О, счастливица!, стр. 84

– Ну вот, только бы не еще один сухой день.

– Вы о чем?

– Да о том же самом, что случилось, когда я здесь в последний раз был, весной, – она вообще ни разу не заплакала, ни единой, понимаешь, слезинки. Мы уехали, а на следующее утро – здрасьте-пожалуйста. Друзья нам фотографии прислали – так она там ни дать ни взять Верный Старик! [52]

Мэри Андреа отвлеклась на загорелую обветренную женщину в свадебном платье. Восседая на табурете под деревом, женщина что-то тихонько излагала и театрально жестикулировала. Полдюжины туристов из автобуса собрались вокруг, хотя особо не приближались. Мэри Андреа как актрису всегда привлекали такие колоритные живые персонажи. Она попросила Кэти Баттенкилл придержать место в очереди.

Стук высоких каблуков насторожил мать Фингала: обычные паломники не одеваются так эффектно. Длина юбки новоприбывшей вызывала дополнительные сомнения в ее благочестии, хотя Фингалова мать и не была готова вынести решение на этот счет. Разве рыжеволосые богачки не могут переродиться? И разве не могут они, даже будучи грешницами, оказаться щедрыми в своих пожертвованиях?

– Привет. Меня зовут Мэри Андреа.

– Добро пожаловать в Грейндж. Я Марва, – отозвалась мать Фингала с табурета.

– Мне нравится ваш наряд. Вы его сами сшили?

– Я замужем за Словом Господним.

– А что у вас там, – поинтересовалась Мэри Андреа, – в тарелке?

Другие туристы потянулись к статуе Мадонны, где, кажется, началась возбужденная суета. Фингалова мать обеими руками подняла свой личный объект поклонения. Это была форма для выпечки «Таппервэр», матовая, цвета морской волны.

– Узри же Сына Божия! – провозгласила Фингалова мать.

– Что, серьезно? Можно взглянуть?

– Лик Иисуса Христа!

– Да-да, – сказала Мэри Андреа. Она открыла сумочку, достала три долларовых купюры и сунула их в прорезь коробки для пожертвований.

– Благодарим тебя, дитя. – Мать Фингала поставила форму себе на колени и с ворчанием открыла крышку. – Узри же!

– Это же омлет? – Мэри Андреа склонила голову набок.

– Разве ты не видишь Его?

– Нет, Марва, не вижу.

– Ну вот… посмотрите так. – Фингалова мать повернула форму на полоборота и стала менторски тыкать пальцем: – Это Его волосы… а вот Его брови…

– Перец-горошек?

– Нет-нет, ветчина… Взгляните, это Его терновый венец.

– Кубики помидоров?

– Именно! Хвала Господу!

– Марва, – сказала Мэри Андреа. – Я никогда не встречала ничего подобного. Никогда! – С тех пор как в последний раз ела «У Денни», подумала она.

Омлет не напоминал совершенно ничего, кроме омлета. Женщина или валяла дурака, или мошенничала, но кому какое дело?

– Будь благословенно, дитя, – изрекла мать Фингала, захлопывая крышку формы и туго ее завинчивая. Тем самым она объявила, что паломница на высоких каблуках уже получила откровение на свои три бакса.

Мэри Андреа сказала:

– Хочу, чтобы моя подруга тоже увидела. Вы не против? – Она радостно замахала Кэти, думая: по крайней мере это покруче, чем сидеть одной в «ХоДжо». – Кэти, иди сюда!

Но Кэти Баттенкилл была поглощена другим. Очередь к плачущей Мадонне превратилась в хаотичную взволнованную толпу, и эта толпа ринулась к канаве.

Фингалова мать пожала плечами:

– Время плача. Ты бы поторопилась.

Мэри Андреа пожалела сумасшедшую в свадебном платье. Нелегко, должно быть, тягаться с плачущей Девой Марией. Во всяком случае, когда у тебя есть лишь тарелка холодных яиц с «табаско». Мэри Андреа сунула женщине еще пять баксов.

– Хочешь снова Его увидеть? – Мать Фингала просияла.

– Может, как-нибудь в другой раз.

Мэри Андреа начала пробираться к дому. Она шла на цыпочках, пытаясь различить Кэти в зыби паломников. Даже в своем рвении они оставались мирными и обходительными – Мэри Андреа поразилась. В Нью-Йорке на святыню уже совершили бы фанатичный массовый набег – как на концерте Спрингстина.

Внезапно Мэри Андреа обнаружила, что по дорожке не пройти – высокий мужчина тащил навстречу – подумать только – аквариум, полный черепах.

Господи, удивилась она, этот город – просто магнит для психов.

Мэри Андреа отступила, чтобы дать незнакомцу дорогу. Он держал емкость высоко, на уровне глаз, чтобы защитить ее от толкотни туристов, и извинялся, протискиваясь между ними.

И сквозь заляпанный водорослями аквариум Мэри Андреа узнала лицо.

– Томас!

Он с любопытством выглянул из-за кромки аквариума. Ее муж.

– Будь я проклят, – пробормотал он.

– Ты и будешь! – завопила Мэри Андреа Финли Кроум. – Не сомневаюсь, что ты будешь проклят!

Она злобно распахнула плоскую сумочку и зашарила внутри. На мгновение Томас Пейн Кроум подумал, бывает ли ирония судьбы так безупречна, подумал, не убьют ли его сейчас взаправду, с необъяснимой охапкой черепашек в руках.

Тридцать

Леандр Симмонс и Жанин Симмонс Робинсон обозлились, узнав, что Бернард Сквайрз отозвал свое предложение по собственности их покойного отца. Во время конференц-связи с Кларой Маркхэм брат с сестрой сообщили, что им вовсе не нравится, что какой-то позер с Севера морочит им голову. Они-то понадеялись на заоблачную сумму после торгов, а теперь остались с одним покупателем и одним предложением.

– Которое, – напомнила им Клара, – больше, чем у вас было две недели назад.

Она не стала говорить, что Джолейн Фортунс сидит в офисе и слышит все через динамик громкой связи.

Леандр Симмонс выступал за отклонение предложения в 3 миллиона, поскольку за землю старика, очевидно, можно выручить больше. Нужно только потерпеть. Но его сестра энергично выступала против: она уже внесла свою долю залога в строительство теннисного корта с земляным покрытием и новых коттеджей для гостей в своей зимней резиденции на Бермудах.

Они судили и рядили полчаса кряду, спор прерывался лишь редкими лаконичными вопросами к Кларе Маркхэм на другом конце линии. Тем временем Джолейн развлекалась подслушиванием. Бедный Лайтхорс, думала она. Не удивительно, что он столько времени шастал по лесам – с такими-то детками.

Наконец Жанин и Леандр сошлись на предложенной сумме в 3 миллиона 175 тысяч, которую Джолейн молчаливо одобрила (показав Кларе жестом – «о'кей!»). Агентша сказала брату с сестрой, что обсудит новую сумму с покупателем и перезвонит им. К обеду сделка состоялась – три и один ровно. Новая владелица Симмонсова леса взяла трубку и представилась Леандру и Жанин, которые внезапно превратились в двух милейших людей на земле.

– Что вы задумали? – сердечно поинтересовалась сестра. – Кондоминиумы? Офисный парк?

– Знаете, оставлю землю как есть, – сказала Джолейн.

– Вот хитрюга. Необработанная древесина – чертовски долгосрочное вложение. – Брат старался казаться проницательным.

– Вообще-то, – сказала Джолейн, – я собираюсь оставить все в точности как есть… навсегда.

Озадаченное молчание от брата с сестрой. Клара Маркхэм жизнерадостно провозгласила в динамик:

– Рада была поработать со всеми вами. Вскоре еще созвонимся.

Моффит ждал снаружи. Он предложил подвезти Джолейн и по пути извинился за обыск.

– Я волновался, только и всего. Я постарался не свинячить.

– Ты прощен, подлый маленький поганец. А теперь скажи мне, что там было у вас с Берни – как ты его спугнул?

Моффит рассказал. Джолейн ухмыльнулась:

– Ах ты гад. Погоди, я еще Тому расскажу.

– Ага. Сила прессы. – Моффит подрулил огромный «шеви» к ее подъездной дорожке.

– Может, пообедаешь? – спросила она.

– Спасибо, но мне надо бежать.

Она поцеловала его и заверила, что он по-прежнему ее герой – это была их старая шуточка.

Моффит заметил:

– А как же – но лучше бы я был Томом.

Джолейн грустно замолчала. Иногда она жалела, что не влюблена в Моффита так же, как он в нее. Он был одним из лучших мужчин, которых она знала.