Открытия, войны, странствия адмирал-генералиссимуса и его начальника штаба на воде, на земле и под з, стр. 44
— Ган-ну!.. — Щелкнул еще раз. Коровы подняли головы, посмотрели на него. Отбившаяся буренка вернулась. А мужик снова сел, достал кисет. — Который соображения не имеет — пущай работает в колхозе. А у которого соображение есть — гроши получит. Оно только, как слепни пойдут, одному несподручно. Но то ничего. Корова — дура. Раз, два взгрею — далече не сбежит.
Петьке расхотелось говорить с ним. И долго молчали.
Никита поглядел на каменистую, будто срезанную вершину Лысухи вдалеке.
— Дядь, а что, правду говорят: вроде пещера есть там, возле Лысухи?.. — спросил Никита.
— Что говорят — то правду! Да только я в ней не бывал! На кой она мне, та пещера! Мне в избе теплей! — Мужик захохотал, довольный собственной шуткой. Показал желтые зубы.
— А Черная пещера там есть?
— Да они все черные! — усмехнулся мужик, смачивая слюной кромку цигарки. — А если это про змея вы, так это жил тут один, когда церквы закрывали, комсомолия в общем. Доказывал, что змея нет. Ходил, мужиков с собой брал. Змеиная-то вроде та самая, что едва доберешься. Чуток башку не расшиб. Их там три — все облазил. Это ж Лысуха, а подальше чуть, справа вроде, там она самая и есть — Змеина гора, али Черная — то все одно. Дурной народ! Есть ли он — змей, нет ли, — какое мне дело! Ты свое знай, а змею пусть свое! Есть ли он, нет ли! — повторил мужик. И вдруг разозлился: — А то ж одному — змей! Другому — уборка! Третья, вишь, сопляков кучу нарожала! У четвертой — мужика прибили! Воюй, чтоб не прибили! Не лезь поперед батьки в пекло! А осень пришла — хнычут! Грошей нету! Тово нету! Ты мне подавай, мне твоим нетом не просытиться!
Петька с Никитой переглянулись и, пока мужик возмущался, отбежали чуть в сторону, с бугра.
— Эй ты, кулак! — крикнул Петька. — Жадюга!
— Мироед! — добавил Никита. — Жулик! Вдов обираешь!
Мужик с минуту оторопело глядел на них, выронив нераскуренную цигарку, потом схватил кнут и ринулся на них с бугра. Петька с Никитой что было, сил рванули метров на сто дальше. Остановились, когда мужик остановился.
— Что?! — крикнул Петька. — Фронтовичек грабишь?
И они стали поносить его. И поносили на чем свет стоит..
Мужик попробовал напугать их щелканьем кнута, кидал случайно попадавшими под руку камнями… Путешественники ловко уворачивались от камней и продолжали свое:
— Душегуб! Выжимало! Кулак! На шее женщин катаешься?!
У мужика от ярости даже слезы текли по щекам. Коровы на свободе давно разбрелись по полю, некоторые из них виднелись аж у леса.
Друзья и сами устали наконец.
— Ладно, — пообещал Петька. — Узнаём еще! Если не сбавишь плату с фронтовичек — замучаем!
И, оглядываясь на всякий случай, друзья скорым шагом направились к Туре.
А мужик как сел там, где они его оставили, так и сидел все время, пока они не скрылись в зарослях ивняка, что со всех сторон окружал пойменный луг.
Главное из того, что им требовалось, друзья выяснили.
План складывается
Утят корсары унесли к себе. Но сегодня путешественников это не огорчало. Их ждали иные заботы…
Петькина мать была в поле.
Стараясь делать все как можно незаметнее, приготовили и сложили в сараюшке Петькииы телогрейку, ботинки, кепку. Петька залез в буфет и взял из стоявших там в два ряда шести испеченных матерью хлебов целую буханку. Слазил в погреб, набрал картошки, отсыпал из мешочка соли, взял из кадки несколько соленых огурцов, пяток сырых яиц из корзинки, десяток маринованных рыжиков… Все это аккуратно уложили в котомку и спрятали в сараюшке, за дровами.
Затем пошли к Никите и долго играли в «чижика» перед домом, пока бабка, Алена собиралась навестить какую-то кумушку в дальнем конце деревни. Подходил Мишка и некоторое время подозрительно наблюдал за их игрой.
— Что же вы утят не идете смотреть?
— А что их смотреть, — отозвался Петька. — Завтра наша очередь — и насмотримся.
Мишка потолкался-потолкался, ничего не сказал, ушел.
Проделали в доме Никиты ту же операцию, что и в Петькиной избе.
Притащили из тайника фонарь, компас, веревку, штык, шпагат, заново оборудовали дротик. Заправили фонарь керосином и еще бутылку керосина налили про запас.
Словом, приготовились к новым испытаниям как следует. Опыт они теперь имели, и ни одна спичка не должна была намокнуть, ни одна картофелина пропасть даром. Удочки решили не брать, поскольку идти предстояло тайгой — набрали побольше картошки.
Когда снаряжение было приготовлено, вспомнили еще о двух препятствиях. Бабка Алена, не доверяя внуку, последнее время то и дело заставляла его спать в доме. А сама спала до того чутко, что не только встать и выйти, но даже кашлянуть нельзя было тайком от нее.
Второе препятствие заключалось в слове, которое они дали Валентине Сергеевне, что ничего не предпримут без ее ведома.
Трудности эти недолго озадачивали путешественников. Через десять минут они уже толкались в конюшне, около дядьки Филиппа.
— Дя Филипп, возьмите нас в ночное! А, дя Филипп?..
Дядька Филипп, очищая вилами лошадиные стойла, то надвигался на приятелей, то отступал от них, попыхивая толстой самокруткой из-под опущенного до кончика носа козырька, молчал. Потом глянул одним глазом.
— А… окучивалыцики?.. Нет. Раз обманули, другой раз не поверю…
— Мы больше не… — начал было заверять Никита и осекся. Они хотели как раз «да», а не «не», — они хотели сбежать ночью.
Грустные вышли из конюшни на улицу. И тут Никита хлопнул себя по великому лбу, вышибая наружу очередную идею.
— Зачем бежать ночью? — спросил Никита.
— Как зачем?.. — переспросил Петька. Но в следующую минуту от восторга чуть не свалил Никиту ударом кулака в плечо. Самые простые мысли всегда приходят пос, де самых сложных.
Путешественники спокойно могли выйти из дому поутру и к тому времени, когда их хватятся, быть уже либо у подножия Лысухи, либо на Змеиной горе.
С вечера заготовили три письма. Теперь они были уже не новичками в многомиллионной армии адресатов и корреспондентов. Письма получились короткими, солидными, успокоительными.
Бабка Алена действительно будто чувствовала что, заставляя Никиту спать дома.
Но Петька ночевал в сараюшке. И часа ночи ему хватило, чтобы, нагрузив на себя два мешка, две телогрейки, фонарь и прочую амуницию, вдоль Стерли оттащить все к самому водопаду.
От шорохов тайги сердце билось немножко чаще, чем всегда. Но все же Петька тщательно подвязал мешки на сосне, высоко от земли, тщательно припрятал остальной инвентарь. Бегом возвратился домой и до семи утра спал в сараюшке мертвецки, без единого сновидения.
Разбудил его грохот сипнальной банки над ухом.
Никита притащил ему огромный кусок пирога с картошкой, — подкрепиться. Петька съел его, неодеваясь, до крошки. Но потом они зашли еще к Петьке и уничтожили все, что предложила им Петькина мать.
Лишь когда обоим стало невмоготу от пресыщения, Петька сказал:
— Пойду, ма, пескарей наловлю утятам… — И взял мешковину.
— Чего ж, налови… — отозвалась Петькина мать, чуточку удивленная обходительностью сына. Ловить пескарей — предупреждает, но только через сутки она вспомнит, что это как раз и было подозрительно.