Визит сэра Николаса, стр. 4

Лиззи подняла брови и улыбнулась в ответ.

— Да неужели?

— Ты можешь оставаться самой веселой и остроумной, как утверждают все Эффингтоны, а я намерена стать такой, за которой ухаживают все подряд. — Жюль улыбнулась, но тотчас посерьезнела. — Я навсегда запомню этот вечер, Лиззи. Я в этом уверена.

Она повернулась и вышла из гостиной.

Лиззи рассмеялась. Да уж, если Джулиана вобьет себе что-нибудь в голову, ее не удержишь. Решила стать первой красавицей в Лондоне — так оно и будет. Лиззи не сомневалась, что Жюль устроит свою жизнь как захочет.

А как ей быть с собственной жизнью? Послушаться ума или сердца? Она любила Чарлза. Всегда любила. В этом нет ни малейших сомнений. Но любит ли она Николаса? И возможно ли одновременно любить двух мужчин? Одного, который согревает твою душу своим присутствием, и второго, при одном звуке голоса которого ты вся дрожишь?

Она должна сделать выбор, и сегодня у нее будет единственный шанс. Прежде чем Чарлз попросит ее руки. Прежде чем Николас оставит Лондон, уйдет из ее жизни — быть может, навсегда…

Лиззи выдвинула верхний ящик письменного стола и достала купленную заранее книгу. Ей повезло: книготорговец сказал, что все эти книжки будут распроданы еще до наступления Рождества. Лиззи открыла маленький томик, глубоко вздохнула и написала несколько строк, которые наконец пришлись ей по душе. Личные, но не чересчур. Прочувствованные, но не слишком. Прекрасный подарок мужчине, которого она то ли любит, то ли нет. И он ее то ли любит, то ли нет. Прекрасный подарок старому другу семьи, отправляющемуся в далекий путь, или тому, кто может стать гораздо более, чем просто старым другом.

Лиззи подождала, пока высохнут чернила на титульном листе, и осторожно закрыла книгу в темно-красном переплете. С улыбкой посмотрела на яркие золотые буквы названия: «Рождественская песнь» Чарлза Диккенса. Эти слова были обведены золотой рамкой.

Жюль права.

Так или иначе, этот вечер навсегда останется в памяти.

Глава 2

— Тебе совершенно незачем уезжать. Для этого нет никаких разумных причин. — Граф Фредерик Торнкрофт сидел в своем любимом кресле в своей любимой комнате в Торнкрофт-Хаусе, потягивал свой любимый коньяк, держа в руке любимую и неизменную сигару и глядя на своего любимого единственного племянника. — Ты унаследуешь мои деньги и мой титул, когда я уйду в мир иной.

— Но ведь суть в том, дядя, что тебе пришлось бы умереть первым, — мягко произнес Николас Коллингсуорт, вышагивая по периметру библиотеки Торнкрофта более неспокойно и быстро, чем обычно. — А я слишком люблю тебя, чтобы желать этого.

— В этом определенно есть смысл, — пробормотал граф Фредерик. — В таком случае я мог бы снабдить тебя всем, чего ты пожелаешь, еще при жизни" и рад сделать это.

— Ты обеспечивал меня всем с того самого дня, как умерли мои родители. Настало время мне самому себя обеспечить.

— Знаешь, ты точь-в-точь такой же, как твой отец.

Благодарю, — сверкнул короткой улыбкой Ник. Минуту-другую дядя и племянник молчали, охваченные воспоминаниями, один — о нежно любимом младшем брате, второй — о безвременно ушедшем отце. — Но я все же надеюсь, что сходство не чересчур велико.

Дядя посмотрел на него сосредоточенно и вдумчиво, словно бы мысленно сопоставляя отца и сына:

— Джеймс был прекрасным человеком, но совершенно лишенным деловой сметки.

— Он был мечтателем, — рассеянно произнес Ник, осторожно обходя высокую и неустойчивую на вид башню из книг, расположенную на полу. Беспорядок в библиотеке служил постоянным предметом возмущения для домоправительницы графа миссис Смизерс и штата управляемых ею горничных, но Ник и Фредерик отлично знали, что уборка тем не менее производится — тайком. — И отказался от бесплодных попыток воплотить свои мечты в действительность.

— А ты гораздо более практичен? — Это прозвучало скорее как утверждение, нежели вопрос.

— Совершенно верно, — ответил Ник, умело обходя груду корреспонденции и непрочитанных рукописей. Дядя Фредерик питал тайное пристрастие к разного рода научным изысканиям, особенно в области истории. Немногие из его светских знакомых знали об этой серьезной стороне его характера — среди них он скорее пользовался славой поклонника женщин, нежели чего-либо другого, — однако в любительских академических кругах его почитали как специалиста-эксперта по флоре и фауне Древнего Египта.

— И с более обширными запросами, — бормотнул дядя.

Эта мысль не была новой для графа, а Ник считал ее верной уже с давних пор.

Второй сын графа Торнкрофта, отец Ника, Джеймс Коллингсуорт не унаследовал ничего, кроме семейного имени, но, казалось, ни к чему более и не стремился. И никто не был более удивлен, чем его старший брат, узнав, что Джеймс намерен сколотить собственное независимое состояние. Поиски подходящих возможностей привели его и его жену в Америку. К несчастью, желания Джеймса никак не совпадали с его способностью действовать и его характером. Если он и был к чему-то расположен, как, впрочем, и мать Ника, то главным образом к беззаботной и веселой жизни. Он ни в малой мере не обладал темпераментом, необходимым для успешных финансовых операций, и мог бы разбогатеть только в том случае, если бы унаследовал чье-либо значительное состояние. Даже потом Ник, переехав в дом дяди Фредерика, нередко гадал, сохранилось ли бы семейное достояние, если бы старшим братом оказался не Фредерик, а Джеймс.

Тем не менее Джеймс был хорошим человеком, добросердечным и благородным. Воспоминания Ника о родителях были оттенены веселостью и любовью. И хотя жили они отчасти в долг, отчасти при материальной поддержке дяди Фредерика, Нику в детстве никогда не приходили в голову мысли об ошибках или недостатках отца. Если эти ошибки не имели значения для его родителей, почему они должны волновать его самого?

Только после их смерти во время эпидемии гриппа Ник узнал, насколько беспомощен в деловом отношении был его отец. Узнал не от дяди — Ник подозревал, что дядя защищал бы доброе имя брата до самой своей смерти, — но из слов самого отца в его просительных письмах Фредерику, разных других бумаг и долговых расписок.

Ник был твердо намерен преуспеть в том, в чем не преуспел его отец, и, добившись этого, выплатить его долги, хоть он и понимал иронический смысл такой акции. И никто не смеялся бы веселее, узнав об идее Ника пойти по следам отца во имя восстановления его доброго имени, чем сам Джеймс.

— Не сомневаюсь, что все это — результат американского влияния. — Фредерик устремил на племянника пронизывающий взгляд. — Всей этой страны делового преуспеяния. Абсурдного постулата о том, что каждый может получить все, если будет работать достаточно упорно. Я считал, что избавил тебя от предубеждений, приобретенных в Америке, но они оказались стойкими, мой мальчик. Проклятая чепуха о всеобщем равноправии.

Ник рассмеялся и снял с полки какой-то том — скорее ради того, чтобы чем-нибудь занять руки, чем из потребности почитать.

— Ведь ты этому сам не веришь ни на грош.

— Дьявол меня побери, но кое во что я верю, — огрызнулся на племянника дядюшка, но тут же проговорил со вздохом: — В частности, я убежден, что тебе следует остаться здесь и научиться быть графом Торнкрофтом.

— Ты меня уже обучил этому в совершенстве. Я более чем подготовлен к тому, чтобы принять ответственность за титул и состояние, когда настанет время. — Он посмотрел дяде в глаза и добавил: — И хочу подчеркнуть: пусть оно наступит как можно позже.

— Да, да. — Граф махнул рукой. — Ты хочешь, чтобы я жил вечно.

Тебе только недавно исполнилось сорок восемь, и впереди у тебя, я уверен, долгие и долгие годы. — Ник открыл книгу и пробежал глазами длинное название: «Флора Британии, или Роды и виды британских растений со множеством таблиц и рисунков, труд Роберта Джона Тортона». — Надо же, такое сочинение может запросто уморить от скуки.

Фредерик проигнорировал это замечание и продолжал твердить свое: