Чудесное наследство. Книга 3, стр. 16
На занятиях по чревовещанию обычно отличался Макс Кальб. Сидя за последним столом с отрешенной физиономией, он сыпал преподавателю вопрос за вопросом, не открывая рта и не поднимая руки. И несчастный педагог вынужден был метаться по классу и прислушиваться к бурчанию в животах всех учеников. Наконец он находил озорника и тоже ставил ему в журнал «ноль» – самую плохую отметку.
– Чревовещать нужно тогда, когда в этом возникает необходимость! – объяснял учитель Максу, а заодно и всем нам. – Или когда я вас об этом попрошу. А злоупотреблять знаниями, полученными на моих уроках, я никому не позволю! Вам понятно, Макс Кальб?!
– Понятно, – грустно отзывался наш приятель, не разжимая губ. – Больше этого не повторится!
Эрих Шлингель и Ульрика Кляйн предпочитали на занятиях вести себя тихо и нолей не хватать. Зато во внеурочное время они с радостью наверстывали упущенное. Эрих, например, любил забираться на крышу спального корпуса и с помощью волшебной палочки (а пользоваться ею до начала второго семестра было строжайше запрещено!) собирал над собою облака в грозовую тучу, а затем направлял ее туда, куда хотел: или в комнаты девочек, или в кабинет старшего воспитателя Михаэля Штумпфа, или еще куда-нибудь. То-то поднимался визг, когда в девчоночью спальню внезапно вплывало что-то серое и мокрое! Все пулей вылетали в коридор и закрывали дверь, за которой вдруг начинали грохотать раскаты оглушительного грома. А если ужасный ливень обрушивался на голову сидящего за столом в своем кабинете господина Штумпфа, то вопли старшего воспитателя можно было сравнить только с гласом иерехонской трубы, созывающей всех на Страшный Суд. Проделки Шлингеля, как правило, оставались безнаказанными: лезть на крышу спального корпуса и искать там виновника этих событий просто никому из взрослых не приходило в голову, а ученики, конечно, не выдавали своего товарища, хотя и обещали его как-нибудь поколотить за подобные «шуточки».
– Наверное, сквозняком тучку в комнату затянуло, – объясняли учителя странное «атмосферное» явление. – Редкий случай, но чего в жизни не бывает!
Ульрика Кляйн, в отличие от мальчишек, специально не озоровала. Но у нее с первого же дня обитания в школе юных чародеев проявилась одна особенность: за что бы Ульрика не взялась, чего бы она не коснулась, этот предмет тут же ломался и, как правило, навсегда. О волшебной шляпе, которой милая гнэльфина устроила легкое сотрясение мозгов, я уже рассказывал. Но она сумела вывести из строя – всего за неделю! – котел для варки волшебных зелий, три помела «Ореол-2003» (одно свое и два чужих), расколола чудесное зеркальце, умеющее показывать прошлое и будущее, по ошибке скормила говорящему ворону молодильное яблоко, переломила, вертя в руках, две волшебных палочки и потеряла не известно где казенную шапку-невидимку…
– У вас, фроляйн, талант! – сказал ей ректор школы профессор А. Т. Купрум, когда узнал про ее очередной «подвиг». – Ткнуть пальчиком в чугунный котел и сделать в нем дырку даже Гераклу не под силу, а вам удалось!
– Там уже была дырка, просто я в нее ловко попала, – стала оправдываться девочка.
Но профессор взмахом руки попросил ее замолчать.
– Хорошо, поверим на слово в твою сказочную меткость и не замеченный мною брак в новеньком котле. Но скажи, дорогая, зачем ты стащила у педагога молодильное яблоко и скормила его столетнему говорящему ворону?!
Ульрика покраснела и потупила голову:
– Я не стащила яблоко… Просто оно выскользнуло из рук учителя и покатилось по полу. А я нагнулась, чтобы его поднять, и у меня из кармашка выпало мое яблоко…
– И ты их, конечно, перепутала?
– Нет, я пыталась вернуть учителю его яблоко.
– А он заупрямился?
– Еще как! – «Я знаю, фроляйн Ульрика, о вашей чудесной удачливости, – сказал он. – Поэтому забирайте этот фрукт себе и кушайте его на здоровье. А мне отдайте то яблоко, которое вы положили в карман!»
– И ты послушалась?
– А разве не нужно слушаться учителя? – вскинула головку Ульрика Кляйн и с удивлением посмотрела на ректора школы.
– Нет-нет! Послушание приветствуется! – Теперь уже у профессора Купрума зарумянились щеки. – Но иногда можно и настоять на своем. Особенно когда ты уверен в правоте…
– А я не была уверена: яблочки-то похожие!
Ректор школы ласково погладил Ульрику по голове, потом подул на палец, который уколол о ее заколку для волос, и тихо произнес:
– Ступай, милая, к своим друзьям и подружкам. Конечно, жаль, что столетний говорящий ворон превратился в желторотого птенца умеющего только пищать, а единственная шапка-невидимка сгинула не известно куда, но, как говорится, что сделано, то сделано. Ступай, Ульрика, пока я не стал из-за тебя инвалидом! И постарайся больше ничего не ломать и не разбивать.
– Хорошо, я попробую!
Ульрика неумело поклонилась профессору Купруму, боднула его головой в живот, извинилась и попятилась назад. Сбила парочку горшочков с цветами, снова извинилась и опрометью кинулась ко мне и Шлингелю (мы стояли за чучелом белого медведя в школьном коридоре и, выглядывая из-за него, наблюдали за бесплатным спектаклем).
– Бежим отсюда поскорее! – крикнула она, роняя на меня и Эриха гигантское чучело. – Господин ректор сегодня явно не в духе, я еле от него отцепилась!
– Сначала отцепи мою курточку от зубов медведя, – простонал Шлингель, – а уж потом я попробую удрать!
Мы с Ульрикой освободили нашего приятеля из цепких челюстей страшного зверя и помогли ему подняться на ноги.
– И как тебе удается все сшибать и ронять? – спросил девочку Шлингель. – А еще ломать, разбивать, терять и скручивать?
– Господин Купрум сказал, что у меня к этому талант, – смущенно призналась Ульрика. – Но он, наверное, ошибся. Если бы у меня был такой талант, то я наверняка бы его зарыла в землю или угробила еще в самом раннем детстве!
Глава двадцать восьмая
В школе юных чародеев я был единственным пуппитроллем, и это обстоятельство накладывало на меня дополнительную ответственность хорошо учиться и стараться ничем не запятнать имя нашего славного рода. Но, как говорится, «с кем поведешься, от того и наберешься»: я тоже сумел получить несколько нолей в журнал от наших щедрых преподавателей.
Первый ноль я заработал даже не на уроках, а только еще на подступах к ним. В понедельник утром, перед началом занятий, наш классный воспитатель профессор Штумпф собрал нас в своем кабинете и объявил, что сегодня мы займемся заготовкой орлиных перьев. И как бы между прочим, он спросил, обращаясь ко всем нам:
– Кто скажет, почему вы должны писать орлиными перьями?
– Наверное, в магазинах кончились авторучки? – вопросом на вопрос ответил Кальб.
– Ответ неверный, получай ноль!
Кандидаты в чародеи сразу притихли: учеба в школе началась не слабо!
Однако печальная попытка товарища не образумила Эриха Шлингеля и он смело брякнул:
– В нашей школе нет гусей! Поэтому в ход идут орлиные перья!
Михаэль Штумпф и Эриху влепил ноль. А затем долго, долго ждал очередного храбреца. Но не дождался и сам отправился на поиски героя. Он медленно прогулялся по широкому коридору между столами, зорко высматривая новую жертву. Ею оказался, конечно, я – самый, казалось бы, неприметный среди всех одноклассников.
– Ну, Тупсифокс, – растягивая слова и одновременно удовольствие, произнес Михаэль Штумпф, – порадуй меня правильным ответом!
– В нашей школе пишут орлиными перьями потому, что это очень круто! – отбарабанил я по-солдатски.
– Уже теплее… Но все-равно ставлю тебе ноль. А ответ прост: орлиными перьями писал ТОТ, КОГО НЕЛЬЗЯ НАЗЫВАТЬ! Поэтому и в нашей школе мы будем ими пользоваться. Даже если это кому-то из вас покажется ужасной глупостью! – добавил профессор строгим голосом.
Второй ноль я заработал уже гораздо позже, на одном из уроков по зельеварению. Пока педагог объяснял нам формулы усыпительных снадобий, Эрих Шлингель развлекался тем, что то и дело напяливал мой клоунский колпак мне до самого подбородка. И разумеется, я больше половины рассказанного учителем пропустил мимо ушей (они ведь были у меня закрыты!). А когда преподаватель поручил мне испечь «усыпительный пирог», я чуть было не завалил все дело. Но выкрутился! Готовя тесто, я начал бормотать громко вслух «Правила внутреннего распорядка школы юных волшебников». Затем без остановки, когда принялся выпекать сам пирог, стал бормотать «Свод моральных принципов юного волшебника». А чуть позже, уже вынув из духовки румяный яблочный пирог и раздав каждому ученику и, конечно, учителю по солидному куску, я пробормотал текст школьного гимна. И добился своего: все уснули, уронив головы на столы! Даже учитель не удержался и раза три клюнул носом. Но быстро опомнился и смущенно воскликнул: