Мари Галант. Книга 1, стр. 25
Он с улыбкой подошел к Мари, счастливый тем, что его опасения рассеиваются, и протянул к ней руки.
– Режиналь! – взмолилась она. – Пожалуйста, Режиналь!..
Он крепко ее обнял:
– Я ведь тоже вас люблю, дорогая Мари. Не заблуждайтесь на мой счет. Я люблю вас больше всего на свете и думаю, что вы меня – тоже. Мы так давно принадлежим друг другу…
Она попыталась вырваться:
– Не сейчас же, шевалье…
– Тсс! – прошипел он, нежно целуя ее в шею. – Тсс! Ничего больше не говорите. Я отлично знаю, что могу подождать: вы навсегда станете моей, а я – вашим…
– Лучше бы вы позвали Луизу…
Она боялась испортить прическу и потому цеплялась за все, что могло ее спасти, вырвать из колдовских чар Режиналя.
– Мерри Рулз говорил вам обо мне? – не выпуская Мари из объятий, подал он голос.
– Да, он наговорил массу ужасных вещей. Можете себе представить, как я его приняла…
Он снова ее поцеловал. Она чувствовала тепло его рук и груди, крепко прильнувшей к ней.
Внезапно он спохватился:
– Я вас покидаю, дорогая Мари. Иду за Луизой. Главное – не забудьте ни одну из моих рекомендаций. Сегодня вы обязаны победить…
Вдруг он бросился к окну: послышался топот копыт. Бросив молниеносный взгляд сквозь ставни, быстро обратился к Мари:
– А вот и ваш воздыхатель, Мари: майор Мерри Рулз собственной персоной в сопровождении отца Бонена и отца Фейе. Поторопитесь. Я прикажу подать им прохладительные напитки…
Она едва слышно вздохнула:
– Я потеряла из-за вас столько времени! Перед тем как выйти, он сказал:
– Я побуду в своей комнате, пока продлиться эта церемония. Но не забывайте обо мне, помните, что я думаю о вас и молюсь за вас. Удачи!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Заседание Совета
Когда наконец Мари отворила дверь своей комнаты и направилась к лестнице, из гостиной уже некоторое время доносился гул голосов.
Она заставила членов Совета ждать. Когда она заметила это Луизе, своей кузине, закреплявшей ей вуаль на крючках, та с присущей ей интуицией сказала:
– Они подумают, что вы это сделали из кокетства, а когда увидят вас, кузина, влюбятся еще больше, потому что вы восхитительны…
Дверь была уже отворена, но не успела Мари выйти на лестничную площадку, как Луиза удержала ее за руку и шепнула на прощание:
– Удачи!
«Удачи». Режиналь пожелал ей того же.
Мари подошла к перилам, украшенным каменными стойками, и одним взглядом окинула всю залу. В гостиную беспорядочно набилось человек пятьдесят, и Мари про себя решила, что она от этого только выиграет. Как Режиналь и обещал, он распорядился подать прохладительные напитки. Многие члены Совета еще держали свои бокалы в руках, когда Мари ослепила их своим появлением.
Взгляды всех присутствующих обратились к ней, и тотчас же наступила глубокая тишина. Как сквозь пелену Мари узнала Мерри Рулза де Гурселу, в шляпе с перьями, в переливчатом камзоле сизого цвета, с парадной шпагой на перевязи, расшитыми перчатками в руках и со свежим порезом на шее.
Он стоял в окружении отца Бонена, спокойного, невозмутимого, едва заметно улыбавшегося тонкими губами, а также отца Теэнеля и отца Шевийяра, отличавшегося живым и ясным взглядом.
Там и сям все время расхаживали Лагарен, Байярдель, господин де Лауссей, управляющий Лесперанс, судья по гражданским и уголовным делам Дювивье.
Мари проворно откинула с лица вуаль и трижды кивнула, приветствуя собравшихся, после чего сделала несколько шагов в сторону лестницы.
В относительной тишине советники торопились занять место вокруг предназначенного им стола, но сели не раньше, чем Мари подошла к нижним ступеням лестницы. Она снова кивнула. Когда она собиралась выступить вперед, ее сын, одиннадцатилетний Жак, вышел из буфетной и робко, в смущении от непривычного оживления при виде матери, утопавшей в складках черного газа, бросился к ней и спрятал лицо в ее юбках, словно ища защиты.
Мари ласково погладила его по голове, словно хотела передать ему собственную уверенность.
Мари с сыном представляли прелестную и волнующую группу, от которой никто не мог оторвать глаз; глядя на них, даже самые суровые члены Совета смягчались.
Собравшиеся наконец расселись. Мерри Рулз почти тотчас встал. Движением головы он отбросил назад длинные перья шляпы и отчетливо проговорил:
– От имени членов Высшего Совета прошу вас, мадам, принять наши глубочайшие соболезнования. Вы изволили пригласить нас в этот дом, а мы все помним, что он еще вчера принадлежал человеку, заслужившему наше полное уважение и сыновнюю почтительность; всем нам он был отец и заступник, и этого великого повелителя Мартиники мы приветствуем сегодня в вашем лице, а также в лице его наследника, юного Жака Дюэля д'Энамбюка.
Он на мгновение замолчал, давая Мари возможность увидеть, что его слова одобряют все члены Совета, кивающие с задумчивым видом.
– Мадам! – продолжал он. – Вы можете из этого заключить, что мы готовы выслушать ваше заявление с глубочайшим почтением…
Сердце Мари сильно билось, готовое вот-вот выскочить из груди. Вдова чувствовала на себе пристальные взгляды десятков глаз и догадывалась, что производит сильное впечатление своим трауром, манерой держаться, изяществом и в то же время безутешностью на собравшихся мужчин, большинство из которых были боевые офицеры, думавшие более о пушках, порохе и шпаге, чем о женщинах, остальные же были убеленные сединами старцы, трясущиеся от старости, но еще не забывшие своей молодости; видимо, климат тропиков в самом деле влияет на чувства, «поддерживает» мужские способности.
Когда майор замолчал, он занял свое место за столом, всем своим видом давая понять вдове генерала Дюпарке, что теперь она должна взять слово; все с нетерпением ждали, что она скажет. Мари немного отстранила от себя Жака. Однако она по-прежнему держала руку на его белокурой головке, крепко прижимая его к себе, словно оберегая от возможной опасности.
Мари медленно обвела взглядом залу, остановившись на каждом лице. Она знала их всех. Эти люди приходили в замок при жизни Дюпарке. Все они клялись ей в верности и выражали почтительность. Неужели возможно, чтобы в сердцах этих людей таилось коварство и они так скоро забыли священные клятвы, приносимые ее несчастному супругу?
Мари заметила капитана Байярделя, стоявшего справа, рядом с дверью; он не был членом Совета, но имел право присутствовать на его заседаниях. Она увидела его гигантскую фигуру, непоколебимую, как скала, его открытое честное лицо, губы, с которых порой срывались резкие слова, но говорил он исключительно о чести, достоинстве, верности. Да, шпага Байярделя была всегда на службе у слабых и несчастных. На него могла рассчитывать и она!
Мари заговорила:
– Господа! Я хочу вам сказать всего несколько слов. Все вы знаете, при каких условиях наместник Дюпарке, мой супруг, приобрел остров Мартинику у компании Американских островов. Генерал Дюпарке умер. Вот его наследник: единственный сын Жак Дюэль д'Энамбюк.
По условиям контракта только король имеет право назначить наместника. Если бы мой сын Жак был совершеннолетним, этот вопрос, естественно, не встал бы: сын наследовал бы должность отца и стал бы наместником Мартиники. В любом случае этот вопрос решать его величеству. Однако, требуя то, что принадлежит по праву как мне, так и наследнику генерала Дюпарке, я прошу вас, в ожидании решения его величества, доверить мне пост губернатора острова, вплоть до нового приказа, от имени моего несовершеннолетнего сына.
Она выражалась как можно проще, не пытаясь произвести эффект и полагаясь лишь на свой траур да на впечатление, которое могла произвести на сердца собравшихся молодость светловолосого мальчика, прижимавшегося к ней.
Ее заявление было встречено без удивления и в полном молчании: каждый примерно таких слов от нее и ожидал.
Поскольку Мари считала, что ей больше нечего прибавить к единственному ходатайству, которое она хотела довести до сведения членов Совета, Мерри Рулз, не шевельнувшись, спросил: