Токио, стр. 37

– Перестань, прекрати крутиться, как уж на сковородке. Ты что, взбесилась?

С другой стороны от нее, рядом с окном, я видела профиль Джейсона. Он с довольным видом покачал головой, приставил палец к кончику носа и кивнул, словно кто-то невидимый прошептал ему на ухо вопрос.

По приезде двойняшки сразу отправились спать, а я сняла жакет, повесила его на крючок рядом с сумкой Джейсона на лестничной площадке и без слов пошла по коридору в свою комнату. Он последовал за мной. Когда вошел в комнату, увидел, что я нервничаю.

– Я знаю, ты боишься.

– Нет. – Я потерла ладонями предплечья. – Нет, не боюсь.

Он, должно быть, не понимал, отчего я так беспокоюсь. Может, предполагал, что я боюсь изнасилования. Я так сильно дрожала, что каждый раз глубоко вздыхала, когда он меня касался. Старалась взять себя в руки и представить под своими ребрами что-нибудь спокойное, темное и тяжелое, поэтому и не упала духом. Джейсон, кажется, ничего не замечал – он припер меня к туалетному столику и встал между моими раздвинутыми ногами, вздернув платье выше талии. Взглянул на мои покрасневшие бедра, словно загипнотизированный местом, в котором мы должны были соединиться. При соприкосновении наших бедер я чувствовала, как в больших сосудах паха бьется его сердце. Он взялся за мои панталоны.

– Сними их.

– Нет. – Я отчаянно за них схватилась. – Пожалуйста.

– Ага, – сказал он, тихо и с любопытством заглянул мне в лицо. – Вот оно что! Я нашел. – Он снова сунул пальцы в пояс панталон. – Уже не это ли ты скрываешь?

– Нет! – я подалась назад, флаконы со столика полетели на пол и разбились. – Пожалуйста, не надо. Пожалуйста!

– О господи! – воскликнул он и выдохнул, словно я его ударила. – Спокойно, спокойно.

Удивившись, сделал несколько шагов в сторону, положил руки на туалетный столик, чтобы тот не свалился.

– Спокойно, чудачка.

Я сдвинула ноги, закрыла глаза руками.

– Извини, – пробормотала я. – Извини. Только, пожалуйста, не снимай их.

Он не ответил, повисло продолжительное недоуменное молчание. Я слышала, как стучит мое сердце. Как бы мне хотелось сказать ему! Как бы мне хотелось, чтобы все было по-другому. Наконец он приблизился, прижал губы к моей шее и легонько на нее подышал. Я замерла, опасаясь того, что он скажет.

– Знаешь что, чудачка? Ты не можешь даже представить, как мы похожи – ты и я. Я точно знаю, о чем ты сейчас думаешь.

– Пожалуйста, не снимай их.

– И не собираюсь. Пока. Но позволь мне сказать, что произойдет. Однажды, скоро, ты скажешь мне, в чем дело. И знаешь что?

Я опустила руки и взглянула на него. – Что?

– Ничего страшного не произойдет. Потому что… – Он посмотрел на фреску с изображением Токио, на приколотые к стене изображения Нанкина. Его глаза блестели в приглушенном свете. – Потому что мы с тобой одинаковые. Ты это знала?

Я покачала головой, вытерла лицо руками и убрала с глаз волосы.

– Извини, – сказала я сдавленным голосом. – Мне очень жаль.

– Не расстраивайся. – Он поцеловал меня в шею, провел по ней языком, подождал, пока я успокоюсь. – Не надо расстраиваться. Единственная проблема – это…

– Мммм?

– Если не снимешь трусики, как же я тебя трахну?

Я глубоко вдохнула. Слегка его оттолкнула, подняла юбку, подсунула указательный палец под планку панталон и сдвинула ее в сторону. Ему хватило мгновения, чтобы понять секрет трусиков.

А потом было прекрасно – казалось, все во мне распрямилось, освободилось, закрутилось среди звезд и планет. После я едва могла говорить. Джейсон натянул джинсы, взял у меня сигарету, сунул в рот и зажег, сложил на груди руки и искоса, сквозь дым, посмотрел на цветы на моих панталонах, словно подозревал, что я над ним подшутила.

– Что? – нервно спросила я, оправляя трусики на животе, опасаясь, что он что-то заметил. – Что?

Он вынул сигарету и рассмеялся.

– Ничего.

Сбросил пепел широким жестом, словно фокусник. Затем вышел вон, не сказав ни слова. Я услыхала его шаги в конце коридора. Слышно было, как он достал ключи, надел туфли и пошел вниз по лестнице. В доме стало тихо. А я сидела одна на туалетном столике, обнаженная, если не считать волшебных трусиков.

Я соскочила со стола и подошла к окну. В переулке никого не было, и Джейсона не видно. Он ушел. Я повернула лицо к неоновому Микки Рурку, посмотрела ему в глаза. Он улыбался как ни в чем не бывало. Из бухты Токио дул легкий бриз, мне показалось, я учуяла запах жареных креветок на южных островах. Единственный звук – шелест бамбука и отдаленный шум транспорта.

Что все это значит? Он ушел от меня, как те подростки из микроавтобуса. Я что-то сделала не так? Я села на пол и стала водить руками по животу. Сердце тяжко стучало. Я не должна была так далеко заходить, мне следовало оставить все, как было. Я смотрела на презерватив, который он оставил в мусорном ведре. Сейчас я испытывала пустоту, как и в тот раз, когда смотрела на удалявшиеся фары микроавтобуса. Неужели ты так и не выучила свой урок?

Я натянула платье, подошла к ведру, подобрала презерватив и пошла с ним по темному коридору. Опустила его в унитаз, несколько мгновений смотрела на него, после чего спустила воду. Серебристая в свете луны вода покрутила резинку и увлекла за собой.

Внизу хлопнула входная дверь, я услышала шаги на лестнице.

– Грей?

Он вернулся. Я оторвалась от стены, вышла в коридор. Джейсон был обвешан мешками с продуктами, которые купил в круглосуточном магазине. Сейчас это кажется глупым, но тогда, увидев его, я подумала, что он похож на ангела. Я заметила бутылки с саке и огромный пакет с сушеной каракатицей, выглядывающий из мешка.

– Нам требуется горючее. – Он вытащил пакет с креветками и показал мне. – Необходима энергия, чтобы проделать это еще раз.

Я закрыла глаза и уронила руки.

– Что такое?

– Ничего. – На моем лице расползлась невольная глупая улыбка. – Ничего.

Нанкин, 18 декабря 1937

После оглушительного рева бронетехники и мигания огней пришли солдаты. Они мчались по улицам, как те дьяволы из Сучжоу, о которых рассказывал Лю. Каждый раз, когда на дороге на некоторое время устанавливалась тишина, мы надеялись, что сможем выйти из укрытия, но слышали зловещее звяканье байонетного замка, шлепанье ботинок из свиной кожи, и на улице появлялось трое или четверо солдат японской армии с ружьями наготове. Патрульный в начале улицы нашел упаковочный ящик, уселся на него и курил сигареты, помахивая товарищам. Мы с Лю, усталые и замерзшие, прижались друг к другу, чтобы согреться. Лю, словно старший брат, обнимал меня за плечи.

Серебряный диск луны сиял необычайной чистотой, на его поверхности заметны были углубления и холмы. На крыше мы просидели более двух часов, луна за это время переместилась еще на один градус, неожиданно высветив на горизонте черное пятно с покатыми краями. Мы молча на него смотрели.

– Что это? – тихо спросил Лю.

– Тигровая гора?

Говорят, только из немногих районов Нанкина можно отчетливо разглядеть в очертаниях этой горы голову тигра. Надо лишь правильно выбрать место наблюдения. С нашей стороны ее и за гору принять было невозможно – совершенно другая форма, ктому же гора была странно маленькой, словно ее разрушил противник.

– Это может быть только Тигровая гора.

– Я и не представлял, что она так близко.

– Знаю, – прошептал я. – Это означает, что мы сейчас ближе к крепостной стене, чем я предполагал.

На луну набежало облачко – серебряные и красные кружевные полоски, – и тени на нашей крыше задвигались и затрепетали. Я закрыл глаза и теснее прижался к Лю. На улице за нашими спинами все еще слышно было передвижение японских войск. Неожиданно на меня навалилась усталость. Я знал, что нам придется ночевать здесь, на крыше. Лю плотно завернулся в куртку и тихо заговорил. Он рассказал мне о дне рождения сына. Он родился в Шанхае, в престижном районе. Когда ребенку исполнился месяц, пришли все родственники, принесли ребенку монеты в конвертах, играли с ним, а он смеялся и дрыгал ножками, так что на щиколотках и запястьях звенели маленькие золотые колокольчики. Лю не мог поверить в то, что сейчас он живет в одноэтажной лачуге в бедном переулке и бегает за больной собакой, чтобы добыть еду.