Снайпер, стр. 27

Прежде всего надо, чтобы в секторе стрельбы не было никаких помех для обзора цели. Этому Боб придавал больше значения, чем даже полосе стрельбы. Ему нужна была чистая линия визирования цели, вместе с тем он хотел, чтобы было как можно меньше зданий, чтобы не было непредсказуемых порывов ветра и каких-нибудь энергетических полей, способных повлиять на траекторию полета пули, которая ближе к цели уже потеряет большую часть скорости. К моменту выстрела солнце должно светить в спину, чтобы исключить вероятность того, что солнечный свет, отразившись в линзах оптического прицела, будет замечен кем-нибудь из тех, кто будет вести наблюдение. А Секретная Служба наверняка будет осуществлять такой контроль. И только потом была дальность. Расстояние до цели. Так называемая “зона вероятной опасности”, определяемая Секретной Службой, к сожалению, не существовавшая в 1963 году, сейчас составляла уже практически полмили – восемьсот восемьдесят ярдов, где не разрешалось открывать ни одно окно, где на каждой крыше сидело полным-полно полицейских и над которой постоянно висели вертолеты, контролируя обстановку. Этот русский будет где-то на расстоянии одной тысячи ярдов, хотя он может выстрелить и с двух тысяч. Место, откуда он будет стрелять, может находиться в радиусе трех четвертых мили. Это должно быть безопасное место, со свободными, неконтролируемыми входом и выходом, гарантирующими пути отступления после выстрела. Оно должно быть на определенной высоте, чтобы хорошо была видна цель, но все-таки не очень высоко. При стрельбе сверху вниз всегда можно ожидать, что пуля выкинет какой-нибудь трюк, особенно на большом расстоянии, потому что существует определенная точка, после которой, потеряв значительную часть своей скорости, она становится очень чувствительна к малейшим изменениям ветра, энергии или чего-нибудь еще. В конце концов Боб пришел к выводу, что Соларатов выберет позицию где-то на третьем-четвертом этаже, но ни в коем случае не выше пятого. Еще одним важным моментом была температура воздуха. Влажный и сырой климат обязательно повлияет на траекторию полета пули, но холодная погода еще опаснее, чем теплая. Близкая к нулю температура делает винтовку какой-то жесткой и нечуткой. При такой температуре происходят практически незаметные изменения в молекулярной структуре деревянных частей приклада и в металле ствола, не говоря уже о руке того человека, который нажимает спусковой крючок. Боб слышал сотни разных историй от бывалых охотников, которые, сделав порой точный выстрел по прекрасному оленю-самцу, с ужасом наблюдали за тем, как пуля, не причинив ему никакого вреда, пролетала в десяти ярдах сбоку, а животное в это время исчезало в лесу, оставляя охотника один на один с разочарованием и холодом. Он считал, что русский не будет стрелять при холодной температуре, впрочем так же, как и в условиях жары и влажности, потому что в этом случае возникало слишком много “если” и слишком много “вдруг”. Если вы собираетесь сделать что-нибудь так, как это должно быть сделано, чтобы все было на высшем уровне, то вы будете это делать там, где вам максимально удобно, где каждый камень будет вам знаком и где климат, земля и солнце будут на вашей стороне. Он искал место для выстрела между пятидесятой и семидесятой параллелями, чтобы погода была не очень солнечной, больше пасмурной, но тем не менее это должен быть какой-нибудь город у моря, где сила ветра смягчается прибрежной полосой и не так опасна, как в районах холодных открытых равнин Среднего Запада или в районах замерзших озер.

Теперь надо было разобраться с шумом. Независимо от того, какой тип винтовки выберет Соларатов на этот раз, ему все равно придется стрелять без глушителя, потому что при использовании глушителя начальная скорость полета пути не превышает скорость звука, а ему надо, чтобы она была более двух тысяч футов в секунду, причем пуля должна весить не менее ста пятидесяти гран или, скорей всего, где-то около двухсот гран, если он хочет попасть в голову или верхнюю часть тела с расстояния двух тысяч ярдов. Его помощникам придется построить для него что-то типа звуконепроницаемой камеры или комнаты, своего рода стрелковый бункер, сделанный из звукопоглощающего материала, с одним-единствениым отверстием, из которого он сможет только прицелиться и выстрелить. Но ему нельзя будет слишком далеко высовываться из этой щели, потому что звук выстрела будет очень сильным. Несмотря на то, что он почти полностью поглотится звуконепроницаемым материалом стен, какой-то шум все-таки будет слышен из-за стрелковой щели. Но он будет настолько неопределенным и рассеянным, что этого окажется явно недостаточно, чтобы точно определить, откуда был произведен выстрел. Боб думал о том, какой должна быть конструкция этого ящика, как в нем должно быть марко и неудобно. Исходя из этого, он пришел к выводу, что вся конструкция будет сделана не на скорую руку, скорей всего, они работают над ней уже сейчас. Это должно быть какое-то необычайно сложное и очень компактное сооружение, которое при необходимости будет несложно разобрать на составные части и которое, при всем этом, должно быть достаточно крепким и надежным. Они могут использовать любую винтовку, начиная от 308-го калибра и кончая специальной снайперской винтовкой 50-го калибра, о которой ходят невероятные слухи – говорят, что она находится на вооружении только в суперсекретных снайперских подразделениях. Конечно, русский отдаст предпочтение 50-му калибру. Все остальные винтовки стреляли максимум на тысячу семьсот ярдов, а у этой прицельная дальность стрельбы была намного больше.

Боб застонал – такое случалось с ним редко. Работы, казалось, был непочатый край. Голова буквально раскалывалась от боли. Он поднял глаза и не смог определить, что сейчас, день или ночь. Посмотрев на свои часы “Сейко” тропического образца, которые он купил за двенадцать долларов еще в 1971 году, Боб понял, что скоро наступит полночь. Он вздохнул и снова принялся за работу.

Патрон, время, расстояние и винтовка. Это были координаты его “компаса”, по которому он должен был определить место нахождения снайпера. Изучая документы и проверяя сотни мест, из которых можно было сделать выстрел, Боб чувствовал, что пока работает впустую. Ему приходилось начинать все сначала, детальнее прорабатывая все варианты и глубже вникая в подробности. Он пытался представить себе, как этот человек лежит на мешках с песком в маленькой темной комнате, расположенной в миле от цели, и спокойно наблюдает в оптический прицел за президентом Соединенных Штатов, который, ничего не подозревая, в этот момент с кем-то разговаривает, и вдруг… голова президента в одну секунду превращается в какую-то красную бесформенную тряпку, и от нее ярко-красным фейерверком разлетаются в разные стороны куски черепа, мозги, кровь… Если снайпер будет стрелять с расстояния мили, то потребуется несколько недель, чтобы найти эту комнату. А ведь они могут ее никогда не найти.

Он снова, и снова, и снова прорабатывал все возможные варианты решения, не спеша, спокойно и вдумчиво погружаясь в обстановку. Иногда он так увлекался какой-либо идеей, что с трудом заставлял себя вернуться назад. Где же решение? Можно ли его найти? Где все это искать? Он же не…

О-о!..

Склонившись над своими таблицами, Боб смотрел, как все вырисовывалось само собой, без его помощи, образуя цельную и стройную картину действий предполагаемого снайпера.

В этот момент Суэггер понял, как это все произойдет, как это должно произойти. Теперь он знал, где это все случится. Было уже далеко за полночь.

“Ну что ж, сволочи, хорошо, – думал он, – вы, наверное, считаете, что все будет так же, как и в 1972 году в Дананге, за тысячу четыреста ярдов от проволочного заграждения, когда снайперская группа “Альфа” спускалась по склону насыпи.

Нет, этого не будет.

Потому что на этот раз я уже буду готов”.

Глава 9

– Ники, Ники, – сказал Томми Монтойа, – мальчик мой, на тебя это так не похоже.