Ни далеко, ни близко, ни высоко, ни низко. Сказки славян., стр. 39

— Не меня ли высматриваешь? Или неладно что?

— Да не совсем ладно, — отвечает Сташек. — Обрадовалась Бася твоему подарку. Теперь её не остановишь, день и ночь, говорит, буду языком молоть.

Засмеялась русалка, будто колокольчик зазвенел.

— Бедный ты, бедный, — сказала. — Ну вот что, давай так переиначим. Теперь за всякий вздор, что она мелет ничего не будет, а молвит умное слово — тут серебряная монета с губ покатится. Хорошо ли так выйдет?

— Да вроде бы неплохо, — отвечает Сташек, — а только кто его знает.

— Ну, тогда приходи сюда в полнолуние. И я приплыву.

Отправился Сташек домой, всё Басе рассказал.

Она встревожилась.

— А как узнать, какое слово умное, какое глупое?

— Вот выкатится серебряная монета, так и узнаешь, что сказалось у тебя разумное слово.

Настало новолуние, тоненький серп над морем поднялся, а Сташек уже на скале русалку поджидает.

Выплыла она, помахала ему белой рукой и спрашивает:

— Ну что, купил новые сети? Справил новую лодку?

— Куда там, за всё время три серебряные монеты выкатились. Первый раз сказала: «Ох, суп я сегодня пересолила». Второй раз сказала: «Холодает, под куртку тёплую рубаху надень». А в третий раз самое умное слово сказала: «Хватит болтать, пора спать ложиться». И ведь что себе в голову вбила — будто чем она больше говорить станет, тем чаще умные слова попадаться будут. Уж не знаю, что и делать, прямо хоть из дому беги!

Задумалась русалка. Потом говорит:

— Ты вот что жене скажи: если удастся ей день промолчать, к вечеру у неё с уст золотая монета скатится.

Выслушала Бася русалкины слова и замолчала. Спать легли — молчит, встали — молчит. Обед Сташеку подаёт молча. А за ужином вдруг рассмеялась.

— Ты что смеёшься? — муж спрашивает.

— Да сегодня соседская собака за нашей кошкой погналась, а кошка…

Тут Бася хлопнула себя по губам и заплакала.

— А я-то целый день старалась. И зачем ты меня спросил?!

— Ну ничего, — утешает её Сташек. — Может, завтра золотую монету намолчишь.

Только и назавтра ничего не вышло. И всего-то одно словечко сказала Бася, а монета опять пропала.

Стал Сташек замечать, что с женой что-то неладно. Раньше была весёлая, теперь, когда ни приди, сидит в уголке и плачет втихомолку. Раньше была румяная да пухленькая, теперь с лица спала, побледнела. Да и самому ему чего-то вроде не хватает. Тихо в доме, как в те времена, когда он один-одинёшенек жил.

Чем дальше, тем хуже. Совсем слегла Бася. Так ослабела, что ни есть, ни говорить не может.

Еле Сташек новолуния дождался. Поднялся на скалу, бросил в море три монеты серебряных, три золотых и закричал:

— Спасибо тебе, русалка, за подарки. Да не нужны они нам. Как жили, так и жить будем. Я стану рыбу ловить, а милая моя жёнка пускай щебечет, сколько её душе угодно.

Слышно, где-то в волнах засмеялась русалка, а где — не видно. Только и разобрал Сташек:

— Будь по-твоему!

Как узнала Бася, что не надо молчать, сразу выздоровела, повеселела. И Сташек радуется с ней вместе.

С той поры совсем ладно муж с женой зажили. Скоро они и новую сеть завели, и новую лодку купили. Уловы у Сташека были богатые. То ли ему так везло, то ли русалка в его сети рыбу загоняла. Всякое может быть!..

СУД ЧЕРТЕЙ

Мазурская сказка

Так уж повелось: где что неладно, ссора ли какая вышла или другая незадача, тотчас поминают чёрта. А ведь черти не самое плохое, что есть на свете. Чёрта по крайней мере сразу распознаешь — рога у него, два копыта да длинный хвост с кисточкой. А дурного человека не всегда поначалу вызнаешь. Он к тебе с улыбкой подойдёт, ясными глазами на тебя посмотрит, приговаривать-ворковать начнёт… Голубь, ну право, голубь, да и только!

Вот, к примеру, как тот опекун, что у вдовы… Э, нет, видно, придётся всё по порядку рассказывать.

Давняя это история, но в Люблине её и сейчас хорошо помнят.

Так вот, жили два брата. Старший — всему отцовскому богатству наследник, у него и дома в Люблине, и лавки, да ещё землица была в имении. А младшему не много после отца досталось, но и бедняком не считался. Жил с молодой женой и малыми детьми в достатке. Только недолго он прожил, простудился, похворал короткое время и умер.

Осталась его жена с детками беззащитной вдовой. Как дела вести, не знает, в счетах-бумагах разбираться не умеет. Тут старший брат мужа поспешил ей на помощь. Сладким голосом говорит, ласковой улыбкой умасливает: так и так, буду о тебе заботиться, все хлопоты на себя возьму, твой интерес блюсти стану. С радостью доверилась ему вдова, сделала его опекуном над собой, над детьми, надо всем имуществом.

Принялся опекун опекунствовать. Отправил три корабля за море с товарами. Один корабль на скалы напоролся, затонул. Вот чудеса: оказалось, это вдовы корабль. Все товары пропали, и за разбитый корабль платить надо. А два корабля вернулись с богатой прибылью — это опекунские корабли..

Прошёл град полосой. Где прошёл — сады побило, поля, огороды. А с остальной земли хороший урожай собрали. Стал по осени опекун доходы да убытки подсчитывать. Нехитро считал: убытки — на вдову, доходы — себе.

Оглянуться вдова не успела, как истаял её достаток, словно масло на горячей сковородке. Мало того, в долгу она у своего опекуна, а на долг ещё что ни день проценты растут. До того дошло, что стал мужнин брат её из дому выгонять с малыми детьми.

Весь Люблин про его чёрные дела знал. Говорили много, а помочь ничем не могли.

Бросилась вдова в суд справедливости искать, защиты просить.

Пока её жалоба от одного судейского крючка к другому переходила, у вдовы и хлеба не стало. Не помогли бы добрые люди, вся семья пропала бы с голоду.

Вот наконец пришёл день суда. Предстали пред судьями и вдова, и опекун.

Сказывают, суд, словно на весах, правду взвешивает. На свою чашу весов положила бедная женщина правоту, вдовью обиду да слёзы детей.

Вдова плачет, опекун посмеивается да усы крутит. У него все хлопоты позади — кому поклон, кому льстивое словцо, кому чарка, кому деньги. На опекунскую чашу легли и мёд, и вино, и сало, и золотые дукаты. Ясно, чья чаша перевесила.

Присудил суд всё имущество опекуну.

Стали после суда горожане по домам расходиться. Кто вдову с детьми жалеет, кто опекуна поносит. Один всеми уважаемый старик к опекуну подошёл и прямо в лицо сказал:

— Неужели в тебе совсем совести не осталось? Хоть и выиграл ты дело, да сам знаешь, что выиграл неправедно.

— Как это неправедно! — возмутился опекун. — Как ты такие слова про судей говорить осмеливаешься?! Да если бы сами черти эту тяжбу решали, в точности так же постановили бы.

— Ох, не поминай чертей, — сказал старик. — Черти чутко спят. Как бы поблизости не оказались.

Вот только стемнело, поднялась метель. Стелет позёмку по переулкам, ветром с ног сбивает, глаза хлопьями слепит. Добрые люди по домам попрятались, собаки в собачьи будки забились. Закрутился вдруг снежный столб посреди города, да так, крутясь, и понёсся по главной улице. А из столба раздаётся неведомо что — и вой, и крики, и уханье, и гиканье, и свист, и писк. Подлетел к суду столб и рассыпался.

Глядят люди в щёлочки между ставнями, отродясь такого не видели: вся нечисть на площади перед судом собралась. Возок на полозьях в конские скелеты запряжён. Вокруг мелкие черти на плётках гарцуют, сами себя плётками подгоняют да в кости вместо дудок дудят, другие факелами размахивают. Дым, чад стоит. А из возка вылезают три толстых важных чёрта, за ними ещё два тощих в длинных париках выпрыгнули. Как только в таком возке уместились! Покричали, посуетились и повалили все в суд.

На ту пору в судейском присутствии двое писцов оказалось. Перебеливали при свечах решение по вдовьему делу. Увидели они в окошко, какая перед судом чертовщина творится, перетрусили до полусмерти, заметались, хотели спрятаться. Да не тут-то было. Всё, что ни есть в суде, перепугалось. Свечи разом оплыли, стали гаснуть. Половицы затрещали, на дыбы вздымаются, словно обезумевшие кони. Хотели писцы укрыться в чулане, где старые бумаги хранились. Да дверь покорёжилась, а замочная скважина и вовсе пропала. Писцы потом клятвенно уверяли, что она убежала с перепугу. Конечно, может, оно и так, но только скорее всего у писцов попросту руки тряслись, вот и не попали они ключом куда надо. Что им было делать? Забились они под судейский стол, там дрожа и просидели всю ночь.