Искатель. 1984. Выпуск №6, стр. 10

Я осторожно поднялся. Сделал несколько шагов, и это получилось достаточно беззвучно. Голова кружилась, и тысячи мыслей бураном теснились во мне.

Коридор и прихожая были бесконечно длинны и темны. Однако моя цепкая память выручила — я детально помнил расположение нехитрой мебели и удачно обошел все препятствия, не издав ни единого звука.

Вот и входная дверь.

Я нащупал несколько замков и широкий крепкий металлический засов. Засов подался мягко, без лишнего шума. Два замка сверху тоже лишь чуть скрипнули. Но я замер, прислушиваясь, оглушенный стуком собственного сердца.

Где-то послышались осторожные, крадущиеся шаги. Далеко. Скорее всего на лестнице.

Я занялся третьим, последним замком, и он оказался самым неподатливым. Когда я наконец разобрался в его системе, он глухо щелкнул, срабатывая. Звук был достаточно громким, и я снова замер.

— Бэрни! — раздался истерический вопль. — Сейчас же отойдите от двери! Вы с ума сошли!!!

Я рванул на себя дверь, не раздумывая. Не вышло. Я вспомнил, что она открывается наружу, и толкнул ее вперед.

— Остановитесь! — раздался ужасный крик.

Я собрался было выбежать, но чье-то грузное мохнатое тело бросилось на меня и сбило с ног. Я упал на спину и успел заметить, как еще одна собака стремительно кинулась в темноту комнат.

— А-а-а! — закричал страшным голосом Квастму, и тут же загрохотали выстрелы. Послышалось злобное, ожесточенное рычание и визг. Что-то мягкое упало, началась возня. Выстрелы прекратились.

Помутившись сознанием, я поднялся на ноги и бросился вон. Меня не интересовали происшествия в этом сумасшедшем доме: прочь, прочь отсюда! Но едва я вышел за порог и спустился с крыльца, как ноги мои подкосились, я повалился в траву и потерял сознание. Придя в себя через некоторое время, я почувствовал, что у меня начался жар. Словно судорогой сводило тело, наизнанку выворачивало нутро.

Я понял, что это такое…

Яркий солнечный блик прорвался через лиственную гущу надо мной и упал мне прямо в глаза. Я чуть передвинулся и снова расслабился. Я позволил себе отдохнуть немного. Через час снова пойду в дом.

Рауль уже выздоравливает. Он лежит теперь рядом со мной и, высунув розовый мягкий язык, часто дышит. Кеннету Квастму удалось прострелить ризеншнауцера, коим и был Рауль, в трех местах, но он все же успел перегрызть горло дьявольскому профессору.

За Раулем ухаживает вместе с прочей мелюзгой Андрэ — крупная серая овчарка. Он очень ловок и умеет лучше всех открывать холодильники и коробки с продуктами.

Труп Квастму Андрэ вытащил из дома и уволок подальше в чащу экосада, куда иногда отваживаются заглядывать койоты и стервятники. Никто из нас туда больше не ходил.

А я прохожу «адаптацию», каждый день оглядываю себя и с ужасом замечаю, как что-то во мне меняется. И целыми днями копаюсь в бумагах Квастму, пытаюсь разобраться в его склянках, наполненных какими-то жидкостями, ищу противоядие. Оно обязательно должно быть. Ведь самому-то Квастму удавалось не заразиться своими вирусами.

Я тороплюсь. Подгоняет «адаптация», каждый час, днем и ночью, она превращает меня в кого-то. Иногда даже интересно: в кого же?

Последнее время я чувствую в душе какое-то странное волнение: мне кажется, что это чувство родства со всем, что меня окружает, чувство уверенности и надежды на то, что все окончится благополучно.

Во мне даже начинает просыпаться нечто репортерское:

«Ощущения человека, в буквальном смысле попавшего в собачью шкуру, невозможно передать словами. Весь мир вокруг словно преображается, ибо угол зрения намного ближе к земле. А эти запахи! На первых порах кажется, что у тебя открылось новое, дотоле неведомое чувство, но потом начинаешь понемногу осваиваться в лавине разнообразнейших оттенков запахов. Если мне все-таки будет суждено вновь преобразиться в человека, пожалуй, будет жаль этого чувства. Впрочем, что я говорю? С новыми вирусами профессора, Квастму, наверное, можно будет приобретать любые чувства…»

Все мы строго следим, чтобы никто не забрел в экосад. Наедут полицейские, нагрянут журналисты, перепутают, перебьют колбы. Тогда прощай все наши надежды. Кто обратит внимание на собак? А может случиться и худшее: вдруг у Квастму был все-таки припасен вирус, способный вызвать эпидемию?

Я потягиваюсь и встаю.

— Надо идти, — говорю Раулю. Говорю как-то странно, с подвыванием и подлаиванием. — Прохлаждаться мне теперь никак нельзя.

Рауль вздыхает и подталкивает меня холодным носом:

— Вставай!..

Павел ПАНОВ

БАЛЛАДА О ГОРАХ

Встречали десятую экспедицию, вернувшуюся с Чужой планеты, из района Красного Пятна.

И, когда отыграли свое оркестры, когда отзвучали все хорошие слова, Егор пробрался сквозь толпу к Ольге и протянул ей цветы. Цветов было так много, что Ольга сразу скрылась за ними. Егор рассмеялся и обнял ее вместе с букетом

— Здравствуй, моя хорошая! Я опять вернулся.

Они сели в дискоид, и Егор сказал:

— Сейчас мы приедем домой, и это будет самый последний дом, до которого я наконец-то добрался.

— Признавайся, у тебя появился еще какой-нибудь дом? — лукаво спросила Ольга.

Егор поднял дискоид в воздух и только потом ответил:

— Понимаешь, когда на монтаже заканчивался рабочий день, то мы обычно говорили друг другу: «Пошли домой». Врубали ранцы и плыли в пустоте к орбитальному модулю. Это и был наш первый дом. Там можно снять скафандры, разговаривать без радиопомех, видеть лица ребят, не закрытые черными светофильтрами… Потом заканчивалась вахта, и мы «летели домой», то есть на корабль, где гравитация, баня, бассейн, отдельные каюты и все остальное.

Ольга внимательно слушала. Дискоид набирал высоту. Его слегка покачивало на восходящих потоках.

— Потом построили факторию в Красном Пятне и стали говорить «спускаемся домой», когда вылетали с корабля на планету. Странно, Чужая стала нам более близкой, чем земной корабль, потому что там все-таки твердь под ногами, настоящий воздух с ветрами и запахами.

Егор замолчал.

— Говори, Егорушка, говори, — прошептала Ольга, вглядываясь в его лицо.

— Вот и все. Можно сказать, что и солнечная система — наш большой, обжитый дом, и Земля родная… Один чудак еще на орбите Плутона закричал: «Мы уже почти приехали!» А сейчас мы долетим до нашего с тобой дома…

Егор усмехнулся и пробормотал:

— Так что у меня этих домов, как у зайца лёжек.

— Ты у меня скорее волк. Космический волк, — засмеялась Ольга.

— Вот уж нет! Не хочу быть волком. Это жестокий зверь. Их было много там, в Красном Пятне…

Егор знал, что каждый раз после большой разлуки даже близким людям приходится привыкать друг к другу — Раньше он это делал мучительно — надолго замолкал, всматривался в Ольгу и находил новые, чужие для него черты, по-детски обижался, что она не осталась такой же, как три года назад. Потом решил, что этот трудный, неизбежный период нужно форсировать. И, возвращаясь со звезд, он начинал помногу шутить, рассказывать космические байки, болтать безобидную чепуху. Так он сам оттаивал от черного холода.

На Земле в первые же дни после возвращения весь дом обычно был наполнен их смехом, громкими спорами и песнями. Егор припомнил все это, представил новую встречу и облегченно вздохнул.

— Кстати, Оля, а где Женька? Что же он не пришел встречать? Может быть, его нет на Земле?

— Я не знаю, — быстро сказала Ольга. — Я потом тебе все расскажу.

А через секунду она тихо добавила:

— Он… на Земле. Он давно на Земле.

Егор молча кивнул и плотнее взялся за штурвал. Машина со свистом вспарывала воздух, дрожа от напряжения. Егор любил скорость. У него была такая профессия — любить скорость.

Он открыл дверь своим ключом и долго стоял на пороге, привыкая. Ольга подошла сзади, ткнулась головой в его плечо и тихонько сказала: