Снова домой, стр. 44

Энджел хотел дотянуться до кнопки вызова медсестры, но рука как-то сразу ослабела, сделалась неподъемной.

Кардиометр, уже несколько секунд пищавший все более и более отчаянно, наконец включил сигнал тревоги.

«Перебои в работе сердца».

Энджел старался дышать ровно. Казалось, что тело превратилось в жесткую клетку, со всех сторон его обволок мрак. А в груди все нарастала боль.

Какой-то частью сознания Энджел отметил, что резко распахнулась дверь палаты, прямоугольник света упал на пол, громко зазвучали сразу несколько возбужденных голосов. Он слышал как сквозь пелену, что его несколько раз звали по имени, однако он ничего не мог ответить. Все тело вдруг сковала смертельная усталость. Он потерял счет времени.

Затем Энджел ощутил легкое прикосновение. Через какофонию разнообразных звуков донесся ее голос:

– Энджел?

Он попытался протянуть руку, но тело уже не слушалось его. Он превратился в какой-то мешок с костями – совершенно безвольное существо. Сил хватило только на то, чтобы разлепить глаза.

Над ним склонилась Мадлен. Верхний свет падал так, что над ее аккуратно причесанными волосами образовалось подобие нимба. На мгновение Энджелу почудилось, что он кружится на карусели из далекого прошлого и видит Мадлен на фоне усыпанного звездами неба.

– Мэд, – слабым голосом хрипло произнес он.

– Не смей умирать, Энджел Демарко! Не смей, слышишь?! – Она отвернулась и спокойным уверенным голосом отдала несколько приказаний. Звук ее голоса несколько успокоил Энджела. Затем Мадлен вновь повернулась к нему и провела рукой по его влажному лбу. – Ничего, все будет хорошо, Энджел. Найдем тебе сердце, обязательно найдем. Ты только раньше времени не сдавайся.

Ее лицо то маячило у него перед глазами, то расплывалось и исчезало.

– Энджел, не спи!

Веки стали неподъемно тяжелыми, Энджелу хотелось ей что-то сказать, но мысль, едва возникнув в мозгу, тотчас куда-то исчезла.

– Отек легких, – свистящим шепотом обратилась Мадлен к медсестрам. – Журнал записей мне, быстро. Да пошевеливайтесь же вы, Господи Боже.

Казалось, Энджела должны были напугать эти слова, но он уже не способен был что-либо чувствовать, в том числе страх.

Глава 14

Осеннее вечернее свежее небо окрашивалось у горизонта в различные оттенки розового, бледно-лилового и голубого.

Фрэнсис сидел в позе йога на жестком полу Килсенс-рум и не отрываясь смотрел в огромное, от пола до потолка, окно, до краев заполненное ночной тьмой. На ближайшем дереве время от времени хрипло переговаривались вороны. Фрэнсис отчетливо слышал доносившийся скрежет их когтей о ветки. Только-только закончился день, наступило как раз то время, когда лошади и коровы на соседних фермах уже получили и съели свою порцию сена, когда олени выбирались из леса, надеясь до наступления холодов полакомиться еще кое-где оставшейся свежей травой.

Плотные серые тучи наплывали друг на друга, роняя на землю крупные скупые капли дождя. Ветер изредка бросал в стекло пригоршни пожухлых листьев. Сосновые иголки густо усыпали землю, лепились к стеклу, собирались на белом карнизе.

– Отец Фрэнсис?

Фрэнсис отвел взгляд от окна и посмотрел через всю комнату на собравшуюся у камина группу людей. Яркие языки пламени отбрасывали на сосредоточенные лица рыжие неровные отблески. Все смотрели сейчас на отца Фрэнсиса.

Шла шестая их совместная ночь, последняя перед тем, как каждая супружеская пара на целых двое суток будет предоставлена самим себе и сможет заняться тем, чем считает нужным. Фрэнсис оглядел собравшихся и улыбнулся.

Выполняя обязанности священника, Фрэнсис, как обычно, восстановил веру в Бога и веру в человека. Конечно, его не оставляли серьезные сомнения, когда приходилось давать людям с куда более богатым жизненным опытом какие-либо советы. Но за эти несколько дней и ночей, проведенных здесь, он сумел увидеть вполне ощутимый результат своих усилий. Скажем, чего стоил один тот факт, что Джо Сантьяго, направляясь в обеденную залу, как бы невзначай, взял под руку свою жену. Или, например, с каким удовлетворением Фрэнсис отметил робкую улыбку Леви Абрамсона, адресованную его невесте, когда та заговорила об их детях. В глазах подопечных отца Фрэнсиса постепенно засияла надежда, обещавшая превратиться со временем в нечто большее.

И это, в свою очередь, укрепляло веру самого Фрэнсиса.

– Святой отец, – обратился к нему Томас Фитцджеральд, стараясь вновь вовлечь его в общий разговор.

Фрэнсис ответил улыбкой.

– Простите, я немного задумался...

– Может быть, на вас снизошло божественное откровение? – с улыбкой поинтересовался Леви.

Фрэнсис хотел было ответить, однако вовремя остановил себя. Что-то не вполне определенное, трудно распознаваемое обнаруживало свое присутствие в комнате. Фрэнсис чувствовал, как будто к нему кто-то тихо обращается.

«Неужели это так просто?»

– Видите ли, Леви, – задумчиво произнес он, тщательно подбирая слова. – Возможно, что именно так. Потому что, может статься, божественное откровение приходит вовсе не так, как мы обычно себе представляем.

Томас подошел поближе.

– Что вы имеете в виду, святой отец?

Фрэнсис некоторое время задумчиво смотрел на язьжи пламени в камине, наслаждаясь идущим оттуда теплом, видом красноватых отблесков и уютным потрескиванием объятых пламенем поленьев. Внезапно Фрэнсис ощутил присутствие Бога необычайно близко: уже много лет он не испытывал ничего подобного.

– Не исключено, что мы все собрались сейчас здесь именно по Божьей воле. Возможно, Господь тем самым хочет указать нам путь и посмотреть, поймем ли мы, что именно нужно делать. А путь всегда непрост: через дождь, ветер, снег.

В комнате стало тихо-тихо. Все старались почти не дышать. Оглядевшись вокруг себя, Фрэнсис почувствовал, как сильно эти люди верят его слову, верят в Господа, в самих себя и все человечество.

Доброта. Надежда. Вера.

Все это он чувствовал в атмосфере комнаты.

– Вот взять в качестве примера вас, Джозеф, – мягко продолжил он, глядя в глаза своего собеседника. – Вы любите Марию, и она тоже любит вас. Но как-то случилось так, что за годы совместной жизни вы потеряли некогда обретенный путь. И все-таки вы поняли, что должны приехать сюда, – и вот вы уже идете с Марией под руку, понимая, что это она – та самая женщина, с которой вам суждено и дальше идти по жизни. Может быть, вам стоит оторвать взгляд от земли, не тратить все усилия на поиск верного пути? Просто возьмите Марию под руку и идите, веря, что почва под ногами тверда. Господь наградил вас и вашу жену даром любви, а это уже само по себе немало.

– Ну едва ли все так уж просто, – возразил Томас. Он тяжело вздохнул, и Фрэнсис почувствовал, сколь глубокие сомнения испытывает его собеседник. – Я люблю свою жену всей душой, но дело в том, что она хочет того, чего я не хочу.

– Вы уверены? – спросил Фрэнсис.

На секунду Томас прикрыл глаза, как бы обдумывая свой ответ. Затем сказал:

– Мне двадцать семь лет. И я еще не готов стать отцом.

– Вы говорили ей об этом? – поинтересовался Леви. И опять Томас тяжело вздохнул.

– Тысячу раз. Я постоянно говорю ей, что не хочу ребенка.

Фрэнсис дружески улыбнулся Томасу.

– Это совсем другое дело, Томас. Томас изобразил на лице удивление.

– Что вы имеете в виду?

– «Я не готов стать отцом» – это вовсе не то же самое, что «я не хочу ребенка».

– Но я тысячу раз ей говорил, что я не готов стать отцом.

– В самом деле? – мягко переспросил Фрэнсис. – Вы именно так ей говорили? Или перемешивали эти слова с другими, жесткими и грубыми, которые могли вызвать у вашей жены чувство отвращения?

Томас отвернулся к камину, некоторое время смотрел па огонь.

– Может быть, – выдавил он наконец И чуть погодя добавил: – Вполне возможно.

– Помню, когда мне было столько же, сколько вам сейчас, – сказал Джозеф, – я тоже дико боялся сделаться отцом. У нас в семье не было тогда денег, я не мог устроиться на работу. Но в один прекрасный день Мария встретила меня в дверях с бокалом вина и объявила, что у нас будет ребенок. Я рассмеялся, обнял ее, мы вместе выпили вина, а затем вместе пошли под душ и там расплакались. – Глаза его увлажнились, он слабо улыбнулся. – А когда появилась на свет Мэгги и я впервые взял ее на руки... я в мгновение изменился... Словно сразу повзрослел, сделался опытнее. И вот, кажется, секунда прошла. Моя Мэгги стала зубным врачом, сейчас живет в Нью-Джерси. Иногда мне так сильно ее не хватает, что даже страшно делается.