Что-то страшное грядёт, стр. 46
Среди них не было Джима.
— Джим!
Они уставились на выход, через который улизнул Джим, чтобы затеряться в сгустках ночи между черными шатрами. Погасла последняя электрическая лампочка.
— Теперь мы никогда не найдем его, — сказал Вилл.
— Найдем, — возразил отец, стоя во мраке. — Непременно найдем.
«Где?» — подумал Вилл… и остановился.
В дальнем конце центральной дорожки заработала карусель, и каллиопа принялась истязать себя музыкой.
«Там, — подумал Вилл. — Где, как не там, около музыки, быть этому сумасброду Джиму, с все еще лежащим в его кармане бесплатным билетом. Бьюсь об заклад!»
— Ох, Джим, чтоб тебя, будь ты проклят! — воскликнул Вилл, но тут же спохватился: «Нет-нет! Будь прокляты другие, ведь он уже проклят — или почти!.. Как нам теперь найти его в темноте, без спичек, без огней, и мы одни вдвоем на чужой территории?» — Как… — произнес он вслух.
Но его отец мягко, с признательностью в голосе сказал:
— Смотри.
И Вилл шагнул к дверному проему, за которым заметно посветлело.
Луна!
Слава богу.
Из-за холмов поднималась луна.
— Полиция?..
— Некогда. У нас всего несколько минут. Три человека теперь наша забота…
— Уродцы!
— Три человека, Вилл. Первый — Джим. Второй — мистер Кугер, который поджаривается на своем электрическом стуле. Третий — мистер Мрак со всей его наколотой братией. Спасти одного, отправить двух других ко всем чертям. Исчезнут они — исчезнут, сдается мне, и все уродцы. Ты готов, Вилл?
Вилл посмотрел на дверь, на шатры, на густые тени, на залитое бледным сиянием небо.
— Спасибо луне.
Крепко взявшись за руки, они вышли наружу.
И как бы приветствуя их, ветер принялся трепать брезентовый полог шатров — словно огромный доисторический змей-громовержец хлопал чешуйчатыми крыльями.
Глава пятьдесят первая
Они бежали сквозь аммиачный запах теней, бежали через чистый льдистый аромат луны.
Каллиопа давилась паром, шипела, барабанила, выводила трели.
«Музыка! — подумал Вилл. — Она кругится правильно или в обратную сторону?»
— Куда теперь? — шепотом спросил отец.
— Туда! — указал пальцем Вилл.
В ста метрах от них, за буграми шатров, вспыхнуло голубое сияние, в воздухе рассыпались снопы искр, потом снова сгустился мрак.
«Мистер Электрико! — подумал Вилл. — Точно — они взялись за него! Хотят посадить его на карусель, чтобы вылечить или добить! И если вылечат, тогда, боже мой, тогда будут уже два злыдня — он и Человек с картинками — против нас с напой! И Джима! Да, где же Джим? У которого сегодня одно, завтра другое, а… нынче вечером? Чью сторону примет он? Нашу! Дружище Джим! Конечно, нашу!»
Однако Вилл колебался. Разве бывает вечная дружба? Много ли стоит, много ли весит, сильно ли греет их дружба, с чем соизмерить ее перед вечностью?
Вилл поглядел влево.
Наполовину закрытый пологом шатра, застыл в ожидании Карлик.
— Пап, посмотри, — тихо воскликнул Вилл. — А там вон — Скелет.
Поодаль стоял, точно мертвое дерево, долговязый мужчина — сплошь мраморные кости, обтянутые египетским папирусом.
— Уродцы — почему они не останавливают нас?
— Боятся.
— Нас?
Отец Вилла пригнулся, выглядывая из-за пустой клетки.
— Во всяком случае, вид у них пришибленный. Они видели, что произошло с Ведьмой. Вот тебе и ответ. Ты погляди на них.
По всему лугу — не отличить от шатровых шестов и cтоек – затаились в тени уродцы, выжидая. Чего они ждут? Вилл сглотнул. Может, они вовсе и не прячутся, а рассыпались кругом, чтобы вдруг перейти в атаку? Когда приспеет время, мистер Мрак криком подаст сигнал, и они сомкнут кольцо вокруг отца и Вилла? Но время еще не приспело. Мистер Мрак чем-то занят. Когда управится с этим делом, последует сигнал. «Стало быть… — подумал Вилл. — Стало быть, мы должны позаботиться о том, чтобы он никогда не последовал».
Ноги Вилла заскользили по траве. Отец Вилла выступил вперед.
Уродцы провожали их глазами, отливающими лунным блеском.
Звучание каллиопы изменилось. Огибая шатры по извилистым руслам теней, лился нежный, печальный свист.
«Карусель крутится правильно! — подумал Вилл. — Точно! Перед тем она крутилась в обратную сторону. Но теперь ее остановили и запустили как положено! Что там затеял мистер Мрак?»
— Джим! — выпалил Вилл.
— Ш-ш-ш! — Отец дернул его за руку.
Но имя Джима вырвалось изо рта Вилла лишь потому, что он услышан, как каллиопа превозносит грядущие золотые годы, и почувствовал: покорясь притяжению теплых солнечных нот, где-то здесь одиноко бродит его друг, стараясь представить себе, каково это — быть шестнадцати-, семнадцати-, восемнадцати-, да же девятнадцати- и — только подумать! — двадцатилетним парнем! Могучий ветер времени извлекал из медных труб прекрасную, веселую, летнюю мелодию, такую щедрую на посулы, что даже Вилл, услышав ее, рванулся было навстречу музыке, которая разрасталась подобно персиковому дереву в уборе из спелых плодов…
«Нет!» — спохватился он.
И подчинил свои шаги собственному страху, свой порыв — собственной мелодии, которая, зажатая гортанью, сдержанная легкими, — гудела в черепе, заглушая каллиопу.
— Гляди, — тихо сказал отец.
Между шатрами впереди медленно следовало гротескное шествие. В кресле на плечах темных силуэтов разного роста и разной формы восседала, будто какой-то смуглый султан в паланкине, чья-то вроде бы знакомая фигура.
Услышав голос Чарлза Хэлоуэя, участники шествия сперва подскочили, потом побежали!
— Мистер Электрико! — сказал Вилл.
Они несут его на карусель!
Шествие скрылось за шатром.
— Сюда! — Вилл ринулся вдогонку, увлекая за собой отца.
Каллиопа играла сладчайшую мелодию. Притягивая Джима, заманивая Джима.
А когда процессия с Электрико прибудет туда?
Музыка закружится задом наперед, карусель станет вращаться в обратную сторону, сдирая мертвую оболочку с мистера Электрико, возвращая ему молодые годы!
Вилл споткнулся, упал. Отец помог ему встать.
И тут…
Раздался такой людской лай, гавканье, тявканье, визг, точно все рухнуло. Хор людей с увечными глотками слился в протяжном стоне, всхлипе, прерывистом вздохе.
— Джим! Они поймали Джима!
— Нет… — пробормотал Чарлз Хэлоуэй каким-то странным голосом. — Возможно, это Джим… или мы… поймали их.
Они обогнули последний шатер.
Ветер метнул им в лицо горсти пыли.
Вилл вскинул руку, зажал пальцами нос. Голубые клубы пахнущей восточными пряностями, горящими кленовыми листьями колючей пыли стелились над землей, провожаемые роем своих теней, сеялись на шатры.
Чарлз Хэлоуэй чихнул. Окружавшие нелепого вида предмет, брошенный на полпути между последним шатром и каруселью, черные силуэты подпрыгнули и бросились врассыпную.
Этим предметом был опрокинутый электрический стул; с его деревянных ножек и подлокотников свисали ремни, спинку венчал металлический колпак.
— Но где же мистер Электрико? — удивился Вилл. — Я хотел сказать — мистер Кугер?
— Вот то, что было мистером Кугером?
— Что было мистером Кугером?
Но ответ был налицо — в маленьких смерчах, что вихрились на центральной дорожке… в каленых пряностях, в осеннем ладане, чей запах овеял их, когда они вышли из-за шатра.
«Добить или исцелить», — подумал Чарлз Хэлоуэй.
Он представил себе, как они только что бежали по жухлой траве, неся мешок старых костей на выключенном стуле, — одна из многих попыток пробудить, поддержать и сохранить жизнь в том, что, по сути, представляло собой лишь груду праха, куски ржавчины и гаснущие угли, которые никаким ветром уже не раздуть. Но им нельзя было сдаваться. Сколько раз за последние сутки они совершали подобные рывки лишь для того, чтобы в страхе остановиться, потому что малейший толчок, внезапное дуновение грозили превратить древнего старика Кугера в кучу мякины и серой муки? Не лучше ли оставить его притороченным к стулу с электрическим подогревом под видом постоянного аттракциона для изумленной публики и повторить попытку позже, когда огни будут выключены и посетители выдворены в темноту. Тем более что теперь, когда всем им угрожала улыбка на пуле, они особенно нуждались в Кугере, каким привыкли его видеть — высоким, с огненной шевелюрой, грудь распирает стихийное буйство. Но где-то в пути двадцать, десять секунд назад клей окончательно высох, последняя чека жизни выпала из гнезда, и поддерживаемая эректором гротескная кукла-мумия рассеялась в воздухе клубами дыма и горстями осенней травы, и ветер разнес смертную весть. Мистер Кугер, жертва конечного обмолота, обратился в миллиард пергаментных крупинок, в порхающие над лугами завитки морской пены. Взрыв пыли в силосной башне со старым зерном. И все.