Девяносто девять, стр. 21

– Я люблю тебя! – воскликнула она. – Правда люблю.

– Я знаю, – ответил Грегори. От смеха у него из глаз полились слезы.

Он снова кончил, на сей раз с громким криком, Джиллиан прекратила движение и легла на него. Он слышал, как бьется ее сердце, ее дыхание щекотало ему ухо. От ее пота Грегори сделалось холодно, и он потянулся за одеялом.

– Джиллиан…

– М-м-м… – был ответ, она уткнулась ртом ему в шею.

– Джиллиан, – произнес он снова, хихикая. – Мы можем накрыться? Я замерзаю.

Джиллиан приподнялась и серьезно взглянула ему в глаза.

– Перевернись.

– Можно я натяну одеяла, Джиллиан? Здесь чертовски холодно.

Она улыбнулась ему, неожиданно по-девчоночьи игриво.

– Вначале перевернись. Грегори снова начал смеяться.

– Я хочу сделать тебе кое-что приятное, – сказала она.

– Что-то еще более приятное? – Грегори почувствовал, как расслабляется каждый мускул в его теле, ему не хотелось двигаться. – Джиллиан, если ты сделаешь что-то еще более приятное, чем то, что уже сделала, ты меня убьешь.

– Я знаю, – ответила Джиллиан, смеясь. – Повернись.

Она поднялась над ним и практически силой повернула его на живот. Обеими руками Грегори ухватился за подушку, прижавшись к ней щекой. Теперь одним глазом он мог видеть окно. Облака разогнало, и он видел слабое мерцание звезд и отраженный огонек свечи. До самого последнего момента Грегори не знал, что именно этого простого, даже примитивного удовольствия вожделела его душа больше чего бы то ни было еще. Именно о таком удовольствии говорил он Мартину на следующий день после своего приезда. И какой от него может быть вред? Он доставил радость одинокой вдове фермера и сам получил давно взыскуемое. Глупый анахронизм сельского празднества казался ему теперь таким далеким и ненужным. Черт с ними, с полевыми исследованиями. Пусть они себе играют в дартс до умопомрачения и танцуют всю ночь на обдуваемой ветрами вершине холма или обнаженные и с ног до головы разрисованные водят хороводы вокруг древних мегалитов, пока он проведет здесь недельку-другую в объятиях Джиллиан, трахаясь до полного забвения всего и вся вокруг. Расставание с ней может оказаться в сложившихся обстоятельствах достаточно сложным, но если все это разыграть в стиле приятной грусти, томной меланхолии, своеобразной tristesse [1] антропологического варианта «Мадам Баттерфляй»…

Джиллиан села ему на поясницу и крепко сжала Грегори бедрами. Он чувствовал, как она наклоняется, и услышал, как грохочет столик у него за спиной.

– И что теперь? – спросил он с улыбкой.

– Тебе понравится, – ответила она. – Все будет просто чудесно.

– М-м-м… – пробормотал Грегори, сжимая подушку и поудобнее устраиваясь на скрипящем матраце.

– Не двигайся, – приказала Джиллиан, сильно надавив ему между лопаток, и Грегори почувствовал острый укол в задней части шей.

Жуткая боль пронзила его позвоночник, и Грегори содрогнулся с ног до головы, так, словно его ударило электрическим током. Грегори попытался сделать вдох и захлебнулся. Он взвыл от боли, попытался приподняться, но Джиллиан крепко держала его, продолжая совершать те же нестерпимо болезненные нажатия между лопаток Грегори. Боль уходила все глубже, сопровождаясь каким-то ослепительным светом, – и вдруг прекратилась, уступив место немыслимому наслаждению и медленно опускающейся темноте.

Грегори не мог произнести ни слова. Он попытался рукой ухватиться за Джиллиан, но только и смог, что чуть-чуть приподнять локоть, который тут же снова опустился. Джиллиан перевернула его на спину. Грегори знал, что его переворачивают, так как чувствовал смещение центра тяжести, однако прикосновений рук больше не ощущал. В этот миг на столике рядом с кроватью в теплом и уютном мерцании свечи он разглядел старомодный шприц.

Джиллиан склонилась над Грегори, в глазах ее стояли слезы. Они падали ему налицо, но он их не чувствовал. Он и ее-то уже почти не видел.

– Дорогой, дорогой Грегори, – говорила Джиллиан, исчезая в мутной пелене тумана. – Мой самый, самый любимый.

9

Грегори снова проснулся, и вновь ему в глаза светили звезды. Над ним разверзлась небесная бездна. Он никогда и жизни не видел таких ослепительно ярких звезд. Их свет, казалось, пронзал его; они напоминали яркие алмазные наконечники копий, нацеленных Грегори прямо в глаза. Он подумал, что, наверное, умирает и в данный момент находится в неком переходном состоянии между жизнью и смертью, однако звезды не двигались. А кроме того, Грегори и не верил в жизнь после смерти. Если он видит звезды – значит, пока еще жив.

Затем до него донесся шум ветра – как будто кто-то очень-очень медленно увеличивал звук, – а потом и человеческие голоса – где-то вдали, вне поля его зрения. Ему захотелось взглянуть в ту сторону, откуда доносились голоса, но Грегори почувствовал, что не в состоянии повернуть голову. Единственное, что он мог сделать, – это просто-напросто моргать. Он закрыл глаза, и небо сразу же предстало перед ним словно на негативе: яркие черные точки в бескрайнем океане белого.

Грегори снова открыл глаза.

К нему возвращалась способность концентрировать внимание. Теперь он уже мог разделить все слышимые им голоса на две отдельные группы. Одна была где-то поблизости – пара голосов, мужской и женский, явно занятые каким-то планированием; женщина что-то объясняла мужчине, а тот односложно отвечал ей. Грегори довольно отчетливо слышал слова, однако не мог уловить их значения. Тут звезды над ним закрыла тень. У тени были очертания человеческой головы.

– Послушай, Росс, – произнес женский голос. – Ты прошел мимо нужного места.

Очертания головы повернулись, и к ним присоединилась еще одна тень человеческой головы, закрыв теперь почти все небо.

– Где? – спросил мужской голос.

– Вон там, – ответил женский. Женщина куда-то указывала.

Мужчина что-то пробурчал в ответ и исчез из поля зрения Грегори. И тут он узнал эти голоса. Перед ним была пара старых колониальных чиновников, которых он встретил на автобусе: Росс и Маргарет.

– Как же так? – произнес голос Росса.

– Не знаю, – со скептической интонацией ответил ему голос Маргарет.

Грегори начал понемногу узнавать ее черты в свете звезд.

– Черт бы побрал проклятую кисть! – воскликнул Росс. – Придется сказать Тревору все, что я о нем думаю.

– Плох тот работник, который ругает свой инструмент, – резонно заметила Маргарет.

– Может быть, дорогая, ты все-таки мне подсобишь, – сказал Росс с едва заметным раздражением.

Он снова появился в поле зрения Грегори, держа в руке что-то длинное и тонкое. Кисть для рисования.

– О, Росс, в самом деле! – воскликнула Маргарет.

Тут другая группа голосов сделалась значительно громче, и Грегори обратил все свое внимание в их сторону. Несколько человек вне поля его зрения о чем-то горячо спорили; долетали лишь отдельные слова, все остальные заглушало завывание ветра. Казалось, что все говорили одновременно. Но вот из гула голосов выделился мужской голос – и сразу же все замолчали.

– Послушайте, вы! – твердо произнес этот человек. – Сегодня ночь «Семи сестер» или нет?

– Да, но… – ответил ему женский голос, который, похоже, принадлежал Джиллиан.

– И разве он не обошел круг камней посолонь?

Грегори решил, что слышит голос человека на косилке, того, что был в кожаной кепке.

– Да, – твердо произнес еще один женский голос. – Сегодня в полдень. – Пауза. – Не так ли? Тед?

– Так, так, – ответил ей голос, в котором Грегори сразу же узнал человека с граблями. – Весь круг, совершенно точно.

– И разве он не поднял козла? – продолжал человек в кожаной кепке.

– Да, поднял, только… – произнес женский голос, вдруг повысившийся до крика, но слова ее заглушил ветер.

Мгновение спустя Грегори услышал, как Кожаная Кепка громко и с пафосом произносит:

– Послушайте, не должно быть больше никаких споров. Это он. Он принадлежит Ей. Давайте продолжать. Здесь страшно холодно.