Контрапункт, стр. 15
Это не была любовь с первого взгляда – прежде чем пожениться, они хорошо узнали друг друга, – но единственная, настоящая любовь для обоих на всю жизнь.
Александра Николаевна не поражала красотой при первом знакомстве. Но по мере общения пленяла кротостью, неброской прелестью русской северянки – нежный, пастельный колорит лица, волос…
Борис Андреевич, его дела были главным смыслом жизни Александры Николаевны. Все на нем всегда сияло и блистало – он был ухожен тщательно и с любовью.
И, может быть, есть доля ее «вины» в том, что одним из наиболее заметных различий братьев является их одежда? «Я различал их по одежде», – говорил Всеволод Бобров.
Виталий Андреевич в высшей степени безразличен к тому, что на нем надето, он полагает, что сей вопрос не заслуживает сколько-нибудь серьезного внимания. Борис Андреевич всегда одевался с тщательностью лорда, идущего на прием, и в те свои незабвенные цедековские годы был в той же степени законодателем «футбольных», как и «одежных» мод. Кашне, шляпа, пальто – все строго гармонировало, тончайшие штрихи туалета, что называется, в «pendant», и никогда галстук, предназначенный, скажем, для визита, не мог быть надет на официальный прием.
Но, возможно, обреченный быть всегда на виду, прославленный тренер прославленной команды лейтенантов не мог быть иным? Ибо, хотя волею судеб Борис Андреевич тренировал на своем веку не одну команду, имя его в первую очередь связывается с ЦДКА. Больше всего – с ЦДКА.
Его команды – сколько их было? – Нетрудно сосчитать. Об этом хождении можно было бы написать грустную историю, хотя на самом деле она не так уж грустна. В конце концов, если герой истории побеждает, причем побеждает не раз и чаще других, – в чем тут печаль?
«Я, как чеховская Душечка, всегда болела за ту команду, которую тренировал Борис Андреевич», – говорила Александра Николаевна.
Она ходила на все его матчи и страшно при этом волновалась. Она сидела на трибуне совершенно прямая, застывшая, а по бокам в духе обычных болельщиков бесновались ее дети, Витя и Ирочка. Александра Николаевна всегда была в курсе всех дел мужа и крайне болезненно переживала его неудачи. «К счастью, неудач было мало», – так говорит Борис Андреевич. В сущности, была одна-единственная неудача – расформировали команду ЦДКА. Все остальное, вероятно, можно считать лишь следствием. Отголоски той «неудачи», полагают специалисты, слышны и теперь: ныне футбольная команда ЦСКА мало похожа на ту, цедековскую. И первое, что бросается в глаза даже непосвященным, – это различие в результатах. Но, конечно, не только это.
Болея за все команды Бориса Андреевича, Александра Николаевна также всегда помнила ЦДКА. Хотя, в сущности, какая ей разница, кого он тренирует, если почти круглый год все равно в отъезде, на бесконечных сборах и соревнованиях! Жизнь с ним – сплошное ожидание. Его «узор» таков: вначале удается ждать незаметно и легко, потом становится все труднее – тяжко, грустно, тоскливо. Муки тоски внезапно сменяются мучительной, почти нестерпимой радостью – уже скоро! – в которой, однако, мелькает некоторая неуверенность: не изменился ли он? Наконец наступает короткая передышка– приехал! И – «узор» повторяется – снова ждать.
«К сожалению, моя вина в том, что мы часто жили врозь… – признается Борис Андреевич. – Но у меня не оставалось иного выхода! Раз я требовал полной отдачи от игроков, я был обязан и сам находиться в столь же жестком режиме. Иначе я не смог бы вывести команду на первое место… Работа требовала всех душевных сил…»
И Александра Николаевна терпеливо ждала. «Наша мама – вся для семьи. Добрая, ласковая, кроткая мать и жена, но прежде всего – жена, – говорит дочь Бориса Андреевича. – Мама для папы – это самый дорогой человек на свете, как и он для нее. Она пошла бы за ним куда угодно, ну а папа… папа, когда это случилось, когда мама попала в катастрофу, бросил все, чтобы спасти ее…»
…В последние годы работы в академии занятия по физвоспитанию вел в основном Виталий Андреевич. Борис Андреевич уже постепенно погружался в футбол и в конце концов, в 1936 году, окончательно оставив академию, перешел на тренерскую работу по футболу. Его первой командой стала московская команда завода «Серп и молот» – «Металлург», за которую он играл со дня ее организации.
Виталий Андреевич несколько позже перейдет работать в институт физкультуры и главным для себя видом спорта изберет фехтование. Нет, он не вполне отдаст ему предпочтение перед футболом. Просто решит, что в фехтовании быстрей, верней добьется успеха.
Итак, выбор сделан. Отныне они уже не будут вместе, а значит, лишатся постоянно ощущаемой опоры и стимулятора в продвижении вперед – присутствия рядом брата-соперника. Это был нелегкий в их жизни момент – ведь, лишившись опоры, надо удержаться, не качнуться назад…
Но на самом деле, как выяснилось, опора-стимулятор не исчезла, просто стала действовать на расстоянии. И кто решится утверждать, что это воздействие оказалось слабее прежнего!
Итак, свой «путь наверх» – а в понимании братьев это путь исключительно «к вершинам мысли» – каждый совершит теперь самостоятельно, по-своему, если угодно – «полем» и «дорожкой».
Возможно, иному читателю покажется парадоксальным это сочетание – «вершины мысли» и «спорт». Но именно тому, чтобы так не казалось, братья и посвятят свою жизнь…
ЧАСТЬ II. МОЙ БРАТ И Я
Эта часть книги во многом посвящена тем футболистам и фехтовальщикам, которые брали уроки у Аркадьевых, ибо ничто так верно не характеризует тренера, как достижения тех, кого он воспитал.
И сквозь облики и судьбы их учеников, сквозь те уроки, что составили школу братьев, сквозь фехтование и футбол в свете ушедших уже в историю времен, быть может, отчетливее проступит жизнь братьев.
Но какое отношение я, женщина, имею к футболу? Естественно, никакого. И, вероятно, выглядит достаточно курьезно то, что я касаюсь в книге этой игры. В самом деле, прежде футбол абсолютно не существовал для меня. Прежде – это до знакомства с Борисом Андреевичем.
На протяжении нескольких лет я брала уроки фехтования у Виталия Андреевича и однажды на улице приняла Бориса Андреевича за своего учителя. На мое приветствие он вопреки их правилу – не разубеждать обознавшихся, – вежливо сказал: «Э, простите, я вас не знаю». Я и не подозревала, что у Виталия Андреевича есть брат и, сраженная «отповедью», стала растерянно лепетать: «Но ведь еще вчера…» Так мы познакомились. И так возник интерес к игре – как интерес к человеку, посвятившему ей всю жизнь и с которым я, казалось, была давно и хорошо знакома – «как вылитые».
Итак, этот раздел представит собой некую фехтовально-футбольную смесь, где невольно переплетутся и сопоставятся судьбы аркадьевских учеников, судьбы столь полярных видов спорта, наконец, судьбы братьев. Но таков уж удел близнецов…
Фехтование и футбол, впрочем, как кажется, совсем несопоставимы, и объединить их может лишь фамилия Аркадьев. Все же попытаемся сравнить.
Фехтование – это решетка маски и узость дрожки. Футбол – размах, раскованность и воля стадиона.
Фехтование – это камерность. На тонкой золотой полоске двое. Это загадочный поединок-дуэт, его утонченность доступна лишь узкому кругу посвященных.
Футбол же нечто крупномасштабное, если угодно, симфония – глобальность тем и обилие страстей, – а также, естественно, множество исполнителей и зрителей. В сущности говоря, любители футбола – это все, включая и фехтовальщиков.
Фехтовальный зритель сдержан, в момент турнирных поединков недоступен для окружающих и зачастую одинок.
Душа футбольного болельщика открыта всякому, кто произнесет это магическое заклинание «футбол».
Футбол – это раздолье, это пиршество цвета. Фехтование – однотонность и строгость белизны.
Футбол – игра, хотя если послушать футбольного болельщика, то это самая серьезная вещь на свете, а все остальное – игра, в том числе и фехтование. В 1966 году в Лондоне один любитель футбола покончил с собой из-за того, что в момент открытия чемпионата мира по футболу у него сломался телевизор.