Джек Абсолют, стр. 32

— Нежелательные? Полковник, эта тактика... этот человек... возможно, стоили вам более половины вашей армии. Если эти туземцы останутся...

Он остановился — кто-то сжал его локоть. Кивком головы Ате указал назад, туда, откуда они только что пришли. Джек услышал неистовый барабанный бой. Над скорбным поминальным стоном поднимался другой шум — угрожающий.

— О нет, — пробормотал Джек, — нет.

Он сорвался с места, не обращая внимания на несшиеся ему вдогонку выкрики: «Капитан Абсолют! Капитан Абсолют!»

Они добежали до дымящегося лагеря как раз вовремя. Мужчины и женщины, воины всех ирокезских племен, выстроились в два ряда, объединившись наконец не ради борьбы, но во имя мщения. Они сжимали в руках боевые дубинки, ножи и горящие головни, выхваченные из остатков их разрушенных жилищ. Бледнолицых пленников, а заодно и нескольких захваченных онейдов пинками и кулаками гнали в промежуток между двумя рядами. Некоторые валились на землю раньше, других же прогоняли сквозь строй, осыпая ударами. Тем, кто чудом добирался до конца, перерезали горло. В стороне тесная кучка пленных дожидалась своей очереди; некоторые стояли на коленях и громко молились, тогда как большинство онемело от ужаса.

И только один — тот самый шотландец, которого Джек полоснул своей саблей, — опираясь на своего товарища и зажимая рукой рану, громогласно изрыгал проклятия. Когда подбегавшие воины плевали на него и осыпали его оскорблениями, шотландец плевался и чертыхался в ответ. От последнего, смертельного пробега его отделяло всего несколько человек.

Джек не колебался, ибо чувствовал, что недавний поединок каким-то образом связал его с бесшабашным великаном.

— Мой!!! — взревел он, подбежал к капитану и, схватив того за мундир, потащил в сторону.

Солдат, на которого опирался великан, прильнул к нему. Двое других, увидев разрыв, попытались прошмыгнуть следом. Два разъяренных индейских воина мгновенным прыжком оказались перед ними.

— Наши! Наши! — пронзительно закричали они, пытаясь отогнать пленников обратно.

Другие ирокезы, опасаясь, что их лишат трофеев, протискивались ближе. Четверо белых оказались сбитыми в кучу и вот-вот должны были вновь оказаться в руках взбешенных туземцев.

Джек отступил в сторону, чтобы освободить для себя пространство, выхватил саблю и замахал ею над головами индейцев.

— Видите след моего клинка? — Джек указал на разрез в камзоле великана, откуда все еще сочилась кровь. — Это моя метка, и только я имею на него право.

С размаху он ткнул в рану шотландца пальцами. Тот застонал, проорал что-то, как обычно, невразумительное и даже попытался врезать Джеку кулачищем, но из-за слабости и потери крови промахнулся. Джек увернулся и измазанным в крови капитана пальцем пометил лица четверых пленников.

— Мои. На них моя метка. Я заберу их и убью или сделаю рабами, как мне заблагорассудится. Я — Дагановеда из могавков, и это мое право.

С этими словами Джек снова поднял свою саблю, чтобы все ее видели, и, держа левой рукой капитана за шиворот, локтем правой оттеснил с дороги самого рослого и решительного из ирокезских воинов. Послышавшиеся позади крики привлекли внимание остальных. Обернувшись и убедившись в том, что, пока они тут спорят, их товарищи вершат праведную месть, убивая бледнолицых, ирокезы наградили пленников, спасенных Джеком и Ате, плевками и испепеляющими взглядами и наконец позволили им уйти.

Они не оборачивались и не останавливались до тех пор, пока не оказались под укрытием леса. Там трое пленников, рыдая, повалились наземь. Деревья скрывали от них лишь вид жестокой расправы, но отнюдь не заглушали ни стонов умирающих, ни диких воплей разъяренных мстителей.

Джек посмотрел на ополченцев. Двое из них, сопляки, только что оторвавшиеся от материнских юбок, жалобно подвывали от страха, а третий, малый постарше с выбитыми зубами, шепеляво бормотал молитвы. Четвертый, шотландец, которого Джек сначала пытался убить, а потом, повинуясь какому-то странному порыву, спас, тоже упал. Он не стонал и держался стойко, но истекал кровью и, несмотря на свою богатырскую стать, был близок к тому, чтобы лишиться сознания.

— Ну ладно, — сказал Джек, возвысив голос над криками и рыданиями. — Кое на что королевская армия все-таки годится. Например, у нас умеют штопать раны.

Наклонившись, он подхватил раненого гиганта под мышки и помог ему подняться. Это потребовало немалых усилий и заставило Джека осознать, насколько же он измотан и как сильно болит ушиб, о котором ему, за делами и тревогами, почти удалось забыть.

Шотландец оперся на Джека. Этот на редкость массивный детина имел огненно-рыжие волосы и голубые, как озеро, глаза.

— Мак-Тавиш, — поклонился он. — Ты млыдчина, прятил.

— Приятель, — сказал Джек, — чтоб мне пропасть, если я понял хоть одно чертово слово из того, что ты бормочешь.

Ате без особых церемоний пнул лежавших ничком пленников, побуждая их подняться на ноги. Брант тем временем куда-то исчез. Зная твердые христианские принципы Джозефа, Джек полагал, что вождь попытался бы спасти всех пленников. Сам Абсолют чувствовал, что ему страшно повезло и в том, что удалось уберечь хотя бы четыре жизни.

Характер доносившихся со стороны индейского лагеря звуков изменился. Отдельные голоса, одни исполненные ужаса, а другие — звенящие от ярости, слились в общий устрашающий клич мщения.

Джек, прихрамывая, пошел прочь. Он знал, что эхо этого страшного клича стихнет не скоро.

Глава 9Идиот

— Три недели! — ругался Джек себе под нос, беспомощно взирая на дурацкие ужимки. — Три чертовых, проклятых недели — и все может пойти псу под хвост в один момент.

Три недели, миновавшие после сражения при Орискани, он, Брант и Ате провели в бесконечных спорах, уговорах, сопряженных с подкупом, и просто мольбах, имевших целью не допустить ухода племен. Несмотря на категорическое неприятие индейцами тактики, избранной английским командованием; несмотря на тяжкие потери, которые, помимо всего прочего, требовали возвращения в родные стойбища для свершения поминальных церемоний; несмотря на то, что ежедневный рацион становился все меньше и даже запас рома подходил к концу, — несмотря на все это, троим товарищам каким-то чудом удалось убедить индейцев сохранить верность делу Короны.

И вот теперь все могло пойти насмарку из-за одного человека. Сумасшедшего.

Он раскачивался в центре круга, широко разведя руки и подняв фалды своего длинного синего сюртука. С того места, где находился Джек, казалось, будто на темной подкладке его одеяния сияют звезды. Не меньше пары десятков.

— Целый полк! Пух! Пух! Бабах!!! Все целят в бедного Ганса-Йоста Шулера. Но они промазали, не попали в меня. В сына каждой матери! Ух! Ух! Ух!

Он вертелся из стороны в стороны, растопыривая продырявленные фалды, а потом, перестав просовывать пальцы в пулевые отверстия, жалобным голосом возгласил:

— Бедный, бедный мой сюртучок. Не, он не будет согревать Ганса-Йоста этой зимой, ох, не будет. Солома, вот что мне нужно, много соломы, чтобы заткнуть, а то этот сарай совсем прохудился.

Безумец дико расхохотался, и его смех дружно подхватили индейцы. Все они не отрывали глаз от этого странного малого с длинными, свалявшимися волосами пшеничного цвета, торчавшими из отверстий его шляпы, продырявленной не хуже сюртука. Они любовались его покрытой оспинами физиономией с неровными пятнами щетины и ртом, полным неестественно длинных, с диковинным прикусом, зубов. Слюна стекала по его подбородку, пятная сальные лацканы.

Джек обвел взглядом круг зрителей, покатывавшихся со смеху. По ту сторону человеческого кольца находился Сэмюэль, гонец из племени кайюга, раны которого почти зажили. Джек подошел к нему и опустился рядом на корточки.

— Одержимый духами, — сообщил Сэмюэль, задыхаясь от смеха. — Рассказывает про мятежников, которые палят в него, палят, и все мимо!

Он заулюлюкал, указывая на Ганса-Йоста, который теперь подпрыгивал вверх-вниз на своей шляпе.