Снайпер, стр. 108

– Попробуем поменяться. У нас есть женщина, у них кассета Добблера. Они захотят произвести обмен. Мы согласны поторговаться. Возьмем ее с собой и вытащим их при помощи этой приманки.

– Не беспокойтесь ни о чем, – промолвил Лон. – Дайте мне возможность сделать этот выстрел, и я гарантирую вам, что не промахнусь.

– Мистер Скотт, – сказал полковник, – простите меня за невоспитанность, но быть вежливым или воспитанным не мое дело. Вы будете выступать против настоящего боевого снайпера. Вы абсолютно немобильны. Простите, но у вас нет ног. Может так случиться, что вам придется стрелять под его огнем. А вы… неподвижны. Он может двигаться, а вы – нет. А что, если он нас убьет или вам придется отступать? Вы останетесь один, парализованный и беспомощный. Вам некому будет помочь. Вам ничего не останется, кроме как умереть.

Скотт выдержал долгий, пристальный взгляд полковника. Аристократическая голова и сильные плечи на столь немощном и убогом теле! Шрек до сих пор не мог к этому привыкнуть.

– Понимаете, полковник, вы подарили калеке шанс, которого не было ни у одного калеки в мире: вы дали мне шанс побывать на войне. – Он печально улыбнулся. – Вы дали мне возможность проверить себя в поединке с великим соперником. Вы дали мне шанс почувствовать себя человеком, пусть всего на несколько секунд… И я хочу этим воспользоваться.

Шрек, помолчав, ответил:

– Я не знаю, кто вы, мистер Скотт, и что вы там натворили за всю свою жизнь, но я вам честно скажу – вы мужественный человек.

В Сан-Кэбе у них чуть не опустились руки. Сначала им сообщили, что Рони Д. Овиц, израильский эмигрант, два месяца назад был ранен в шею во время ограбления. Его такси оказалось поблизости. Несмотря на касательное ранение, в общем, не принесшее ему никакого вреда, он бросил такси и ушел работать к своему двоюродному брату продавцом в престижный загородный магазин. Но его машина все еще находилась в собственности Сан-Кэба. По документам ее сразу же разыскали: она оказалась в одном из кварталов города, где на ней уже работал другой таксист.

Диспетчер, столкнувшись с двумя людьми, у которых были удостоверения ФБР и очень серьезные лица, колебаться не стал. Он вызвал машину и через минуту сообщил, что она сейчас находится во французском квартале и будет здесь через десять минут.

– Ну, что там у тебя опять, Чарли? – Таксист был настроен не очень дружелюбно.

– ФБР. Два агента ФБР. Они…

– Эй, я ничего такого не делал…

– Успокойся, старина, все в порядке, – сказал Ник как можно спокойнее. – Тебя это не касается. Это касается машины.

– Этот старый тарантас вечно приносит неудачу! Рони Овица тогда чуть не угробили, а перед этим Тима Района убили прямо в нем…

Но Ник его не слушал.

О’кей. Вот он сидит на заднем сиденье. Он знает, что его преследуют. У него всего несколько секунд. Что он сделает? Багажник? Но как он откроет багажник? Нет, в багажник он это не спрячет. Под переднее сиденье? Нет. Таксист может заметить, что он там что-то прячет, и вытащить это после его ухода. Извинившись перед Салли, Ник залез в кабину автомобиля. Это был “форд-фэрлэйн” 1987 года выпуска. Он уселся поудобнее, закрыл глаза и вдохнул запах старой краски и резины, какой-то безликий кислый дух, оставшийся здесь от тысячи других пассажиров, сильную вонь бензина и масла и, как ему показалось, легкий, похожий на медь, душок страха. Страх Рони Овица и Тима Района. К тому времени, когда они подъехали к отелю, Ланцман наверняка уже знал, что он не жилец на этом свете, поэтому здесь был запах страха и Эдуарде Ланцмана.

Он должен был быть хладнокровным. Он понимал все до своей последней минуты. И держался. Неизвестно, что им руководило – патриотизм, вера или мужество, – все равно это было сильное и прекрасное чувство. Да, он был настоящий мужчина. Таких мало… Ник вылез из машины, решив посмотреть на нее с другой стороны. Заглянув внутрь, он оперся рукой о край сиденья и почувствовал, как упругое, пружинящее покрытие у него под рукой вдруг куда-то ушло. Не удержавшись, Ник упал сверху. Под опрокинувшимся сиденьем он обнаружил целую гору самого обыкновенного мусора. Здесь были обертки от конфет, сигаретные пачки, расчески, ручки, монеты по двадцать пять центов, значки, две игральные карты, визитки и небольшой рулон тяжелой бумаги.

– Ник, – склонилась над ним Салли, – это оно?

Ник поднял рулон. Осторожно развернув его, он увидел, что это особый тип секретной светочувствительной бумаги, которая используется при копировании фотодокументов. Он сразу же свернул рулон обратно, опасаясь, что на бумагу может попасть свет. Достаточно было подержать эти материалы на солнце всего один час – и от них бы ничего не осталось. Скопировать их было невозможно. Этого не мог никто, разве что гении из легендарной лаборатории ФБР по обработке документов. Сначала шло письмо на испанском, адресованное какому-то генералу Эстебану Гарсия де Раджиджо. “Четвертый воздушно-десантный диверсионный батальон Первой бригады Первой дивизии (“Акататл”), Сальвадорская Армия”. Внизу стояла подпись Хью Мичама. В письме говорилось, насколько позволили понять Нику его скудные познания в испанском, что то дело, о котором они условились устно во время их последней встречи, было выполнено одной весьма серьезной организацией, с которой сам генерал очень хорошо знаком, и что в интересах обеих сторон закончить все это дело как можно скорее. Автор также брал на себя смелость и прилагал некоторые основные документы операции – совершенно секретные, – чтобы генерал мог сам убедиться в том, что этим делом занимались очень серьезные и профессионально подготовленные люди, и не предпринимал в дальнейшем никаких самостоятельных шагов, дабы не принести вред тому делу, которому они оба так свято и нерушимо служат. Ник поднес документ поближе к глазам, чтобы разобрать надпись в правом верхнем углу.

Это было Приложение Б.

Глава 35

Когда Лон не был занят стрельбой, он изучал карту. Здесь, в штабе Рэм-Дайн, который располагался в металлическом сборном доме в центре штата Виргиния, были созданы все условия для такой работы.

Начал он с тренировки памяти. Разделив весь макет на квадраты, он пытался каждый из них в отдельности проанализировать в своем мозгу. Он работал медленно, не спеша, шаг за шагом изучая все особенности гор и долин, тщательно взвешивая все “за” и “против”, прежде чем перейти к следующему квадрату. Сидя в своем инвалидном кресле, он задумчиво рассматривал пластиковый макет, легонько постукивая пальцами по своему большому животу.

Запомнив весь макет до самых последних мелочей, так, что он даже стал ему сниться ночью, Лон приступил к выбору места и просчету линий огня. Ему нужны были определенные расстояние, высота, открытая точка обзора, солнце за спиной, никаких поперечных ветров и максимум естественной маскировки. Одно за одним проверял он выбранные им несколько мест по этим показателям, сравнивая все положительные и отрицательные стороны.

Когда Лон Скотт работал, на его лице не было никаких эмоций. Это было спокойное, безрадостное лицо типичного янки из Новой Англии, лицо человека, который звал, что такое смерть, потому что сам представлял собой наполовину труп.

Наконец, после нескольких дней серьезного изучения карты, он позвал полковника Шрека.

– Вот здесь, – сказал он. – Я выбрал это место.

Его палец коснулся точки в глубине долины, расположенной в середине гор Уошито, неподалеку от города Блу-Ай.

Шрек наклонился прочитать название под пальцем Скотта, которое уползало на другой скат гребня. “ДОЛИНА БОЛЬШОЙ СДЕЛКИ” – было написано там.

Добблер был поражен тем, как просто нашел его Суэггер. По натуре самоуверенный, он полагал, что Боб будет восхищен его подвигом, засыплет его вопросами и, вообще, очень обрадуется. Но Суэггер по-прежнему молчал, и Добблер сам стал изливать ему душу, его как прорвало. Он все говорил, говорил и никак не мог остановиться, исповедуясь Бобу во всех своих грехах, слабостях, страхах и ошибках. Даже всплакнул, радуясь в душе тому прекрасному представлению, которое сам разыграл.