Слово джентльмена, стр. 40

Люсинда в ужасе попыталась закрыть уши ладонями, чтобы не слушать далее эту ужасную исповедь, но Роберт схватил ее за обе руки.

– Прошу вас, остановитесь! – шепотом умоляла она. – Я не могу больше слушать эти ужасы! Боже мой, вы хотели убить себя!

– Убить себя? Так я уже почти это сделал! Я просто не мог более выносить всего, что творилось в стенах Шато-Паньон! Как-то раз, когда охранники стали водворять меня обратно в камеру после очередного допроса, я кинулся на одного из них, выхватил из его ножен кинжал и попытался поразить им стоявшего рядом коменданта. Если бы это удалось, то меня бы расстреляли на месте, а как раз этого я и добивался. Один из охранников успел несколько раз в меня выстрелить, и я упал, но раны оказались несмертельными. Однако поскольку я упал навзничь около стены, меня посчитали мертвым. Посовещавшись, французы перебросили меня через стену. По счастью, я упал на траву. Когда стемнело, я пополз в лес, подходивший почти к самому замку, но, обессилев от потери крови, дополз только до ближайшей полянки, где перевернулся на спину и стал ждать смерти.

Люсинда почувствовала, как по ее щекам потекли слезы.

– Боже мой! – пробормотала она, сжимая пальцы Роберта.

Лицо Роберта было в нескольких сантиметрах от ее губ – серое, измученное, постаревшее. Люсинда некоторое время смотрела в его несчастные глаза, потом обняла за шею и поцеловала.

– Я никогда не верила, что вы могли сделать подлость! – шептала она, покрывая поцелуями щеки, лоб, глаза Роберта, стараясь крепче прижаться к нему.

Неожиданно Роберт отстранился и тяжело вздохнул:

– Увы, это еще не все. Я чувствовал себя умершим все последние три года и лишь недавно подумал, что мог бы стать полезным вам, Люсинда. Предполагается, что я мертв, и я действительно почти стал мертвецом… Знаю, это угнетает мою семью, заставляет ее страдать…

– Но ведь на самом деле вы живы!

– Вряд ли… Каждое утро, с которого начинается очередной мой день, мне кажется чудом. Что же касается вас, то тут не стоит лукавить! Вы не можете выйти замуж за Джеффри Ньюкома только потому, что это представляется вам самым простым и приятным решением проблем. Неужели вы этого и в самом деле не понимаете?

– А что плохого вы находите в простоте и приятности?

– То, что это не мир и не спокойствие, а всего лишь мель, на которой можно отсидеться. Для вас простота и приятность в данном случае означает отсутствие огорчений или каких-то неожиданных тревог и потрясений…

– Нет, совсем не так! Например, простота составляет немалую долю счастья в моей жизни.

– Вы лжете!

– Ничуть.

Роберт нагнулся и вновь припал к ее губам. В значении этого нового поцелуя Люсинда уже не сомневалась. Она небезразлична Роберту. Конечно, Люсинда знала, что сможет вовремя остановить его, если захочет, но в этот момент меньше всего желала это сделать. Смерть, видимо, уже заняла большое место в его душе, а ей только еще предстояло вселиться туда, постараться вытеснить свою страшную соперницу и оживить душу Роберта.

Вкус его горячих губ заставил сердце Люсинды учащенно биться. Кончиком языка Роберт провел по тыльным сторонам ее зубов. Потом ловкие пальцы осторожно освободили ее волосы от лент и нежно пригладили рассыпавшиеся локоны.

Ладони Люсинды проникли под его куртку, изящные женские пальцы расстегнули пуговицы, а тонкие руки с неожиданной силой стянули с Роберта куртку и бросили на пол. За курткой туда же полетела белая шелковая рубашка. Люсинда даже не почувствовала, как руки Роберта расстегнули и сняли ее блузку и принялись за нижнюю рубашку. Через несколько секунд все это тоже лежало на полу.

Ладони Роберта легли на очаровательные полушария грудей Люсинды и крепко сжали их, а она всем своим телом приникла к нему.

Роберт поднял Люсинду на руки и перенес на расстеленную кровать, которую она приготовила для себя…

– Скажи мне что-нибудь! – прерывистым шепотом попросила Люсинда, впервые перейдя на ты.

– Ты прекрасна… Бесподобна… Теплая, нежная… Боже, я просто не верю, что все это происходит наяву!

– Ты понимаешь, что это означает?

– Что?

– А то, что ты не умер и, судя по разгорающемуся темпераменту, умирать не собираешься!

Роберт застонал и покрыл поцелуями обнаженное тело Люсинды. Его ладони скользнули вниз, мягко провели по курчавым волоскам…

– Боже! – простонал он. – Как давно я этого не делал!

– А я так вообще никогда!

Роберт изумленно посмотрел на Люсинду:

– Неужели?

– Представь себе. А теперь признайся: ты хочешь меня?

– Безумно! А ты?

– Мне кажется, что не меньше!

– Тогда…

Осторожно, нежно Роберт проникал в ее плоть. Люсинда только на мгновение почувствовала острую боль…

…Пик страсти миновал. Они еще долго неподвижно лежали рядом, с трудом приходя в себя. Наконец Роберт поднялся, сел на край кровати и с сожалением проговорил:

– А теперь я должен уйти.

Люсинда хотела было запротестовать, но взглянула на обнаженную спину Роберта и с ужасом увидела, что вся она покрыта шрамами. Некоторые из них тянулись снизу вверх почти до шеи. Было совершенно очевидно, что получены они совсем недавно.

– Тебя истязали кнутом? – Она осторожно провела ладонью по его спине.

От этого прикосновения Роберт вздрогнул и прошептал:

– Не только кнутом. Всем, что только попадалось под руку. Последним, кто видел эти шрамы, был Тристан, когда помогал смазывать их – тогда они еще не до конца зажили. С тех пор я не раздевался в чьем-либо присутствии.

Люсинда не разрыдалась, не упала в обморок и не отвернулась, но Роберт понимал, что представляет собой весьма жалкое зрелище.

– Мы расследуем все случившееся, – убежденно сказала Люсинда, – и обязательно найдем настоящего виновника. Тогда все мерзкие слухи прекратятся и твоя репутация вновь будет восстановлена.

– Но сперва и с моей стороны необходимы еще кое-какие шаги.

– С нашей стороны, – поправила его Люсинда.

– Я шел сюда сегодня не для того, чтобы просить тебя о помощи! – воскликнул Роберт. – И сам не должен допустить; чтобы моя семья была разбита слухами о том, будто бы я пытался покончить жизнь самоубийством! Прошу тебя ничего больше не говорить своему отцу! Обещай мне.

– Обещаю!

– Надеюсь, что на сей раз ты сдержишь свое слово?

– Сдержу!

Люсинда стояла перед Робертом, стройная, красивая, с роскошными распущенными волосами и обнаженной высокой грудью. Он почувствовал, что снова желает ее. И еще он хотел сказать ей, что она стала для него маяком будущего, его надеждой, всем смыслом жизни. Но Роберт понимал, что сейчас должен уйти, потому что так будет лучше для них обоих!

Глава 16

Едва Роберт, вернувшись домой, проскользнул в холл, как почувствовал, что там кто-то есть. В следующий момент чья-то ладонь легла ему на плечо.

– Уходи! – со злостью выкрикнул он, узнав Тристана по запаху его любимого мыла.

– Эндрю и Шоу упаковывают вещи в дорогу, – спокойно, не обращая внимания на резкий тон младшего брата, произнес Тристан. – Ты ведь знаешь, что они уезжают в Шотландию.

Несмотря на мягкие, почти вкрадчивые интонации Тристана, его лицо оставалось угрюмым и неприветливым. Роберт тяжело вздохнул. Уходя от Люсинды, он надеялся на более теплую встречу со старшим братом, однако теперь ему стало ясно, что ничего в их жизни и отношениях не изменилось.

– Я хочу спать! – пробурчал он.

– Нет. Сначала ты должен пойти вместе со мной к Джорджиане, – непререкаемым тоном заявил Тристан. – Она не спит, как, впрочем, и никто из нас. Около нее сейчас дежурит горничная.

Чувство удовлетворения и спокойствия мгновенно покинуло Роберта. Он с тоской подумал, что постоянная тревога и непонятный страх, преследовавший его все последние месяцы, отнюдь не рассеялись после визита к Люсинде и их неожиданной близости.