Охотник, стр. 25

Копья масаи изготовляются местными кузнецами из кусков железной руды, обнаруженных в речных потоках. Кузнецы еще не постигли искусства закаливания металла. Поэтому наконечники копий мягкие и легко гнутся о колено. Но надо сказать, что мораны настолько искусно бросают копье, что оно пронзает зверя насквозь. При ударе наконечника о кость он гнется почти под прямым углом. Воин никогда не выпрямляет наконечник, пока не вернется в деревню. Погнутое копье — доказательство его прямого участия в нападении на зверя, а поэтому высоко ценится в глазах масаи.

Пока я жил вместе с масаи, мне также приходилось наблюдать, как они с копьями охотились на леопардов. По-моему, это гораздо больший подвиг, чем охота на львов. Хотя леопард весит не более 200 фунтов, он гораздо быстрее и агрессивнее льва. Кроме того, леопард хитрый зверь. Он лежит притаившись, пока охотник чуть ли не наступит на него. Затем зверь внезапно нападает с огромной быстротой и невероятной решительностью. Леопарды отлеживаются в пещерах и других темных углублениях; львы же предпочитают негустой кустарник. Охотник, ползающий среди валунов в поисках леопарда, находится в довольно незавидном положении.

Однажды мне пришлось сопровождать трех копейщиков, преследовавших леопарда, который систематически убивал их коз. В отличие от льва леопард убивает из одной страсти к убийству. Леопард, о котором идет речь, оставил несколько убитых коз, после набега даже не попытавшись съесть ни одной. После длительного преследования мораны, наконец, обнаружили леопарда в узкой полосе высокой травы. Если бы этот зверь оказался львом, достаточно было бы швырнуть несколько камней, чтобы заставить его или броситься на охотников, или же издать крики. Леопард же хитрый зверь и, несмотря на то, что мы забросали полосу травы чуть ли не целым бушелем [27] камней, он никак себя не обнаружил. К несчастью, со мной не было моих собак, и единственное, что оставалось, — выгонять зверя самим.

Поскольку на этот раз было всего-навсего три копейщика, я мог воспользоваться ружьем, не опасаясь попасть в кого-либо из них. Я сказал моранам, чтобы они встали по обе стороны от меня и отступили назад. Я знал, что если леопард бросится, он сделает это почти мгновенно, и был убежден, что воины не успеют воспользоваться своими копьями. Мне самому едва бы удалось произвести выстрел, когда леопард выскочит. Но я недооценивал моранов, поскольку еще не был знаком с их блестящим умением владеть копьем с длинным мягким наконечником.

Мы медленно шли по траве, доходившей нам до пояса. Это напоминало охоту на фазанов. Мораны шли в нескольких шагах позади меня, держа щиты перед собой, а копья наготове. Мы медленно продвигались фут за футом, постоянно останавливаясь, ища эту большую коварную кошку. Полоса травы была неширокой, но медленное продвижение начинало сказываться на наших напряженных нервах.

Вдруг леопард выскочил из травы в каком-нибудь ярде справа от меня. Он сделал прыжок в моем направлении. Не успел я вскинуть ружье, как моран, шедший справа от меня, уже пронзил зверя своим копьем. Леопард едва успел оторваться от земли, как тонкое лезвие наконечника уже вонзилось в него. Копье попало между шеей и плечом леопарда, пригвоздив его к земле. Там он и остался лежать, извиваясь и рыча, тщетно пытаясь освободиться. В тот же миг моран выхватил свой «сими», чтобы покончить с леопардом. С большим трудом я удержал его, чтобы иметь возможность сделать выстрел в пронзенного зверя и тем спасти прекрасную шкуру от исполосования.

Когда моран готовится метнуть свое копье, он занимает положение, похожее на стойку для стрельбы. Для равновесия он выдвигает левую ногу чуть-чуть вперед. В метании копья участвует весь вес его тела. Когда копье летит в воздухе, то кажется, что оно все дрожит. Большинство копий имеет узкое ребро по обе стороны наконечника, и я полагаю, что благодаря этому копье в полете слегка вращается наподобие винтовочной пули. На расстоянии двадцати ярдов даже по движущейся цели моран бросает копье с большой точностью.

Через три месяца я отправился в обратный путь в Найроби с двумя воловьими повозками, нагруженными львиными шкурами. За девяносто дней я убил 88 львов и 10 леопардов — такого рекорда, по-моему, еще никому не удалось поставить, и я искренне надеюсь, никогда не придется. Местные жители наполнили целую бочку львиным жиром. С собой я вез коробочку львиных «плавающих» костей. Это кривые кости разной величины, длиной до четырех дюймов. Они извлекаются из ткани последнего плечевого мускула. Эти кости не соединены ни с какими другими костями льва и, по всей вероятности, выполняют функцию регуляторов, предотвращающих вывих плеча, когда лев делает большие прыжки. На них большой спрос в Ост-Индии, где из этих костей изготавливают украшения, заключая их в золотую оправу.

Лишь у двадцати убитых мною львов были по-настоящему первоклассные гривы. Остальные звери были или львицами, или же их гривы были испорчены оттого, что их обладатели жили в густом кустарнике. Если бы я охотился с целью добыть трофеи, я мог бы достать побольше первоклассных шкур, но моя основная задача заключалась в том, чтобы просто уничтожить хищников, нападавших на скот. Эти львы часто имеют плохие гривы, так как они или старые, или же больные. Возможно, поэтому они и нападали на домашних коров, а не на свою обычную добычу.

Когда масаи услышали о том, что я уезжаю, они очень расстроились. Состоялся совет старейшин племени, который после долгого и шумного обсуждения обратился ко мне с предложением. Они знали, что я мог быть им полезным, и умели это ценить. Они хотели купить меня у Департамента по охране дичи. После соответствующего рассмотрения вопроса они предложили в качестве платы за меня 500 коров. Поскольку выкуп за самую хорошую жену у масаев равен всего-навсего трем коровам, я был чрезвычайно польщен этим предложением, хотя и вынужден был отказаться.

Глава восьмая

Жизнь и «смерть» профессионального охотника

Период, начавшийся после моего знакомства с масаи, был насыщен важными для меня событиями.

Найроби находился в центре района, изобиловавшего крупным зверем. Почти все охотники-спортсмены, приезжавшие в Африку поохотиться, приобретали снаряжение в Найроби. Я редко оставался без работы. Я смотрел на территорию племени масаи, как на свой собственный охотничий заповедник. Масаи были моими друзьями, и я знал, что меня радушно встретят в любой масайской деревне. Я мог гарантировать любому клиенту, который пойдет со мной на эту территорию, лучшие возможности для охоты в Африке и, конечно, это служило мне на пользу. Даже сейчас территория масаи с ее огромными стадами диких зверей и прайдами великолепных львов — любимое место туристов. Эта территория сейчас изрезана дорогами, и лучшие места для разбивки лагеря обозначены на карте. В те времена с этим районом были знакомы лишь немногие профессиональные охотники.

Мы с Хильдой купили большой старый дом за городской чертой Найроби. Дом носил название «Клермонт» и был окружен прекрасным садом с красивыми старыми деревьями и речкой, которая протекала в южной части. Мы запрудили речку, и у нас получилось настоящее озеро. Инспектор по охране рыб дал нам немного икры талапии, которую мы выпустили в наше озеро, чтобы ловить рыбу прямо у самого дома.

По обе стороны двери гостиной я повесил пару слоновых клыков весом по 153 фунта каждый, над камином — масайские щиты и копья, а на стене — целую коллекцию голов и рогов диких животных. Не хвастаясь, могу сказать, что моя коллекция одна из лучших в Кении. Я постоянно ее пополняю. В шкафах со стеклянными дверцами хранились мои ружья, и что важнее всего — там хватало места для моей библиотечки книг об Африке и охоте. Торговцы всего мира присылают мне свои каталоги. Часто вечером мы с Хильдой садились у камина. Она вязала, а я брал в руки книгу и читал истории о великих охотниках и исследователях прошлого: Селус, Спик, сэр Самуэль Бейкер, Стенли, Ливингстон и многие другие. Мне приятно было сознавать, что я в меру своих скромных возможностей следовал по стопам великих людей.