Невидимый свет, стр. 103
– Ну ты даешь, – фыркнул Расс. – Его же наверняка охраняют со всех сторон. Он ведь, в сущности, гангстер, хоть и изображает из себя цивильного филантропа. Просто так к нему с пушкой не подберешься.
Расс, конечно, был прав.
– Ладно, – заговорил Боб уже более рассудительным тоном. – У нас еще полно дел. Нужно найти кого-нибудь, кто работал в полиции штата в пятьдесят пятом, и попытаться выяснить, чем таким особенным мог заниматься отец, чтобы к нему попала информация о Рэе Баме.
Расс покачал головой.
– Думаю, ты переоцениваешь возможности своего отца. Тебе хочется, чтобы он был каким-то супероперативником, расследовавшим важное дело, и тогда его смерть сразу приобретает особенное значение, наполняется чрезвычайным смыслом. Только вот твой отец, как и мой, был простым полицейским. Мой отец за всю жизнь, наверно, и двух дел не расследовал. Он не следователь, разве что иногда его назначают в какую-нибудь сводную бригаду. А твой отец, насколько известно, и в такой бригаде не работал.
– Ладно, – с горечью промолвил Боб, поразмыслив над услышанным. – Раз ты у нас эксперт в этих делах, ответь: чем занимается простой полицейский? Элементарнейший вопрос. Хоть я, кажется, его еще не задавал. Так чем занимается простой полицейский? Скажи. Может, в этом как раз и таится разгадка.
Расс задумался.
– Ну… патрулирует улицы, дороги, свидетельствует в суде, выезжает по вызовам, ликвидирует последствия аварий, отчитывается перед начальством, посещает учебные центры, выписывает штрафы.
Юноша улыбнулся и повторил:
– Выписывает штрафы. Если мой отец что и делает на протяжении последних тридцати лет, так это, главным образом, выписывает штрафы. А Лэймар Пай и его банда в жизни моего отца лишь единичный случай. Он, наверно, за свою службу навыписывал тысяч десять штрафов.
Последние слова словно повисли в воздухе. Бобу казалось, что у него перед глазами маячит что-то – что-то блестящее и грузное, осязаемое и плотное, что-то важное, но… неуловимое.
Он взглянул на Расса.
Расс смотрел на него.
– Какое у тебя странное лицо, – заметил он.
– Э… – Боб напряженно думал. – Штрафы, – наконец промолвил он. – Штрафы.
– И что? Я…
Тут и он почувствовал это что-то неуловимое.
– В вещах отца. Помнишь? – продолжал Боб. – Последняя квитанционная книжка, наполовину использованная. И в последний день своей жизни он выписывал штрафы.
Штрафы, повторял он про себя, штрафы.
Глава 45
– Дай!
«Птички» парой несутся на него так, будто хотят уничтожить.
Но Ред сегодня предельно собран. Дуло «Кригхоффа», черная расплывчатая тень перед глазами. Поймав нижнюю мишень, он выстрелил и тут же, чуть переместив прицел вправо и вверх, снова нажал на курок. Обе тарелочки разорвались в воздухе, буквально рассеялись в пыль.
– Ты сегодня в ударе, Ред, – восхищенно произнес его напарник.
– Не отрицаю, – самодовольно подтвердил Ред.
Он набрал тридцать восемь очков. Ни одного не потерял. Дорогое ружье в его руках вело себя, как живое, старалось угодить хозяину.
– Настроение отличное, – хвастался Ред. – На следующей неделе везу семью на Гавайи. Всех. Обеих жен и всех детей, кроме чертовки Эми, которая и через улицу не потрудится перейти, чтобы посмотреть, как меня вешают. Всю охрану беру. И еще мать первой жены, черт бы ее побрал. И даже беспутного братца моей лауреатки. Будем отдыхать на всю катушку.
– Да, год у тебя выдался тяжелый, – заметил напарник. – Вполне понятно, что к осени тебе хочется быть в форме.
– Это верно, – согласился Ред.
Они пошли на следующий рубеж. День выдался замечательный. Поодаль плотной стеной высились деревья, зеленые и густые на фоне безоблачного синего неба и восхитительных гор. Тропинка иногда тянулась через открытые участки, и тогда их взору открывались горы Уошито или равнины Оклахомы, простиравшиеся в западной стороне.
– Жить – хорошо! – провозгласил Ред.
Его помощник, шедший впереди, юркнул в кусты, где пряталась метательная машина. Ред остановился, пропуская в кабину приятеля, которому предстояло поразить сначала одинокого «чирка», затем парную и раздваивающуюся мишени. Тот приготовился стрелять, а Ред, с отсутствующим видом замкнув ружье, вытащил гаечный ключ и заменил его усовершенствованный цилиндр на цилиндр видоизмененной модификации, предназначенный для более длительной стрельбы.
Его напарник стрелял из дорогого «Перацци». Оружием он владел прекрасно, но сегодня тягаться с Редом не мог. «Чирка» он подбил легко, но по паре промазал.
– Ты расслабься, – посоветовал Ред.
– Я, по-моему, чересчур расслабился, – отозвался приятель и крикнул:
– Дай!
В небо взвились две «птицы». Он поймал их на мушку, но разнес только одну.
– Проклятье!
– Голова у тебя забита всякой всячиной, – заметил Ред. – А она должна быть пустая. Ни о чем не думай. Полагайся только на свои инстинкты.
Приятель рассмеялся.
– Когда я следую своим инстинктам, неизменно наживаю себе неприятности.
Ред вошел в кабину, представлявшую собой маленький деревянный бельведер с видом на длинную желтую лощину и купы кустов между двумя золотистыми холмами, вставил «ремингтон» в нижнее дуло и занял положение для стрельбы
– Дай! – скомандовал он.
Метательная машина громыхнула, выпуская «птицу», которая через несколько мгновений влетела в его поле зрения. Ред прицелился и разнес ее в пыль.
Хорошо-то как!
Он извлек пустые гильзы, вставил два новых патрона и вновь занял позицию, лишь на секунду позволив себе представить в воображении процесс: увидел мишень, навел ружье, чуть вскинул дуло, выстрелил, взял на мушку вторую. Ред глубоко вздохнул, выискивая в себе признаки неуверенности. Нет. Он полностью владел собой.
– Дай! – крикнул он.
Бах! Тарелочка взвилась. Он дождался, когда она на миг как бы зависнет в воздухе – это удивительное противостояние силы направленного вверх ускорения земному притяжению длится считанные доли секунды – и разнес ее в прах, затем чуть опустил дуло, поймал на взлете следующую, – вот она, вот она – поднялся, целясь в сердцевину, спустил курок и… мишень рассыпалась.
Ред поежился от удовольствия. Пятьдесят очков он еще не набирал. Сорок девять у него было – аж целых семь раз, сорок восемь и того больше – десятки раз, сорок семь и сорок шесть вообще не счесть – сотни, а вот пятидесятиочкового рубежа он не достигал ни разу. И так близко к рекорду, как сейчас, тоже никогда еще не был. Правда, теперь его ждала последняя раздваивающаяся мишень. Самая сложная.
Ред переломил ружье, извлек гильзы. Из опустевших гнезд взвились два грибообразных облачка порохового дыма. Ред вставил патроны.
Он не хотел тянуть время, поскольку знал: чем дольше раскачиваешься, тем больше вероятность утратить верный настрой. А в данный момент он в отличной форме: абсолютно раскован, пластичен, целеустремлен.
– Дай! – крикнул Ред.
Никакой реакции.
Проклятье. Он не выносил подобных срывов. Так недолго и перегореть, сбиться с прицела. Надо будет устроить разнос помощнику.
– Готов? – громко спросил Ред.
Никто не откликнулся.
Сочтя молчание за утвердительный ответ, он вновь принял стойку, выбросил из головы все мысли и скомандовал в очередной раз:
– Дай!
Никакого эффекта.
– Майк, – окликнул Ред помощника. – Что происходит, черт побери?
Ответа не последовало.
Он оглянулся на своего приятеля и…
Запищал пейджер.
ПРОКЛЯТЬЕ! Это звонит Пек. А ему-то чего надо, черт побери? Плевать, пусть звонит, а он продолжит стрельбу. Да нет, не ответить нельзя.
«Позвони ему, узнай, в чем дело, разберись, а потом стреляй сколько душе угодно».
Ред прислонил ружье к стенке кабины и покинул огневой рубеж.
– Мне надо позвонить, – объяснил он приятелю.
Он включил автоответчик, дождался соединения и выслушал сообщение. Оно было только одно и гласило следующее: «Еще раз прикажи выпустить „птичек»".