Благородный дом. Роман о Гонконге., стр. 103

Первым погиб Лечи. Второй лейтенант полка легкой шотландской пехоты, он пропал без вести в сороковом году во Франции. От него ничего не осталось. Вот только что он стоял у дороги — и вдруг его не стало, а в воздухе повис удушливый дым от залпа, которым танки нацистов накрыли маленький каменный мостик через небольшую речушку по дороге в Дюнкерк. Всю войну они жили надеждой, что Лечи попал в плен и находится в каком-нибудь хорошем лагере для военнопленных, но не в одном из тех ужасных мест, откуда нет возврата. И после войны его искали, долго, но безрезультатно. Не нашлось никаких следов, ни одного свидетеля. И только тогда они, семья, а со временем и отец, похоронили призрак Лечи.

Скотту в тридцать девятом было шестнадцать, и его отправили в безопасное место, в Канаду. Там он закончил школу, а потом, уже будучи летчиком, в день восемнадцатилетия, несмотря на протесты отца, вступил в ряды канадских ВВС, мечтая отомстить за Лечи. Он тут же получил «крылышки» на грудь и в составе эскадрильи бомбардировщиков отправился за океан, чтобы поспеть как раз ко дню решающего наступления. Он с ликованием разнес на куски множество малых и больших городов. А потом наступило четырнадцатое февраля сорок пятого года, когда он, уже командир эскадрильи, награжденный крестом «За летные боевые заслуги» с пряжкой на орденской ленте, возвращался домой после дрезденского холокоста [126]. Его «ланкастер» [127] был атакован «мессершмиттом», и, хотя второй пилот дотянул поврежденную машину до Англии, Скотти, на сиденье слева, был уже мертв.

Кэти присутствовала на его похоронах. Иэн тоже там был — в форме. Он прилетел домой в отпуск из Чунцина. Его прикомандировали к ВВС Чан Кайши после того, как он был сбит и врачи запретили ему летать. Она плакала на плече Иэна, плакала по Лечи, плакала по Скотти и плакала по своему Джонни. Она тогда уже овдовела. Лейтенант Джон Селкирк, тоже кавалер креста «За летные боевые заслуги», ещё один счастливый бог войны, неуловимый и непобедимый, сгорел в небе ярким факелом. Пылающие обломки его самолёта не успели долететь до земли.

Похорон у Джонни не было. Нечего оказалось хоронить. Как и у Лечи. Пришли лишь телеграммы. Об одном и о другом.

«О Джонни, мой дорогой, мой дорогой, мой дорогой...»

— Как это ужасно, Иэн, что их всех нет. И за что они погибли?

— Не знаю, малышка Кэти, — сказал он, по-прежнему обнимая её. — Не знаю. И не знаю, почему я жив, а они нет.

— О, я так рада, что ты жив! — Она чуть прижала его к себе и собралась с силами. Каким-то чудом ей удалось прогнать грустные воспоминания. Она вытерла слезы, вынула маленькое зеркальце, посмотрелась в него. — Господи, на кого я похожа! Извини. — За книжным шкафом была скрыта его личная ванная комната. Она прошла туда, чтобы поправить макияж.

Когда она вернулась, он по-прежнему смотрел в окно.

— Эндрю сейчас нет в офисе, но, как только он вернется, я скажу ему.

— О нет, дорогой, это моя работа. Это должна сделать я. Должна. Это будет только справедливо. — Она улыбнулась и дотронулась до него. — Я люблю тебя, Иэн.

— Я люблю тебя, Кэти.

22

16:55

Картонная коробка, присланная Вервольфами Филлипу Чэню, стояла на столе Роджера Кросса. Рядом лежала записка с требованием выкупа, связка ключей, водительские права, ручка и даже мятые клочки рваной газетной бумаги, в которую все это было завернуто. Там же валялся небольшой пластиковый пакет и пестрая тряпка. Не было только того, что в неё завернули похитители.

К каждому предмету прикрепили бирку.

Роджер Кросс сидел в комнате один и как зачарованный смотрел на вещдоки. Он взял в руки кусок газеты. Каждый обрывок был тщательно разглажен, большинство имели бирки с датой и китайским названием газеты, к которой он относился. Кросс перевернул бумажку в поисках скрытой информации, зацепки, которую могли упустить. Ничего не найдя, он аккуратно положил обрывок обратно и, опершись на руки, задумался.

Доклад Алана Медфорда Гранта лежал у него на столе около интеркома. В кабинете было очень тихо. Небольшие окна выходили на Ваньчай и часть гавани по направлению к Глессингз-Пойнт.

Звякнул телефон.

— Да.

— Мистер Роузмонт из ЦРУ и мистер Лэнган из ФБР, сэр.

— Просите.

Роджер Кросс опустил трубку на рычаг. Открыв верхний ящик стола, он осторожно положил туда папку АМГ поверх дешифрованного телекса и снова закрыл его. В среднем ящике скрывался магнитофон новейшей модели. Проверив его, Кросс нажал на потайной выключатель. Катушки беззвучно закрутились. В интерком на столе был встроен чувствительный микрофон. Удовлетворенный, Кросс закрыл ящик. Ещё один потайной выключатель в столе бесшумно открыл задвижку двери. Он встал и отворил дверь.

— Привет обоим, прошу, заходите, — любезно пригласил он. Закрыв за американцами дверь, Кросс поздоровался. Незаметно снова задвинул задвижку. — Прошу садиться. Чаю?

— Нет, спасибо, — сказал Роузмонт.

— Чем могу служить?

Оба держали в руках плотные светлокоричневые конверты. Роузмонт открыл свой и вытащил пачку высококачественных фотографий размером восемь на десять [128], разделенных на две части.

— Вот, пожалуйста, — сказал он, передавая верхнюю часть.

Это были снимки Воранского: вот он бежит по причалу, идет по улицам Коулуна, садится и выходит из такси, звонит по телефону, — а также фотографии убивших его китайцев. На одной китайцы выходят из телефонной будки, а сзади отчетливо видно скрючившееся тело.

Лишь благодаря изрядному самообладанию Кросс не выказал изумления, а потом ослепляющей ярости.

— Хорошо, очень хорошо, — мягко приговаривал он, раскладывая снимки на столе и гадая, что за фотографии остались у Роузмонта. — Итак?

Роузмонт и Эд Лэнган нахмурились.

— Вы тоже за ним следили?

— Конечно, — с восхитительной искренностью солгал Кросс. — Мой дорогой друг, это Гонконг. А вот чего мне действительно хотелось бы, это чтобы вы позволили нам заниматься своим делом и не вмешивались.

— Родж, мы... э-э... мы и не думали вмешиваться, лишь хотели оказать вам содействие.

— Возможно, мы не нуждаемся в содействии. — Теперь в его голосе появились резкие нотки.

— Конечно. — Роузмонт вынул сигарету и закурил. У этого высокого и худого мужчины с седыми, постриженными под «ежик» волосами и приятными чертами лица были сильные руки. Сильные, как и все остальное в нем. — Мы знаем, где скрываются эти два киллера. Думаем, что знаем, — поправился он. — Один из наших парней считает, что накрыл их.

— Сколько ваших людей следит за судном?

— Десять. Наши ребята не заметили, чтобы за этим типом следил кто-то из ваших. И этот отвлекающий маневр чуть не сбил нас с толку.

— Все непросто, — согласился Кросс, пытаясь понять, о каком отвлекающем маневре идет речь.

— Нашим парням не удалось пройтись по его карманам. Мы знаем, что он звонил из этой будки дважды... — Роузмонт обратил внимание, что Кросс слегка прищурился. «Любопытно, — подумал он. — Кросс об этом не знал. Стало быть, вполне вероятно, что его оперативники не следили за объектом. Может, он лжет и „комми" свободно разгуливал по Гонконгу, пока в него не всадили нож?» — Мы послали фотографию домой. Скоро нам должны перезвонить. Кто это был?

— По документам — Игорь Воранский, матрос первого класса, советский торговый флот.

— У тебя есть на него дело, Родж?

— Странно, что вы пришли вместе, не правда ли? Я хочу сказать, кино приучило нас думать, будто ФБР и ЦРУ не ладят между собой.

— Конечно, так оно и есть, — улыбнулся Эд Лэнган. — Как вы и Эм-ай-5. А также КГБ, ГРУ и полсотни других советских спецслужб. Но иногда наши пути пересекаются: мы работаем внутри Штатов, Стэн — за границей, но цель у нас одна — безопасность. Мы думали... Мы обращаемся с просьбой о сотрудничестве. Возможно, это крупная рыба, а мы... Стэн и я, нам это не по зубам.