Один в джунглях. Приключения в лесах Британской Гвианы и Бразилии, стр. 30

Нельзя сказать, что меня радовала перспектива плыть среди аллигаторов, но, судя по всему, нам больше ничего не оставалось. Крикнув Чарли, чтобы он убавил обороты, я достал винтовку и стал пробираться к носу лодки. Но вместо того чтобы сбавить ход, Чарли неожиданно включил мотор на полную мощность, и лодка рванулась вперед. Повернувшись к нему, я осыпал его всеми ругательствами, какие только существуют на свете, а лодка в это время врезалась носом в барахтающуюся массу. Я чуть не свалился за борт. Теперь Чарли сбавил ход и схватил весло. Он вскочил и стукнул по спине ближайшего аллигатора, отчего лодка угрожающе запрыгала. Уже не было времени прицелиться как следует. Я разрядил всю обойму в ревущих чудовищ, стараясь попасть в сверкающий белый живот. Скопление стало рассеиваться. Аллигаторы метались во все стороны, они были буквально и под нами и над нами. Одни подныривали под лодку, а другие пытались забраться в нее. Колотя хвостами по воде, они обливали нас с ног до головы, а одно чудовище ухватилось своими челюстями за планшир у носа лодки, угрожая раздавить его, как яичную скорлупу.

Я выстрелил ему в глаз, и, когда аллигатор перевернулся вверх брюхом, все остальные бросились разрывать его тушу. Высоко в воздух взлетали брызги, окрашенные в малиновый цвет. Вода вокруг кипела. Но вот в массе аллигаторов появился какой-то просвет, Чарли оттолкнулся веслом о спину одного из них и дернул за пусковой шнур. Когда заревел мотор и лодка ринулась вперед, я растянулся на скамье. Но передышка была недолгой… Сидевший на руле Чарли, на лице которого снова появилась улыбка, объезжал нависшие над водой кусты, мешавшие нам смотреть вперед. В этот момент с раздирающим треском начало валиться какое-то дерево, однако на полпути было задержано лианами и повисло на их узловатых нитях. Но оно всем весом навалилось на другое дерево, сломав его у самых корней. Дерево резко наклонилось, его ветви, свисавшие в воду, взметнулись вверх. Мы не успели предотвратить опасность, и лодка врезалась в массу ветвей. Толстая упругая ветка хлестнула меня по груди. Лодка продолжала двигаться вперед и прижимала меня к ветке все больше, отгибая ее назад. Мне надо было или пригнуться, или выпрыгнуть за борт. Я пригнулся, стараясь не выпускать ветку из рук, чтобы не хлестнуть Чарли, но она была слишком упругой и тут же вырвалась из моих влажных ладоней. Чарли заметил ее и быстро пригнулся, а ветка просвистела у него над головой и ударила по бензобаку мотора!

С чмокающим, раздирающим звуком часть борта, к которой крепился мотор, откололась, мотор шлепнулся в воду и исчез, оставляя за собой пузыристый след! О том, что мы когда-то обладали механическим транспортом, теперь напоминал только полупустой бидон с бесполезным уже бензином да расходящиеся по воде блестящие маслянистые пятна…

12. Алмазное счастье

Вскоре мы выбрались из самых ужасных топей и оказались на берегу какой-то реки. Я думал, что это Эссекибо, но Чарли сказал, что мы пришли на Кассикаитью. Без особого труда переправившись на другой берег, мы поплыли на юг по одному из ее широких притоков. Двигались мы медленно, но теперь я часто видел перед собой вершины гор Акараи, возвышающихся над джунглями, и знал, что Эссекибо где-то уже совсем близко. Лес постепенно редел. Утром на второй день плавания мы подошли к какому-то унылому участку, где деревья росли среди высокого тростника, качающегося под знойным ветерком. За полосой тростника поблескивала вода.

Да, это была Эссекибо. Но я ожидал увидеть могучий поток, а увидел лишь речушку не шире тридцати футов. Она текла медленно, и берега ее были покрыты засохшей, растрескавшейся грязью. Сквозь плывущие облака виднелись пятна голубого неба. Вода лениво плескалась среди тростниковых зарослей, размывая сухую грязь и перекатываясь через песчаные отмели, где суетились тысячи голубых крабов. Мы вышли гораздо ближе к истокам реки, чем я ожидал.

Теперь уже горы поднимались совсем близко, массивные, мрачные, гнетущие. Их вершины терялись в дымке и среди низко плывущих облаков. Лес тростника тянулся на многие мили, поднимаясь сплошной стеной высотой до восьми — десяти футов, и тихо шелестел под ветерком. Дальше к югу Эссекибо дробилась на многочисленные протоки, вьющиеся среди тростниковых зарослей. Главный поток вытекал из узкого ущелья — лесистого прохода, прорезавшего горную цепь всего в нескольких милях отсюда.

Это была унылая, глухая местность, безмолвная и таинственная, как могила. Какие-то птицы что-то прокричали из тростниковых зарослей и, хлопая крыльями, низко пронеслись над сверкающей гладью реки. В пушистых метелках тростника гудели большие пчелы.

Мы разбили лагерь на берегу речки, впадающей в Эссекибо, и только успели поесть, как все небо затянулось тучами и пошел сильный дождь. Небо становилось все темнее. В полумраке мы уже с трудом различали предметы, а дождь превратился в настоящий потоп, вынудив нас просидеть в лагере весь остаток дня.

Ливень продолжался всю ночь, и к утру мы были как мокрые мыши. Горные пики скрывались в тумане. Мы сложили все вещи в лодку и стали пробираться через прибрежную слякоть. Перед впадением в Эссекибо речка была достаточно широкой, но слишком мелкой, и нам пришлось долго идти по воде, таща за собой лодку, пока мы наконец не вошли в медленные бурые воды Эссекибо. Но скоро и этот поток стал слишком мелким, чтобы можно было свободно грести.

К счастью, течение здесь не было быстрым, и мы плыли вверх по реке, отталкиваясь от дна шестами. С обеих сторон поднимались топкие, зловонные берега. Река все суживалась, и все теснее смыкались тростниковые заросли, пока не исчезли из вида и горы, и джунгли. От главного потока ответвлялись бесчисленные речушки, поблескивая на солнце. Река становилась такой мелкой, что передвигаться даже с помощью шестов было очень трудно. Лодка то и дело натыкалась на песчаные и илистые отмели, так что в конце концов нам снова пришлось идти по щиколотку в илистой жиже и тащить лодку.

Все время в зарослях тростника чувствовалось какое-то скрытное движение. Нас немилосердно жрали злые комары. Но всему приходит конец. Заросли стали реже, и теперь мы видели горы, которые поднимались перед нами, пугая своей близостью.

Среди тростника поблескивала вода, отовсюду текли сюда ручейки и мелкие речки, вливая свои воды в обширное болото. У всех этих потоков отвесные берега поднимались на несколько футов, по их краям торчали пучки желтоватой травы.

Все пространство, залитое водой и окруженное полосой черной грязи, заросло тростником. Ил, песок, зловонная жижа и нескончаемые пространства шуршащего тростника. К юго-западу десятки узких проток направлялись к узкому ущелью, окаймленному с обеих сторон густым темно-зеленым лесом, окутанным легким туманом. На юге между болотами и подножием скалистых гор виднелась полоса черного песка, усыпанного обломками камней. За ней высилась стена крутых, сильно разрушенных скал, разбитых бесчисленным множеством трещин. Среди разноцветных скал сверкали потоки воды, сбегающие с гор после недавнего ливня.

С изрезанных утесов, покрытых редким кустарником, свешивались вьющиеся растения. У подножия росли роскошные папоротники. Все совпадало с рассказами Билла Эндрьюса, налицо были те самые признаки, которые я ожидал найти. Друг за другом выстроились по ранжиру семь горных пиков, которые Билл называл «семь гномов». На юго-запад уходило ущелье и виднелась большая скала, напоминающая по форме голову ящерицы.

На юге и востоке массивные скалы образовали абсолютно неприступный карьер, но на юго-восток вела широкая ложбина, усыпанная крупными камнями. Она поднималась вверх, к окутанной туманом вершине, и потом терялась среди целого лабиринта ущелий, каньонов и пропастей.

Эта ложбина вилась среди разрушенных скал и странных, похожих на грибы камней. Я знал, что нужное мне место находится где-то выше, за верховьями этой ложбины. Вне всяких сомнений, это были именно те самые грибовидные горы, о которых говорил Билл. Где-то там, если только мне повезет, я разыщу его старый лагерь, а затем и заброшенную индейскую тропку, идущую по берегу древнего речного русла на юг, в джунгли, туда, где берет начало река Мапуэра.