Мари Галант. Книга 1, стр. 71

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Мобре приходится пережить вторую сцену ревности

Мерри Рулз де Гурсела постоял у окна. Скоро он понял, что Мари вышла. Он сразу же ее узнал, так как гвардеец, державший лошадь под уздцы, поспешил навстречу губернаторше, и майор ясно увидел, как та приказала солдату помочь ей сесть в седло.

После того как Мари рассталась с Рулзом, ее нервозность не упала, скорее наоборот: с силой нахлестывая лошадь, Мари вылетела за ворота форта и, не обратив внимания на салютовавшую охрану, скоро скрылась из виду.

Если бы Мерри Рулз мог последовать за ней, он испытал бы огромное удовлетворение. Он, разумеется, заметил, какое тягостное впечатление произвели на губернаторшу его разоблачения, однако в его присутствии она держалась с большим достоинством, но теперь, когда ее никто не видел, ее лицо приняло гневное выражение. Лошадь, не привыкшая к жестокому обращению хозяйки, поскакала рысью, не обращая внимания на тропическую жару, но оскальзываясь на камнях и отвечая ржанием на удары хлыста.

Мысли теснились в голове Мари. Генеральша и сама не знала, на кого больше сердита: на Мобре или Луизу. А Мерри Рулз отошел для нее на второй план.

Итак, малышка Франсийон, притворявшаяся ничего не видящей и не чувствующей, словно холодная мраморная статуя, – любовница Режиналя!

Кто бы мог подумать? И как Мари была слепа до такой степени, что ничего не замечала? Она спрашивала себя, когда и как это могло случиться. Да еще у нее на глазах, под самым боком, под крышей ее дома, а у нее и малейшего подозрения не возникало!

Мари уже забыла, как генерал однажды обратил ее внимание на то, что Луиза строит глазки прекрасному шотландцу. И сама Мари замечала, что девушкой овладевала истома всякий раз, как шевалье к ней приближался; но предположить на этом основании, что Режиналь ее предаст, а кузина, на вид такая добродетельная, невинная и наивная, станет принимать его в своей спальне, – немыслимо!

Мари обещала себе, что непременно с ним объяснится. Он стал ей отвратителен до последней степени. Воображение рисовало отвратительную картину: обнаженная Луиза лежит в постели и ждет шотландца! Остальное представить было нетрудно: она знала ухватки Мобре. И стоило ей это вообразить, как она содрогалась от отвращения. Значит, едва освободившись от объятий Луизы, Режиналь смел приходить к ней и тем унижать ее! Невыносимо! Логика отказывала Мари: она не задумывалась о том, что многие и многие женщины прошли через руки этого человека. Ей же была омерзительна лишь его связь с Луизой.

Наконец Мари свернула на дорогу, что вела к замку. Только теперь госпожа Дюпарке заметила, что загнала лошадь и та едва дышала, с трудом взбираясь по крутому склону. Мари перестала ее понукать, дав лошади самой выбирать шаг.

Генеральша немного пришла в себя. Результатами ее встречи с Рулзом гордиться не приходилось. Ведь Мари явилась в форт с намерением его арестовать, а он сбил ее с толку. Неужели и в разговоре с Режиналем ее ждет поражение? Никогда! Что же сказать шотландцу? Как вызвать его на откровенность?

Может, пригласить сразу обоих провинившихся, Луизу и шевалье, и поговорить с ними резко, круто, а при необходимости прогнать прочь? Или принять их поодиночке?

Затем она себе сказала: «А вдруг это ложь? И если все было совсем не так? Я буду смешно выглядеть, упрекая и одного, и другого. Лучше наберусь терпения и стану следить до тех пор, пока не получу доказательств их предательства или невиновности».

Однако хватит ли у нее мужества ждать и в то же время принять Режиналя у себя в спальне, куда он непременно прибежит вслед за ней, дабы узнать, что произошло в форте. Хватит ли ей сил даже не намекнуть на то, что сообщил ей Рулз? Сможет ли она сдержаться, обуздать свой гнев?

А ведь это было совершенно необходимо; если же она хотела сохранить над Мобре власть, ей было необходимо заставить его поверить в то, что она его не любит: если он будет знать, что дорог ей, он со свойственным ему цинизмом воспользуется ее слабостью.

Итак, она приготовилась сыграть комедию, а ради этого надо было принять соответствующее выражение лица. Она расслабилась и снова улыбнулась.

Режиналь прогуливался на террасе, покуривая трубку, когда до его слуха донесся цокот копыт по мостовой; не сомневаясь, что это возвращается Мари, он пошел встречать ее к воротам.

Когда Мари выехала из-за поворота, он снова восхитился изящными очертаниями ее фигуры, подчеркнутыми мужским костюмом. Мобре выбил трубку о ноготь большого пальца, убрал ее и стал ждать с довольным видом. По правде говоря, его очень беспокоил привезенный Мари ответ. Но, увидав ее многообещающую улыбку, шевалье просветлел лицом, уверенный в том, что она не встретила ничьего сопротивления и скоро он станет членом Высшего Совета.

– Здравствуйте, Мари! – весело прокричал он, идя ей навстречу.

Она помахала кнутом в знак приветствия, а когда поравнялась с Мобре, тот схватил поводья и сам повел лошадь.

– Должно быть, время для вас тянулось долго, не правда ли, Режиналь?

– Когда вы далеко от меня, дорогая Мари, – любезно отвечал шевалье, – часы тянутся мучительно долго, все безнадежно пусто вокруг…

– Надо было попросить Луизу составить вам компанию.

– О, мы с ней мило поболтали, – подхватил он. – Однако вы знаете: эта девочка не умеет поддержать разговора. Зато отлично умеет слушать или, во всяком случае, притворяется, особенно когда говоришь с ней о живописи.

Они вошли во двор. Он протянул ей руки. Она вынула ноги из стремян и соскользнула Режиналю в объятия, позволяя ему аккуратно поставить ее на землю. Шевалье сейчас же позвал:

– Кинка! Кинка!

Когда негр появился, шевалье указал ему на лошадь, приказав почистить ее и задать двойную порцию овса. Теперь шевалье был уверен, что Мари сообщит ему приятное известие, и старался показать себя добрым, хотя бы по отношению к животному…

Мари вошла в дом, шевалье ускорил шаг и догнал ее в ту минуту, как она снимала перчатки, бросив хлыст на круглый столик. Мобре спросил:

– Итак, дорогая Мари, вы видели нашего майора? Все прошло, как вы хотели?

– Не совсем, – ответила она. – Он очень хитер…

– А-а, – разочарованно протянул он. – Значит, арестовать его не удастся?

– Я все это объясню вам в подробностях, Режиналь. Теперь же я устала и умираю от жажды. И в Сен-Пьере, и на дороге жара стоит невыносимая.

– Сейчас скажу Сефизе, чтобы приготовила вам что-нибудь прохладительное.

Мобре вышел, а Мари села на длинную банкетку. Когда он вернулся, она сидела с невозмутимым видом, скрестив руки на груди.

– Видите ли, Режиналь, – продолжала Мари, – я пригрозила ему арестом… Но… Как бы Вам это объяснить… У меня сложилось впечатление, что Рулз догадался о моих намерениях. Он почти не испугался.

– Кто же мог его предупредить?

– Мы обсуждали этот вопрос без свидетелей, значит, предупредить его было некому. Но думаю, он угадал наше намерение. Этот человек умнее, чем кажется на первый взгляд.

– Ого! – вскричал шотландец. – Вы, похоже, увлеклись своим майором, Мари. Берегитесь! Я начну ревновать… Не пытался ли он опять делать какие-нибудь заявления? Может, он вас к чему-либо склонял?

Она не улыбнулась, как он ожидал, потому что в эту минуту почувствовала, как к ней возвращается гнев. Мари подошла к нему, будто желая обнюхать.

– Что с вами? – засуетился он, не понимая, чем объяснить ее жест.

– Ничего, – отозвалась она. – Мне показалось, от вас пахнет духами Луизы. Или я ошибаюсь?

Он громко рассмеялся и сказал:

– Вполне возможно. Мы провели вместе два томительных часа…

Он не заметил, как затрепетали ноздри Мари, прежде чем она справилась с собой. Он продолжал:

– Что же вы все-таки решили по поводу майора? Раз вы не приказываете его арестовать, какая же судьба ему уготована?

– Если бы я отдала приказ о его аресте, – сухо проговорила Мари, – то настроила бы против себя жителей Ле-Прешера и Ле-Карбе, а затем и других поселений.