Снова домой, стр. 28
Она раскрыла рюкзачок, вытащила пудреницу и посмотрела на себя в зеркальце. Влажные голубые глаза, пушистые черные брови, небольшие полные губы.
– Кто ты такая? – прошептала Лина, обращаясь к своему отражению. И кем был он – отец, оставивший ей это лицо и взрывной характер, а потом уехавший невесть куда?! Только он один мог ответить на все ее вопросы. Ее импульсивность, частое недовольство собой, ее раздражительность – все это наверняка унаследовано от него. Должно быть, он тоже такой.
Она припомнила свой вопрос: «Я похожа на него?»
Вспомнила и грустную улыбку матери. «Ты в точности такая же, как он».
И опять Лина позволила воображению унести ее в мир фантазий. Они были очень похожими, она и отец, – так сказала мать. Ее слова были – как подарок. Она была такой же, как отец! Значит, они не просто отец и дочь, значит, они – нечто большее, они гораздо ближе друг другу. Они обязательно подружатся. Отец не будет лгать ей и пилить ее с утра до вечера. Он не будет чуть живой приходить с работы поздно ночью, не станет допытываться, приготовила ли она уроки на завтра.
Лина совсем потеряла счет времени, думая об отце. Во всяком случае, времени прошло очень много: слезы успели совершенно высохнуть, а противная грусть превратилась в злость. Мать не имеет никакого права утаивать от нее правду об отце! Совершенно никакого.
Усталая и подавленная, Лина поднялась на ноги и вышла из-за кустов.
Аптека так и манила ее. Лина собралась было пойти домой, чтобы обо всем подумать как следует, но не смогла...
Ей нужно было как-то встряхнуться, сделать что-то совершенно необычное, поступок, который снова дал бы ей почувствовать свою силу и исключительность. Быстро оглядевшись по сторонам, Лина нацепила свой рюкзачок на плечо и по асфальтированной дорожке, обсаженной азалиями, двинулась к входу в аптеку.
Двойные стеклянные двери с тихим звуком распахнулись, как бы приветствуя ее. Лина оказалась в огромной аптеке, часть зала который занимал супермаркет. Казалось, что ее видно здесь отовсюду. Вызывающе одетую девочку-панка.
Лина ухмыльнулась, отлично понимая, что за ней в магазине наблюдают, чтобы при необходимости полиция знала описание ее примет. Лина двинулась привычным маршрутом. Перво-наперво она купила газету: если посетитель, войдя в магазин, сразу что-нибудь покупает, это притупляет бдительность продавцов и охраны. Она опустила два четвертака в прорезь автомата и получила свежий экземпляр небольшой местной газетенки. Сунув газету под мышку, Лина двинулась по главному проходу, затем свернула в сторону полок с косметикой. Она трогала все, что хоть немного интересовало ее, брала в руки футляры и коробочки, взвешивала их на ладони, внимательно рассматривала.
Она перебрала десятки предметов, и каждый клала обратно на прежнее место.
Наконец она увидела то, что искала: взяла в руки – и сердце ее забилось сильней. От волнения на губах появилась сдержанная улыбка.
Тоненький тюбик в яркой пластиковой упаковке – тушь для ресниц.
Лина огляделась, никого рядом с ней не было. Сердце в груди заколотилось сильней. Как большой молот. Ладони сделались влажными и липкими от пота. Лина испугалась. Ничего у тебя не выйдет, говорил ей внутренний голос.
Но внезапно в голову пришла другая мысль: только здесь, в ярко освещенной аптеке, где из-за угла в любой момент может появиться кто-нибудь, ей удастся подзарядиться адреналином. «Ну как, сможешь?! Или все-таки кишка тонка?!»
Лина прошлась взад-вперед по проходу, держа в руке тюбик с тушью. Рука так вспотела, что раза три-четыре пришлось перекладывать его из одной руки в другую. Дважды Лина делала вид, будто кладет тюбик на место: сначала возле полки с дезодорантами, затем у полки с аспирином.
У полок с зубной пастой она решилась.
Сунула тушь в карман.
Вот и все.
Тяжело дыша, с сильно бьющимся сердцем, Лина заставила себя, не торопясь, как ни в чем не бывало, еще немного погулять по залу аптеки. Постояла некоторое время у стенда с видеокассетами, задержалась у книжных полок и даже перелистала какую-то книжку из серии «ужасов». Ее внимание привлекли яркие обложки журналов, и Лина взяла и перелистала последний номер «Роллинг Стоунз».
Затем она очень спокойно прошла по проходу, мимо кассирши – к выходу. Стрельнув глазами по сторонам, Лина поняла, что рядом никого нет. Когда автоматические двери с тем же тихим шумом открылись перед ней, на лице Лины появилась усмешка.
И в эту самую секунду чья-то рука легла ей на плечо. Громкий мужской голос произнес:
– Минуточку, мисс!
Глава 9
Фрэнсис не спеша шел по вымощенной камнем старой дорожке, ведущей к дому семейства Фиорелли. От его взгляда не укрылось запустение вокруг, сорная трава, упорно пробивающаяся меж камнями дорожки. Еще в прошлое лето этот же сад выглядел ухоженным и элегантным, а теперь он производил впечатление заброшенного и умирающего. Кусты роз засыхали, земля под ними была усеяна разноцветными лепестками.
Подойдя к двери, Фрэнсис чуть замешкался. Небольшой козырек над входом защищал глаза от ярких солнечных лучей и давал прохладную тень. Справа от крыльца, в нише, находилась облупленная статуя Христа, чьи руки, подернутые плесенью, были распахнуты для объятия.
Сначала Фрэнсис решил было не входить. Но почувствовал на себе взгляд статуи и прочитал в лице Христа тайное осуждение своей нерешительности. Он дружил с семейством Фиорелли многие годы. Еще когда он и Энджел были детьми, они все вместе играли во дворе этого дома, вели бесконечные бейсбольные сражения с детьми Фиорелли.
Но те славные деньки давно миновали, и сейчас Фрэнсис пришел сюда совсем по другому поводу. Он вдохнул поглубже, ощутив аромат роз, – и наконец постучал в дверь.
В доме послышался какой-то неясный шум, затем белая, безо всяких украшений, дверь распахнулась. На пороге стоял худощавый, сутулый старик. Увидев гостя, он широко улыбнулся.
– А, здравствуйте, отец Фрэнсис! Входите, входите. – И старик отошел чуть в сторону, приглашая пройти.
Фрэнсис шагнул в прохладный дом. Первое, на что он сразу же обратил внимание, был запах: затхлый запах, какой бывает в домах, где не слишком часто убираются, где крыша так же настоятельно требует починки, как и запущенный розовый сад. Пройдя небольшой темноватый холл, Фрэнсис почти сразу попал в овальную гостиную, украшенную тремя – выходящими на разные стороны – некогда красивыми лепными арками. Множество семейных портретов, подернутых пылью, криво висели на гвоздях. Среди портретов были также и старые школьные фотографии детей, которые давно уже выросли и у которых сейчас были свои дети. Старенький телевизор стоял в углу, издавая хриплые и глухие, как из глубокого колодца, звуки.
Еще в прошлом году эту комнату украшали великолепной работы кушетка викторианской эпохи и красивый стол. Сейчас ни того, ни другого не было. На их месте стояла теперь металлическая, похожая на больничную кровать, а в углу пылилось инвалидное кресло.
Но оно было уже ненужным.
Фрэнсис снова пожалел, что пришел сюда, в этот скорбный мирок.
– Здравствуйте, – только и смог произнести он, чувствуя ком в горле.
Старик взглянул ему в глаза, лицо его было бледно и как будто измято. Фрэнсис припомнил, как выглядел этот человек много лет назад: теперь от когда-то крепкого мужчины остались одни только глаза. Раньше этот человек постоянно улыбался, и даже когда совершалось таинство причастия, ему бывало не так просто стереть улыбку с лица. Приходя на исповедь к Фрэнсису, он вечно шутил, рассказывая какой-нибудь свой «грех». Отец Фрэнсис не мог не усмехнуться за перегородкой исповедальни. «Благословите меня, святой отец, я положил тунца в куриный салат».
– Могу я предложить вам что-нибудь выпить, святой отец? – спросил Фиорелли голосом, исполненным уважения. На его лице не было и следа улыбки.
Фрэнсис отрицательно покачал головой, положив руку на плечо старика, и сразу же почувствовал, каким худым и высохшим он сделался.