Карамба, или Козья морда, стр. 25

– Ты чего их привел? – кивнул я на разношерстую толпу бабок.

– Бабки икону в церковь заберут, а так еще неизвестно куда она попадет, то ли к Хвату, то ли в музей.

– Стойте на месте, – приказал Хромой поднимаясь на крыльцо.

Толпа замерла, но госпожа Окина, посчитав, что приказ к ней не относится, тронулась по ступенькам за Хромым, а следом за ней киноактер с кинокамерой.

– Куда? – сразу несколько рук тащили их с крыльца.

– Мы снимаем репортаж, – возмутилась Окина, отбиваясь микрофоном от простертых к ней рук.

– Знаем мы ваш репортаж, – наступала на нее Данилиха, – икону схватишь и как коза огородами, огородами и ускачешь, догоняй потом тебя, с экрана выковыривай верткую, крестовою отверткою.

В толпе объединенной групповым, религиозным экстазом обрадовано засмеялись.

– Чего ощерились, беззубые, – пробравшись сквозь толпу и как рыцарь, заняв место рядом с Окиной, заступился за нее Данила:

– Может костер еще, разложите? – мой приятель знал, как разговаривать с женщинами. Он их не боялся, как индийский факир не боится змей.

Окина сразу почувствовала себя героической Жанной дАрк, а толпа разъяренных старух – святой инквизицией. Какой тут начался бедлам.

– Ее бесстыжую не на костре, в котле сварить надо, – кипели старухи.

– Ее хоть на костре, хоть в котле все равно приятно будет съесть, – перевел Данила ученый диспут в кулинарную плоскость, – а вас карги замшелые даже бродячие собаки под соусом есть не станут, побрезгуют.

И, обведя притихшую на мгновение толпу настороженным взглядом, брякнул: – а бульон, и на помои свиньям не пойдет, сдохнут, поотравятся вашим ядом.

Наша подружка Настя, когда ей не хватало в споре с Данилой аргументов, начинала драку, старухи не далеко ушли от нее. Одна из них перехватив у Данилихи квач, начала наступать на ее внука, тыча малярной кистью как шпагой. Красавица Окина, принимала последний бой.

Микрофон в ее руках, как меч Спартака наносил удары по зарвавшимся головам врагов. Еще минута и разъяренная толпа сметет все на своем пути. Я тоже посчитал себя рыцарем теледивы и выступил против беснующейся толпы. В любом диспуте побеждает сильнейший. Самым сильным среди нас был Балбес. Его, я и спустил с цепи. Толпа старух ломанула обратно в калитку. Теперь они давились не так, как в советскую эпоху за дефицитом, а как в Крыму в 1918 году белая кость давилась при посадке на английские пароходы. Жизнь оказывается приятная штука, даже в таком возрасте. Двух старух затоптали.

– Маленькое Ходынское поле получилось, – подумал я, помогая оттаскивать потоптанных поклонниц деревянной иконописи.

Полная победа была за столичными гостями. Данила верным слугой стоял рядом с боярыней Окиной, обозревая сверху дрогнувшую и позорно покинувшую поле боя чернь. И в это время, как знак нашей победы, Хромой вынес икону и осторожно поставил ее на крыльце, так, чтобы всем было видно. Разговоры и шум моментально стихли.

Великое искусство живописи. Как тебя не любить… Вчерашняя черная дверь засияла многоцветьем красок. С иконы на нас смотрела светлая дева. Волшебница, она была легка и стройна, и румянец играл на ее щеках. Чары теплых красочных сочетаний тянули лучики света к притихшей толпе. Икона сияла.

– Я на ней только верхний слой снял, а к нижним и не прикасался, – комментировал Хромой проделанную за ночь работу, – видите, здесь рука более позднего мастера иконописца. А внизу должен быть Феофан Грек, и совершенно другой сюжет, со святой Софьей Цареградской. Икона, судя по доске, относится к четырнадцатому веку. Не зря ее единственную священник Дионисий унес из храма.

– Твой же отец, приходил его арестовывать, послышался из толпы визгливый возглас, – и кресты на церквах он сшибал и колокола сбрасывал с колоколен, а ты теперь хочешь его грехи замолить? Не получится! Отдавай икону!

– Конечно, забирайте, о чем разговор, отреставрировать ее всегда успеется.

– Варвара великомученица, благослови и спаси нас грешных, – закрестились бабки за забором, в то время как Окина приводила себя в порядок, подкрашивая губы и готовясь к продолжению репортажа. На фоне иконы она вытянула чуть заголенную красивую ногу и громко скомандовала:

– Мотор!

Хват подумал, что команда относится к нему, завел движок и стал джипом наезжать на старух. Двигатель наевшийся сахарного песка, которым угостил его Данила очередной раз выстрелил. Две старухи изображавшие глубокий обморок вдруг вскочили, показав резвость молодых газелей. Вот и не верь после этого в силу западной техники, умеющей мертвых поставить на ноги.

– Грузимся? – Хват подумал про икону, сбил с ворот небольшой навесной замок, и въехал во двор.

Балбес подумал, что на его территорию совершено разбойное нападение и кусал покрышки джипа.

Бабки подумали, что у них уводят святыню, и изо всех щелей полезли во двор, подталкивая друг друга.

Кинодива с оператором подумали, что их будут сейчас бить, что ни один раз случалось в их бурной практике, и отступили в глубину дома.

Мы с Данилой подумали, что переборщили, пригласив старух.

А Хромой подумал, что пора отдавать икону, кто бы ее ни писал, и сказал:

– Забирайте варвары.

На это бесплатное представление собралась уже третья часть города.

Я не буду рассказывать, как еще пять часов народ не расходился с нашей улицы, как от дома Хромого отошла процессия старух во главе с Данилихой, только скажу, что отъезжающий джип Хвата через каждую минуту салютовал выстрелом в честь находчивого Данилы.

Когда через несколько дней мы проходили мимо церкви, где была выставлена наша икона, и где в несколько раз увеличилось число прихожан, а Данилиха вдруг из читалок стала старостой, мы подумали, что нас встретят как почетных гостей, но нас с порога облили грязной водой из ведра и чуть не достали грязной тряпкой. Вот и делай после этого добро читалкам. Нет, не видать Даниле благословения и хорошей характеристики от местного священника для поступления в семинарию.

– Не тужи, будешь ювелиром, – успокоил я приятеля, – еще не подняли платиновые гантели со дна реки.

Пристроив икону в надежные руки, наш путь лежал на берег реки.

Глава 11

Мы думали, берег реки за городом будет пустынным. Как бы не так. В безбрежных просторах океана, часто на одни и те же затонувшие сокровища, можно встретить несколько групп искателей приключений. А тут в небольшой речке, на отрезке длиной в пять километров затоплено столько сокровищ, и платиновые гантели Гориллы, и золотая цепь с крестом «нового русского». Сразу за пригорком, посредине реки мы увидели катер вчерашнего, нетерпеливого знакомца.

– Глянь, не торопится больше никуда, – съязвил ехидный Данила, – а вчера как козел, гонки с препятствиями устраивал… Цепь ищет, свою, поганую, а не знает, что здесь в реке платиновые гантели, в сто раз дороже его барахла, миллион с лихвой стоят.

Мы медленно подошли к катеру и остановились напротив. Силы были неравные, чтобы начинать скандал из-за вчерашней камеры. Она лежала на корме. В шезлонге, на палубе загорала длинноногая девица в бикини, а «новый русский» опустив лицо с маской в воду, невдалеке исследовал речное дно.

– Рыбку на уху ловим? – вежливо побеспокоил девицу Данила.

Та пренебрежительно бросила в воду шкурку от съеденного банана, чуть не угодив ею в торчащую из воды трубку своего знакомого. Устав от дикой природы, она согласна была поговорить даже с Данилой:

– Обещал по средиземному морю покатать, а тут в лесах уже вторую неделю торчим, – в голосе вставшей и потянувшейся как кошка девицы послышалось раздражительные нотки.

– На чем по средиземному морю, на этом катере? – Данила сделал круглые глаза и как застоявшийся конь заржал.

– Ага. Скоро туда поплывем, – похвасталась девица.

– Он у тебя наверно «новый русский»? – вкрадчивым голосом спросил Данила.

– «Новый», – обеспокоено подтвердила девица, не понимая, куда клонит мой приятель.