и-и, когда я выиграю, а выиграю я довольно много, поставлю себе один золотой зуб, прямо по центру. Как бы не забыть... Златозубая Ян — звучит неплохо, — думала она и мудро не стала произносить это вслух, хотя была совершенно одна. — Да-да, Досточтимая Златозубая Ян, основательница империи „Ян констракшнз"...»

68

18:15

Суслев неудобно скрючился на переднем сиденье маленького автомобиля, принадлежавшего Эрни Клинкеру. Они тащились вверх по склону. Все окна запотели, а дождь лил сильнее и сильнее. Смытые с крутых отрогов грязь и камни делали езду опасной. По дороге они уже видели две небольшие аварии.

— Боже мой, святые угодники... Может, лучше заночуешь у меня, старина? — предложил Клинкер. Вести машину было тяжело.

— Нет, не сегодня, — раздраженно буркнул Суслев. — Я уже говорил, что обещал Джинни, а сегодняшняя ночь — последняя.

С того времени как полиция нагрянула на судно, Суслев пребывал в ярости и никак не мог избавиться от непривычного страха. Он страшился вызова в Главное управление полиции, и катастрофических последствий перехвата расшифрованной радиограммы, и возможного неудовольствия Центра — из-за потери Воранского, приказа убираться из Гонконга, уничтожения радиооборудования и того, что случилось с Меткиным. А теперь ещё должен прибыть Коронский, и, возможно, придется похищать Данросса. «Слишком много пошло наперекосяк в этом рейсе, — думал он, холодея. — И я слишком долго играю в эту игру, чтобы тешить себя иллюзиями». Его не успокоил даже разговор по телефону с Кроссом во время пятого заезда.

— Не волнуйся, это обычный вызов, Грегор. Несколько вопросов о Воранском, Меткине и тому подобном, — сказал ему Кросс, изменив голос.

— Kristos, что значит это твое «тому подобном»?

— Не знаю. Это приказ Синдерса, а не мой.

— Лучше прикрой меня, Роджер.

— Ты прикрыт. Послушай, насчет похищения: идея эта очень скверная.

— Они хотят, чтобы оно было подготовлено, так что помоги «Артуру» сделать все, что нужно, а, пожалуйста? Если ты не сможешь задержать наш отход, мы провернем это, когда будет приказано.

— Я рекомендую отказаться от похищения. Это моя зона ответственности, и я реко...

— Центр дает добро, и если поступит приказ, мы выполним его! — Суслеву хотелось посоветовать Роджеру Кроссу заткнуться, но он был осторожен, не желая обижать лучшего агента в Азии. — Мы можем встретиться сегодня?

— Нет, но я позвоню тебе. Как насчет «четверки»? В десять тридцать? — «Четверка» теперь стала кодовым названием тридцать второй квартиры в Синклер-тауэрс. «Десять тридцать» значило «половина десятого».

— Разумно ли это?

До него донесся характерный сухой уверенный смешок.

— Почему нет? Неужели эти болваны придут снова? Конечно разумно. Я гарантирую!

— Хорошо. Там будет и «Артур». Нам надо утвердить план. Клинкер вильнул, чтобы не столкнуться с подрезавшим его такси, и выругался, потом со скрежетом переключил передачу, вглядываясь вперед через ветровое стекло, и снова привел машину в движение. Суслев протер со своей стороны запотевшие стекла.

— Проклятая погода, — проворчал он, думая о другом.

«Как быть с Травкиным? Тупица, мразь безродная, надо было так вылететь из седла, уже пройдя финишный столб. Я думал, он победит. Полный болван! Настоящий казак никогда не попал бы в такую историю. Теперь придется сбросить его со счетов. Его и старую развалину, княгиню с переломанными костями.

Но если со вторником сорвалось, как заманить Данросса на квартиру завтра? А это нужно сделать или сегодня вечером, или завтра. Самое позднее — завтра вечером. Это должен организовать „Артур" или Роджер. В нашем плане по Данроссу основные действующие лица они.

И я должен получить папки — или Данросса — до ухода. Или то, или другое. Это единственное, что может реабилитировать меня перед Центром».

Бартлетт и Кейси вышли из струановского лимузина у «Хилтона». Сверкая галунами, швейцар-сикх [330] в тюрбане раскрыл над ними уже ненужный зонт — далеко выдающийся навес защищал их от сплошной стены дождя.

— Я буду здесь, сэр, когда вы освободитесь, — сказал водитель Лим.

— Отлично. Спасибо, — ответил Бартлетт.

Они поднялись по ступеням на первый этаж, а потом на эскалаторе в фойе.

— Что-то ты все время молчишь, Кейси, — проговорил он.

За всю дорогу от ипподрома они не сказали друг другу почти ни слова, каждый был погружен в свои мысли.

— Ты тоже, Линк. Я подумала, что тебе не хочется разговаривать. У тебя был какой-то отсутствующий вид. — Она неуверенно улыбнулась. — Может, из-за всего этого возбуждения.

— День был замечательный.

— Ты считаешь, Тайбаню удастся это провернуть? Приобретение контрольного пакета «Дженерал сторз»?

— Понедельник покажет. — Бартлетт подошел к стойке администратора. — Будьте любезны, мистера Банастасио.

— Минуточку, пожалуйста, — проговорил симпатичный евразиец — помощник менеджера. — О да, он снова сменил номер. Теперь он в восемьсот тридцать втором. — Он передал Бартлетту внутренний телефон. Тот набрал номер.

— Да?

— Винченцо? Линк. Я внизу.

— Привет, Линк, рад слышать твой голос. Кейси с тобой?

— Конечно.

— Вы не подниметесь?

— Идем. — Бартлетт вернулся к Кейси.