Высокое искусство, стр. 6
Такие же печальные исходы наблюдались и у других хирургов при пересадке мышц на сердце. Кровотечение останавливалось. Но пересаженные кусочки омертвевали и вызывали перикардит, воспаление околосердечной сумки. Это было опасным осложнением.
Ведь надо учесть, что перикардит протекал не при нормальном, здоровом сердце, а при раненом, пострадавшем, с пониженной устойчивостью, что, разумеется, ухудшало течение болезни. Кроме того, омертвевший кусочек мышцы становился прекрасной средой для болезнетворных микробов.
От пересадки кусочков мышц пришлось отказаться или применять ее при самых крайних обстоятельствах.
Казалось, проблема зашла в тупик. Разрешить ее выпало на долю русских хирургов, и прежде всего в этом большая заслуга выдающегося советского хирурга Ю. Ю. Джанелидзе. Он обратил внимание на фасции – плотные и тонкие перепонки, облегающие, как чехлом, каждую мышцу. Именно фасция переходит в прочное сухожилие, которым мышца прикрепляется к костям.
Фасция оказалась материалом, очень удобным для подкрепления мышцы раненого сердца. Джанелидзе вырезал пластинку фасции у так называемой большой грудинной мышцы, наиболее подходящей для целей кардиоррафии, накладывал ее поверх раны и прошивал вместе с мышцей сердца.
Получалось примерно так, как у портного, накладывающего заплату на рвущуюся, непрочную материю.
И действительно, эта крепкая, и в то же время тонкая, ткань выполняла свое назначение. Швы не прорезались. Кровотечение почти во всех случаях останавливалось. Что же касается инфекции, то фасция была плохой почвой для размножения микробов и возникновения гнойных воспалений.
Этим, учитывая, конечно, и высокое профессиональное мастерство, можно, вероятно, объяснить, что четыре кардиоррафии, которые сделал Джанелидзе еще в 1911–1912 и 1913 годах, окончились выздоровлением пострадавших.
Оказалось также, что в тех случаях, когда фасция не подходит, можно пересаживать на сердце для той же цели жир. Кусочек жировой ткани, пришитый поверх раны, очень скоро делал свое дело: кровь не выделялась, швы не прорезались. А потом, спустя некоторое время, на месте жирового кусочка развивалась плотная соединительная ткань, которая продолжала участвовать в деятельности сердца. Легкость получения жировой ткани и ее свойство как бы прилипать к ране явились обстоятельствами, способствующими решению поставленной задачи.
Первым хирургом, удачно использовавшим эти свойства жира при кардиоррафии в 1914 году, был русский врач Недохлебов. Он знал, что до него доктор Портягин опубликовал сообщение о жировой клетчатке как о кровоостанавливающем средстве. Ему также было известно об успешных опытах Поленова и Лодыгина в 1913 году по пересадке жировой ткани при кровотечениях из печени, селезенки и почек.
Применение жира и при ранениях сердца принесло положительный результат. За Недохлебовым по тому же пути пошли доктор Пикин и другие хирурги. Постепенно новый способ остановки кровотечения получил распространение и за рубежом. Применение жировой ткани и – в ряде случаев – фасции повысило число выздоровлений.
Русские исследователи удачно решили проблему борьбы с прорезыванием швов.
Недоступное стало доступным
В доантисептическую эру медицины ни один раненный в сердце не оперировался.
Что же, все они погибли? Нет. Как мы уже говорили, сорок два человека из четырехсот – 10 процентов – выжили. Значит, можно выздороветь и без операции? Да, иногда можно.
В 1941 году произвели подсчет, сколько же всего человек было оперировано с 1896 года. Таких пациентов набралось ровно тысяча. Из них выздоровело 498 человек, почти 50 процентов.
Это значит, что результаты оперативного лечения в пять раз превосходят результаты выжидательного лечения, дававшего благоприятный исход только в десяти случаях из ста.
Стало ясно, что при ранении сердца операции незаменимы никаким способом лечения. Каждый пострадавший должен быть оперирован, даже если положение кажется безнадежным. Совершенно исключительный случай наблюдался у хирурга Юшковой. Она сделала редчайшую операцию, почти не встречавшуюся больше за весь период применения кардиоррафии.
Девятнадцатилетняя женщина, рассматривая револьвер, неосторожно нажала курок. Раздался выстрел. Пуля прошла через сердце. По некоторым признакам было установлено, что она проникла в брюшную полость. Спустя два часа пострадавшая лежала на операционном столе.
Хирург Юшкова в стерильном халате, в белом колпаке на голове натягивала резиновые перчатки и смотрела на раненую, уже получившую наркоз. Она смотрела, не скрывая сострадания и сожаления. Пациентка находилась в безнадежном состоянии.
Юшкова взяла нож и сделала первый разрез. Операция началась.
Левый желудочек сердца был прострелен, и Юшкова зашила его.
Но при каждом вдохе и выдохе в грудной клетке что-то хлюпало. Оказалось, что была прорвана плевра, которую Юшкова тоже зашила.
После этого вскрыта была брюшная полость, куда ушла пуля. В грудобрюшной преграде – диафрагме – действительно оказалось отверстие. Юшкова зашила и его.
Но тут же обнаружилось, что задета также печень. Юшкова наложила швы и на печень.
Расположенная ниже печени толстая кишка, так называемая поперечная ободочная кишка, тоже была пробита. Юшкова зашила рану и в толстой кишке. Потом она нашла и извлекла пулю.
Хотя положение было безнадежным, Юшкова упорно устраняла один за другим обнаруживавшиеся тяжелые повреждения. Она не хотела уступить смерти ни одного, даже самого крошечного шанса.
Через месяц после операции молодая женщина вернулась домой. Она была вне опасности. Доктор Юшкова спасла ее.
Чему учит этот пример? Тому, что если есть малейшая возможность, – надо оперировать. Даже если больной в очень тяжелом состоянии, без пульса, даже если агонизирует. Пока в человеке еще теплится жизнь, надо идти на всё ради ее спасения. Так хирурги и поступают.
Вот чем объясняется цифра – 50 процентов выздоровлений.
Но дело не только в цифре. Дело еще в том, какого рода эти выздоровления. Возвращается ли раненый к своему нормальному состоянию? Восстанавливается ли его трудоспособность? Не превращается ли он в инвалида?
Что со всеми оперированными происходило дальше, установить трудно. Трудно разыскать каждого через пять-десять лет после операции и узнать, как он себя чувствует, но о многих сведения имеются.
Сапожник, оперированный Джанелидзе, продолжал заниматься своим ремеслом и жил, как и до ранения.
Пациент хирурга Магулы был возчиком. И через десять лет после операции он таскал тяжести как ни в чем не бывало.
Некоторые больные после операции даже были призваны на военную службу.
Пациент одного хирурга – грузчик – чувствовал давление в области сердца лишь тогда, когда поднимал груз весом свыше 50 килограммов. Известен и такой случай: оперированному больному, когда он выписался из больницы, пришлось возвращаться домой пешком. Путь продолжался семнадцать дней. В результате такого длительного путешествия и пребывания на свежем воздухе больной неплохо себя чувствовал, окреп.
Джанелидзе сделал одному раненому кардиоррафию. После этого оперированный поправился, выписался, стал заниматься своими делами. Уже после операции он болел цынгой, затем сыпным и возвратным тифами, воспалением легких, плевритом. Сверх всего этого он еще получил тяжелую форму гриппа. Всё это на протяжении двенадцати лет. И его зашитое сердце всё вынесло.
Профессор Греков в 1916 году оперировал раненного в сердце.
Спустя шесть лет этот больной, во время отсутствия профессора Грекова, пришел показаться другому хирургу. Врач увидел человека в превосходном состоянии, с нормальным пульсом, нормальными сердечными тонами. Из обследования выяснилось, что бывший пациент Грекова проходит, почти не уставая, расстояние в 50 километров, по нескольку раз в день поднимается на седьмой этаж, не испытывая при этом никаких затруднений в дыхании. Если бы не рубец на левой стороне груди, слегка втягивавшийся при каждом сокращении сердца, хирург никогда не подумал бы, что перед ним стоит человек, сердце которого подвергалось операции.