Визит сэра Николаса, стр. 42

— Мне всего-навсего надо пригласить их сюда и предоставить им полную свободу. — Ник принялся обдумывать такую возможность. — А Элизабет не рассердится на то, что ее дети проводят время со мной?

— Но ведь поскольку ты занимаешься делами с их наследством, тебе, естественно, нужно познакомиться с ними поближе, — резонно заметил Джонатон. — Кроме того, если Лиззи хочет доказать тебе, насколько она легкомысленна, ей скорее всего придется проводить немало времени вне дома. По моему личному наблюдению, женщина не в состоянии реализовать свои покупательские потребности, если она постоянно сидит в четырех стенах.

— Ты предлагаешь мне приглашать сюда детей, не спрашивая разрешения у их матери? Завоевать их привязанность до того, как мать узнает о наших встречах?

—Да.

— Мне это кажется в некотором отношении коварным.

— Так оно и есть.

— Но мне это нравится, — заявил Ник, улыбаясь во весь рот.

— Я так и думал, что тебе это будет по душе. После детей на очереди остальные члены семьи, тебе надо заручиться их поддержкой. Впрочем, она у тебя уже есть, все они ценят тебя очень высоко.

— Выходит, самым большим препятствием для завоевания руки Элизабет является сама Элизабет.

— Я помогу тебе с детьми и семейством, но в отношении Лиззи я тебе не помощник. Тем не менее я убежден, что сестра любила тебя в прошлом, и готов заключить пари на крупную сумму, что любит и до сих пор.

— Что позволяет тебе говорить такое?

— Горячность, с которой она отрицает, что питала к тебе нежное чувство, в сочетании с тем, как она защищает то, что было у нее с Чарлзом. Думаю, она очень боится признать, что любит тебя до сих пор, так же как боится признать, что брак ее с покойным мужем был не столь совершенен, как она прежде считала. Ведь оба признания могут привести к заключению, что она вышла замуж не за того человека.

— Ты что-то очень уж много знаешь о том, что произошло между мной и Элизабет. Мне не верится, будто она откровенничала с тобой на эту тему.

— Важно не то, как и откуда я это узнал, важно, что я это знаю. Скажу только, что невзирая на твои благородные намерения, ты вел себя как полный идиот.

— Благодарю за столь сжатое и точное определение сути дела.

— Не за что. Рад оказать любезность. — Джонатон слегка поклонился. — Ты никогда не переставал любить ее, и подозреваю, что и она не переставала любить тебя. Но признание в этом изменит всю ее жизнь. — Он пристально посмотрел на Николаса. — Ты ей сказал?

— О чем?

— О том, что любишь ее.

— Сколько помню, нет, не сказал.

— Так о чем же ты ей сказал, когда делал предложение?

— Я сказал, что она была бы хорошим… — Николас поморщился. — Хорошим партнером.

— Партнером? — изумился Джонатон.

— В ту минуту мне казалось важным сказать об этом. Видишь ли, я никогда не делал предложения, для меня это нечто совершенно новое. Я даже никогда о таких вещах не задумывался.

— Ты, видимо, ничего не знаешь о женщинах, — заметил Джонатон, глядя на друга с непритворным сожалением.

— Наоборот, я очень много знаю о женщинах, — возразил Ник и снова поморщился. — Но о том, как делают предложения, я не знаю ничего. И не понимаю, с чего это я слушаю тебя, как оракула. Ты же ни разу не был в подобном положении. Кстати, почему? Мы ведь с тобой ровесники. Почему ты до сих пор не женат?

— Увы, — произнес Джонатон с театральным вздохом. — Я еще не встретил женщину своей мечты. — Он рассмеялся. — Или она меня не встретила. Но сегодня нам незачем углубляться в мои проблемы. Главное — ты и твой план достижения цели. Давай повторим его по пунктам. Первое: ты блокируешь счет Лиззи, чтобы она не имела возможности игнорировать тебя, как делает это сейчас. Второе…

— Подружиться с ее сыновьями, — подхватил Ник.

— И с остальными членами семьи. Сказать ей о своем чувстве.

— Которое я питал к ней всегда.

— Признать, что десять лет назад ты совершил ужасную ошибку.

— Я уже признал свою ошибку.

— Сказал, что это самая большая ошибка, какую ты совершил в жизни?

— Наверное, нет.

— Кайся, Николас, кайся униженно, со всей искренностью и энтузиазмом, — наставлял Джонатон. — И наконец, ты должен объяснить ей, какую цену она платит за свою независимость.

— Это все? — спросил Николас.

— Вероятно, нет, это, как бы сказать, план в общем виде. Не вполне организованный и отчетливый, но тем не менее план. — Глаза у Джонатона вспыхнули. — О, я нашел!

—Что?

— Что Лиззи теряет из-за своего пристрастия к независимости.

— Продолжай!

— Любовь. — Джонатон произнес это слово пылко и торжественно. — Великую страсть.

— Я считал, что это великое безумие.

— Между любовью и безумием разница невелика. Докажи ей, что любишь ее, Николас, более того, докажи, что она тебя любит.

— В этом заключен большой смысл. Ты просто мудрец, Джонатон, в том, что касается женщин.

— Ну нет. — Джонатон расхохотался. — На самом деле я полный идиот, когда дело касается женщин. Говорю сам не знаю что. — Лицо его приняло серьезное выражение. — Но я знаю свою сестру. Пока она не разберется в своих чувствах по отношению к тебе и к Чарлзу в настоящем и прошлом, пока не поймет до конца, что тоже совершила ошибку десять лет назад, ваше совместное будущее невозможно.

— Спасибо тебе, Джонатон. В этом по крайней мере что-то есть.

— Не благодари меня. Я могу ошибаться.

Глава 14

Элизабет ворвалась в прихожую в доме Николаса, едва Эдварде открыл дверь. Мисс Отис следовала за ней не далее чем в двух шагах.

— Где он? — почти выкрикнула она, заметив странное одеяние Эдвардса, но не сказав по этому поводу ни слова.

— Он, миледи?

Тон у дворецкого был спокойный, холодный и сдержанный.

— Сэр Николас. Где… — начала было Элизабет, но тут же умолкла, уставившись на дворецкого.

Мисс Отис, в свою очередь, вытаращила глаза, а рот ее принял форму буквы «о».

Эдварде взирал на них обеих с самой вежливой миной, словно ничего необычного не происходило. Если не считать того, что свой обычный строгий костюм, подобающий дворецкому, он сменил на одеяние совершенно невообразимое.

Вместо сюртука на нем был камзол из золотой парчи длиной почти до колен — таких не носили уже более ста лет. Белая сорочка с кружевными манжетами. Обут Эдварде был в ботфорты с широкими отворотами, а на шее у него болталась черная повязка, видимо, спущенная со лба. На талии же…

— Что это? — Элизабет указала пальцем на привлекший ее внимание предмет. — Неужели сабля?

— Совершенно верно, миледи, — ответствовал Эдварде так невозмутимо, словно не видел ничего удивительного в том, что у дворецкого в нынешнем Лондоне висит на поясе сабля.

— Он выглядит как отъявленный пират, миледи, — произнесла мисс Отис, и нельзя было понять, звучит ли в ее голосе страх или благоговейный трепет.

— Стареющий пират, — заметила Элизабет, и Эдварде при этих словах поиграл бровями, но не более того. — Что происходит, Эдварде, и где мои дети?

— Ему в настоящее время приличествует обращение «мистер Эдварде», поскольку он первый помощник короля пиратов, — донесся с погруженной в полумрак верхней площадки лестницы голос Николаса. — Что касается меня…

Элизабет подняла голову, и рот ее раскрылся сам собой.

Николас уселся боком на перила лестницы и ловко съехал вниз. С той же ловкостью он соскочил на пол и, сорвав с головы украшенную перьями широкополую шляпу, отвесил Элизабет низкий почтительный поклон:

— …то к вашим услугам король пиратов.

— Ваше величество, — промолвила мисс Отис и присела в глубоком реверансе.

— Никакой он не король пиратов! — отрезала Элизабет.

— Но выглядит именно так, — возразила мисс Отис.

— Благодарю вас, — вставил Эдварде.

— Он не король пиратов, — стояла на своем Элизабет. — Он просто сумасшедший, вот и все.

— Но вы должны признать, что вид у меня в точности как у короля пиратов, — ухмыльнулся Николас. — И что я дьявольски красив в этой роли.