Жарким кровавым летом, стр. 85

– Вирджиния, – откликнулся Бен, – ты должна это сделать.

Они потягивали мартини в зале Лос-Анджелесского международного аэропорта. Это было очень стильное место – сплошной хром и надраенный алюминий, – заполненное моделями взлетающих обтекаемых самолетов. Снаружи, за большой дырой, какие теперь называются панорамными окнами, выстроились самолеты, ожидающие своей очереди, чтобы разбежаться по гладкому асфальтовому покрытию и взлететь в небо. Они сверкали серебром, их пропеллеры с ревом вращались, рисуя сверкающие на солнце прозрачные круги; у большей части было по два мотора, но попадались и четырехмоторные. Они были похожи (по крайней мере, так казалось Бену) на «Б-17», которые в недавние годы летали на Германию, хотя он никогда не видел этих самых «Б-17» и не был на том континенте, где находится Германия, пока там шла стрельба.

Вирджиния сделала еще глоток ледяного мартини. Джин пощипывал губы и притуплял чувства. Ей очень хотелось по-маленькому, но она не могла заставить себя пойти в туалет. Ее груди бились о легкую блузку так, будто стремились вырваться на волю. После выпивки ее соски сделались твердыми, как замороженные вишни. Бретельки бюстгальтера врезались в роскошные плечи. Одна туфля наполовину съехала со ступни. Все мужчины в помещении пялились на нее или, скорее, на части ее тела, но это было необходимым состоянием ее жизни. Приятель Бена, типчик по имени Микки Коэн, строивший из себя крутого, хотя сам был ничтожеством, ошивался поблизости, как нечто вроде охранника. От него исходила такая волна оборонительной агрессивности, что никто не осмеливался не то что подойти, а даже слишком открыто выразить свое восхищение. Микки походил на пожарный гидрант, у которого зачем-то выросли ноги.

Самолет! Вирджиния Хилл привыкла ездить поездом, в отдельном купе, на «Супер чиф», «Бродвей», «Сенчури» или «Оранж блоссом спешиал». Элегантные негры называли ее «миз Хилл», когда подавали ей пюре из проросшей пшеницы утром, томатное желе днем и бифштекс вечером – все с шампанским. Это было так хорошо! Леди должна путешествовать только так, и никак иначе.

– Теперь скажи мне еще раз, что тебе предстоит сделать согласно нашему решению.

– О господи! – возмутилась Вирджиния. – Бен, я же не дура. Я твердо знаю, что мне делать.

– Ладно, ладно, но все-таки посмеши меня.

– Ах, ну и ублюдок же ты! Почему я вожусь с таким дерьмом?

– Из-за той огромной еврейской обрезанной волосатой дубины, которая болтается у меня между ног.

– Ты себя переоцениваешь. Знаешь, мог бы попробовать сначала немного поцеловать меня. Не думай, что переходить к этому делу за десять секунд всегда так уж хорошо.

– Да стоит мне увидеть тебя, как я не могу больше ждать. Сколько же ждать: поцелуи, подарки, обед, шампанское...

Что же мне, дрочить, что ли? О, я буду дрочить! Клянусь своей ермолкой, я буду дрочить!

– Ты ублюдок.

– Ну пожалуйста, Вирджиния. Я так нервничаю из-за всего этого.

– Часов через двадцать я доберусь до Хот-Спрингса. Я остановлюсь в «Арлингтоне», где для меня уже забронирован номер. Потом я иду к Оуни. Он, конечно, сразу же согласится встретиться со мной. Я говорю ему, что приехала с чем-то вроде мирной миссии. Что Бен беспокоится, как бы Оуни не подумал, что он своей затеей в пустыне хочет подорвать его бизнес в Хот-Спрингсе. Я должна убедить его, что дело обстоит вовсе не так и что, если только покажется, что Лас-Вегас может приносить пользу, ты, Бен, пригласишь его, Оуни, как консультанта и одного из главных инвесторов. Оуни должен считать Лас-Вегас настолько же своим городом, насколько и Хот-Спрингс, и Бен заверяет его, что Оуни всегда будет для него отцом, а Бен для Оуни – сыном.

– Да, все правильно. Ты сможешь это сделать?

– Хоть с закрытыми глазами, милый.

– Ладно, что там дальше?

– Потом я начинаю нажимать на него насчет ковбоя. Удалось ли ему узнать, кто такой этот ковбой? Бен был очень раздражен тем происшествием с ковбоем. О нем стало известно, и теперь Бена дразнят и смеются у него за спиной. Не будет ли Оуни любезен поторопиться и все-таки выяснить, откуда ковбой взялся и как его найти?

– Да.

– Бен, говорю тебе: даже если он скажет мне это, я тебе ни словечка не передам. Я не буду участвовать ни в чем против этого парня. Он был всего лишь парнем, который дал мне прикурить. Ты замахнулся первый. Он не знал, кто ты такой.

– Вирджиния, сколько раз я должен тебе повторять? Забудь про ковбоя. Это не имеет никакого отношения к ковбою. Тебе совершенно не нужно защищать ковбоя. Но ты должна сказать о нем Оуни, потому что он раскусит всю эту ерунду насчет отца и сына за секунду и поймет, что у тебя какой-то секретный план. И он будет считать, что это и есть секретный план. Мы хотим, чтобы он считал, будто я думаю только о ковбое и послал тебя туда, чтобы узнать, как отыскать ковбоя. Вот и получится, что он перестанет принимать всерьез мои действия и станет смотреть на меня как на ничтожество, завязшее в какой-то дурацкой мести по пустому поводу, не имеющей ничего общего с бизнесом.

– Ладно, – уступила Вирджиния и в очередной раз пригубила свой мартини. – Слишком много вермута. Бармен, дайте другой, чтобы вермута было поменьше. И две маслины.

– Она любит фрукты, – сказал Бен, повернувшись к Микки.

Микки промолчал. Он вообще почти ничего не говорил. Он лишь торчал рядом, изображая из себя пожарный гидрант.

– Так, – сказал Бен. – Что у нас дальше? Это очень важно. Это главное!

– Картина.

– Да, картина. Ты могла бы увидеть ее и в первый раз, Вирджиния, если бы смотрела по сторонам, вместо того чтобы натирать свои сиськи об Алана Лэдда.

– Он этого даже не заметил, можешь мне поверить. Его старая леди следила за ним, как ястреб.

– Он заметил, гарантирую. Как бы там ни было, рассмотри картину очень тщательно. Узнай имя. И запомни точно, на что она похожа. Знаешь что: купи небольшой альбомчик для эскизов и по свежей памяти набросай в нем, как сможешь, рисунок картины. Подпиши, где какой цвет.

– Это глупо. Я не какой-то там художник вроде этого Брейка.

– Его фамилия Брак, Вирджиния. Он француз или что-то в этом роде.

– У тебя получилось задание для тайного агента. Может быть, ты думаешь, мой сладкий, что я служу в БСС или каком-нибудь другом таком дерьме?

– Вирджиния, это важно. Это часть плана. Договорились?

– Договорились.

– Мы должны узнать все об этой картине. Зайди еще раз и проверь свои первые впечатления, хорошо?

– Я не выдержу второй встречи с этим занудой.

– Заставь себя. Веди себя как героиня, ладно?

– Ти! – внезапно крикнула Вирджиния, вскочив с места.

В бар вошел маленький, хрупкий, загорелый до смуглоты человек, явно намеревавшийся тоже выпить мартини. Вирджиния замахала рукой, ее чувственные груди заколыхались, словно пара китов, занимающихся любовью в море из неведомого доселе чудесного продукта «Джелл-О».

Когда перед глазами Бена промелькнули два огромных, призывно трясущихся полушария, он ощутил, как сквозь его мозг и по всему телу пробежала горячая волна острого сексуального желания, и повернулся, чтобы взглянуть, кому это так обрадовалась Вирджиния.

Это оказался кинозвезда Ти Пауэр.

– Вирджиния, – сказал он, – какая приятная неожиданность.

– Мартини, мой ягненочек? Присоединяйтесь к нам. Вы же знакомы с Беном.

– С вашего позволения, Вирджиния.

– Как ваша новая картина? Я слышала, это настоящий шик.

Бизнес. Бен вздохнул, зная, что потерял ее на ближайшее время. И он погрузился в свои собственные размышления, приносившие ему облегчение и отдых. Пока Вирджиния строила из себя кинозвезду, Ти зачарованно пялился на ее гигантские груди, а Микки изображал из себя пожарный гидрант, Бен представлял себе, как он будет убивать ковбоя, и заранее наслаждался каждой секундой этого события.

41

Карло наконец сумел связаться с Ди-Эй – поздно ночью из телефона-автомата в Вашингтонском национальном аэропорту. Он истратил полный карман никелей еще до того, как связь наконец-то установилась, но даже и это ничего не гарантировало, так как Ди-Эй нечасто оказывался там, где был установлен телефон с этим таинственным номером. Но на сей раз он оказался на месте, и звонок вырвал его из глубины крепкого сна.